Современная израильская литература на иврите — это динамично развивающийся по своим объективным законам времени и места уникальный идейно-художественный процесс в молодом Государстве Израиль, которому лишь два года назад исполнилось 50 лет. Одновременно — это составная часть новой ивритской литературы, становление которой началось в конце XIX века в силу двух основных социально-исторических предпосылок — рождения национальной идеологии — сионизма и возрождения национального языка — иврита. Наконец, израильская литература сегодня — это неотъемлемая и полноправная составляющая мирового литературного процесса, часть все более заметная, интересующая все более широкие круги читателей в мире, и в силу этого неуклонно растет число языков, на которые переводятся произведения современных израильских писателей.

Ивритская литература сегодня представляет собой яркое и разнообразное по темам и художественно-стилистическим приемам творческое явление. Это вызвано целым рядом объективных обстоятельств. Во-первых, к удовольствию читателей всех возрастов и жанровых пристрастий, в наши дни плодотворно работают три поколения мастеров ивритского слова. Продолжают творить патриархи, уже именуемые классиками новой ивритской литературы — Самех Изхар (род. в 1916 г.), Моше Шамир (род. в 1921 г.), Хаим Гури (род. в 1923 г.), Ханох Бартов (род. в 1926 г.), — профессиональный авторитет и высокий художественный стиль которых глубоко почитаемы. Именно они возглавили еще в 40-е — 50-е годы группу литераторов, ставшую известной как «Поколение ПАЛМАХ» (ПАЛМАХ — наиболее эффективные вооруженные отряды еврейской общины в Палестине).

В середине 60-х годов к ним добавилось несколько более молодых прозаиков — представителей «Новой волны», вскоре также ставших гордостью израильской словесности на иврите. Это Аарон Аппельфельд, Ицхак Авербух-Орпаз, А.Б.Ехошуа, Амалия Кахана-Кармон, Амос Оз. Тогда же заявила о себе группа одаренных поэтов («Молодая поэзия»), многие из которых творчески энергичны и сегодня. Наиболее известны из них Ехуда Амихай, Натан Зах, Далия Равикович и некоторые другие. Наконец, в 80-е — 90-е годы в поток современной израильской литературы влились молодые, а сегодня уже популярные, широко издаваемые и переводимые на многие языки Меир Шалев, Давид Гроссман, Батья Гур, Орли Кастель-Блюм, Этгар Керет, Ехудит Кацир и Ирит Линор. Такова расстановка сил…

Во-вторых, в завершающемся столетии новая ивритская литература овладела, а также в той или иной форме и степени впитала практически весь спектр литературно-художественных жанров, стилей и приемов классической русской, а также других лучших литератур мира — французской, немецкой, английской, американской. Сложно назвать кого-то из известных в мире идейно-духовных властителей умов, кто бы не нашел своих последователей или оппонентов в новой ивритской словесности.

В-третьих, современная ивритская литература является уникальным явлением в силу своей этнической цветистости — насыщенности темами, идеями, образами и проблемами многих других литератур мира, поскольку в Израиль приезжали и становились его гражданами, а также творцами литературного процесса многие еврейские литераторы из почти 80 стран мира. Эту ситуацию точно охарактеризовал современный израильский писатель и литературовед Ефрем Баух: «Как некогда вышедшие из Египта евреи танцевали вокруг золотого тельца, так в последнее десятилетие литературные критики в Израиле ожесточенно полемизируют по поводу слова «побег»: чем является современная ивритская литература — побегом от своих корней или побегами единого корня, бегством или бегом в единой упряжке?»

В-четвертых, в-пятых… Анализ и характеристику современного литературного процесса в Израиле можно продолжить, но не это, по сути, является целью данного очерка. Речь все-таки об Этгаре Керете. Русскоязычному читателю предстоит познакомиться с творчеством необычного писателя. Керет представляет в современной ивритской прозе стилевое направление, которое многоученые литературоведы называют постмодернистским абсурдизмом. На самом деле все очень просто: литератор иногда использует гиперболизированные, абсурдные, а то и фантастические средства для описания самых обыденных, порой сугубо прозаических и банальных жизненных ситуаций.

