Миссис Паркер-Рот громко ахнула.

– Ты слишком много себе позволяешь! – Мисс Уизерспун пожала плечами:

– Да ладно. Прошу прощения. Они очень хорошо воспитанные бесенята.

– Они… ты назвала моих детей…

Мисс Уизерспун дотронулась до плеча миссис Паркер-Рот:

– Ты могла бы стать великолепной художницей, Сесилия! – Матушка Паркса наконец справилась со своим дыханием настолько, что смогла издать короткий досадливый возглас:

– Я убеждена, что достигла в живописи всего, на что была способна, Агата.

– А я так не думаю. Помнишь то давнее время, когда мы познакомились на званом вечере у леди Бакстер? Ты была такой пылкой. Говорила, что светские увеселения терпишь только потому, что благодаря им оказалась в Лондоне и можешь посещать Королевскую академию искусств. Ты клялась, что пойдешь наперекор отцу, чтобы следовать зову своей музы.

– Я вела себя нелепо.

– Ты была полна страсти. – Мисс Уизерспун вздохнула. – Наверное, отчасти это моя вина. Мне не следовало знакомить тебя с Джоном, но мне в голову не пришло, что ты способна влюбиться в поэта.

Мэг взглянула на Эмму. Ее сестра выглядела явно растерянной, словно разговор стремительно несся к пропасти – а она понятия не имела, как его остановить.

– Агата, как ты не можешь понять? Мне не нужно… и не хочется… ехать в Италию или Грецию. Под солнцем Англии я вижу не хуже, чем в любом другом месте. В моем уголке мира есть много красот. И если бы мне пришлось выбирать между живописью и детьми… то мне и выбирать не пришлось бы. Ничто, ничто для меня не может быть важнее моей семьи.

Мисс Уизерспун прищелкнула языком, воздела руки к потолку и отодвинулась к спинке диванчика.

– А, чушь! Ты заставила себя в это поверить, Сесилия. Мужчины хотят, чтобы мы в это верили. Нас с колыбели приучают думать, что материнство – наивысшее призвание женщины. Чепуха!

– Тебе этого не понять. У тебя никогда не было ни мужа, ни семьи, ни детей.

– Слава Богу! У меня хватает ума не выставлять свое тело на аукцион, чтобы оно отошло к тому, кто больше заплатит.

– Агата!

Мэг поспешно опустила глаза и стала внимательно разглядывать свои руки. Мисс Уизерспун на ярмарке невест? Мысль о том, что кто-то мог соблазниться на ее толстое, стареющее тело, была совершенно нелепой. Но возможно, в юности она не была похожа на ежа – рассерженного ежа.

– Нечего восклицать «Агата!». Всем известно, что многие женщины были бы гораздо счастливее, если" бы" не выходили замуж. Стоит им один раз сказать «да», и мужья начинают без конца твердить им «нет».

Эмма нахмурилась:

– По-вашему, брак – это тюрьма!

– Совершенно верно, леди Найтсдейл. Вашим местом заключения, может стать чудесное поместье, ваш тюремщик может быть богат и красив, но вы все равно пожертвовали своей свободой. Вы должны удовлетворять его потребности, позволять ему использовать вас, как и когда ему заблагорассудится. Он будет лапать вас, когда ему захочется, и оставлять вас растить живот снова и снова.

– Агата! – Миссис Паркер-Рот перешла на крик. – Ты выходишь за рамки пристойности!

У мисс Уизерспун задергался кончик носа.

– Прошу прощения, если я оскорбила чьи-то чувства. Я просто хотела бы избавить мисс Петерсон от катастрофы.

– От катастрофы? Брак с моим сыном, по-твоему, катастрофа?

– Пойми, Сесилия: я ничего не имею против Пинки. Он довольно мил – для мужчины.

– Мисс Уизерспун! – Голос Эммы звучал довольно резко. – Катастрофа произойдет в том случае, если моя сестра не выйдет замуж за мистера Паркера-Рота. Ее репутация будет погублена.