В группе одаренных представителей молодого поколения израильских прозаиков, вошедших в литературу в начале 90-х годов, именно Керет обращает на себя особенное внимание. Он обладает удивительной способностью в произведении самой малой формы поднять острую жизненную проблему, а также отличается собственным художественно-лексическим стилем, который необыкновенно популярен у современной израильской молодежи. Автор уже трех сборников рассказов, ставших бестселлерами, Керет потенциально имеет возможности вырасти в серьезного литератора национального уровня.

Он родился в городе Рамат-Ган близ Тель-Авива в 1967 г. По его собственным воспоминаниям, будучи еще ребенком, Керет читал книги Амоса Оза и А.Б.Ехошуа с огромной завистью к уверенной манере письма этих авторов. Тем не менее, в юности его более привлекали такие западные писатели, как Бартельм, Кувер и Раймонд Карвер. Литературную работу Керет начал в 1991 г. со статей для газет и сценариев театральных постановок. В середине 90-х годов он уже вел постоянную колонку в иерусалимском еженедельнике «Коль а-ир» и писал диалоги к комиксам художника Р. Модана в газете «Зман Тель-Авив». В последнее время Керет читает лекции студентам Школы кинематографии при Тель-Авивском университете и создает комедийные сценарии для телевидения. «Мне нравится писать комиксы, — говорит молодой литератор, — и я также очень интересуюсь кинематографом и сценариями. Но более всего я люблю писать рассказы. Я мечтаю о том, как бы соединить все эти разные сферы».

Уже первый сборник коротких рассказов Керета «Трубы» (1992 г.) привлек внимание читателей и специалистов к начинающему автору. Неожиданное сочетание комедийности и отчаяния, печали, подавленности, одиночества, тревоги, разочарования в алогичности существования — общие черты главных героев Керета. Они находятся в ожидании изменений в рутинном течении их жизни, однако всегда что-то не удается на пути достижения счастья или успеха.

Сарказмом и черным юмором наполнено большинство рассказов второго сборника Керета «Моя тоска по Киссинджеру» (1994 г., переиздан в 1998 г.). Парадокс и сатира заложены уже в самом названии, поскольку сегодняшнее молодое поколение израильтян вообще не знает (в большинстве своем и не очень хочет знать), кто такой Генри Киссинджер и какие энергичные усилия более двух десятилетий назад он, будучи тогда госсекретарем США, предпринимал для сближения противоборствующих сторон многолетнего арабо-израильского конфликта на Ближнем Востоке в ходе своей известной людям старшего поколения «челночной дипломатии». Кстати, ни в одном из пятидесяти рассказов, вошедших в данный том, Киссинджер так и не появится. В тон с названием сборника автором подобрана и фотография для обложки, на которой изображен плачущий (по Киссинджеру?) маленький мальчик с трогательным кукольным лицом, залитым слезами неестественной величины. Так Керет смеется…

Печаль автора настолько смешна, что читатель не знает, то ли ему плакать, то ли смеяться. Керет добился того, что сегодня израильская критика считает, что практически только у него (да разве что еще у Орли Кастель-Блюм, род. в 1960 г.) есть чувство юмора. Но юмор этот особый, он — последняя надежда, душевная гавань для обиженных, отвергнутых, комплексующих и рефлексирующих.

Подавляющее большинство героев Керета — мальчики, третируемые одноклассниками или сверстниками («Шломик-Гомик», «Сын главы Мосада», «Чтоб им сдохнуть!»), юноши, испытывающие неадекватные эмоции первой любви («Алиса», «Бутылка»), рефлексирующие, блуждающие в поисках твердой жизненной позиции не уверенные в себе молодые мужчины («Юлия», «Плита», «Трубы»), уставшие от жизни мужчины среднего возраста («Сизиф», «Каценштайн», «Властелин мира», «Иностранный язык»). Рассказывая о всех них, автор находит в каждом случае нетрадиционный подход, нетривиальный ракурс, демонстрирует неожиданный взгляд на повседневные, в целом знакомые до банальности проблемы одинокой личности мужского пола возраста от 12 до 55 лет. По сути, прозаик показывает нам то, что мы и сами знали, пережили, испытали, чувствовали, но Керет делает это так неожиданно и искренне, что каждый раз каждую новую коллизию, каждый рассказ читатель переживает с героем заново.