– Чепуха! – Мисс Уизерспун погрозила Эмме пальцем. – Репутация нужна, лишь когда есть желание сочетаться браком с представителем высшего света. Если это женщину не интересует, тогда репутация – по крайней мере такая, какой ее видит свет, – не имеет никакого значения. Посмотрите на тетушку вашего мужа, леди Беатрис.

– Не думаю, что нам стоит смотреть на леди Беатрис. – Мисс Уизерспун продолжала в том же духе, игнорируя слова Эммы.

– Беа пожелала вести такую жизнь, какая ей нравилась. Аристократические кошки шептались, но она не обращала внимания, и в конце концов им пришлось ее принять. – Она похлопала Мэг по колену: – Вы можете поступить так же, мисс Петерсон. Игнорируйте старых кошек. Следуйте своей страсти. У вас ведь есть страсть, правда?

– О! – Страсть. Это слово стало для нее прочно ассоциироваться с Парксом. С его руками, его губами, его языком. Ей стало жарко. – Э… Я очень интересуюсь растениями.

– Агата, мисс Петерсон не может рассчитывать на то, что свет будет относиться к ней так же, как к леди Беатрис, – сказала миссис Паркер-Рот. – Леди Беатрис – дочь и сестра маркиза. Свет гораздо снисходительнее к женщинам, за которыми стоит влиятельное семейство.

– А мисс Петерсон – невестка маркиза. Большинство кошек побоятся открыто ее оскорблять. Они не захотят ссориться с Найтсдейлом.

– И правильно сделают, – заявила Эмма. – Чарлз выпустит кишки любому, кто оскорбит Мэг.

– Вот именно. Так что вы видите, мисс Петерсон: вам не обязательно выходить замуж за Пинки.

– Он Джонни, Агата.

– За Джонни. Вы не обязаны приковывать себя цепями к какому-то мужчине.

– Джонни не «какой-то мужчина», Агата. Он превосходный, верный, преданный…

– …скучный…

– Он не скучный! – Миссис Паркер-Рот замолчала и со вздохом призналась: – Ну… может быть, не очень веселый. Но очень надежный.

– Предсказуемый.

– В предсказуемости нет ничего плохого, Агата!

Неужели эти две женщины говорят сейчас о мистере Паркере-Роте? О человеке, который, словно Божий посланник, появился в саду лорда Палмерсона и спас ее от домогательств Беннингтона? Который одним ударом повалил виконта? Который прижал ее к себе и обнимал, пока она рыдала ему в манишку?

О мужчине, чей язык врывался в ее рот, чьи губы прикасались к ее груди и рукам?.. Чьи поцелуи она ощущала всем телом?

Мэг задрожала, в нижней части живота снова возникла эта странная пульсация.

В том, как мистер Паркер-Рот вел себя в гостиной леди Палмерсон, не было ничего скучного или предсказуемого.

– Ты здорова, Мэг? Как ты себя чувствуешь? – Эмма хмуро посмотрела на нее. – У тебя щеки горят.

– Э-э…

К счастью, в этот момент мистер Макгилл принес чай.

– Семейное счастье тебе к лицу.

Фелисити старалась, чтобы ее голос звучал небрежно и немного саркастически, но чуть сочувственный взгляд, который бросила на нее Шарлотта, показал, что это ей не вполне удалось.

– Это так. – Взгляд Шарлотты скользнул по бальному залу лорда Истхевена и остановился на мужчине среднего роста, с редеющими волосами, начинавшего полнеть. Она улыбнулась: – Я никогда не была счастливее.

Ну конечно же, Шарлотта никогда не была счастливее! Ее первый муж – старый герцог Хартфорд – приказал долго жить больше года назад. Ну, если верить слухам, причиной его смерти стала его попытка продолжить жить. Так что через девять месяцев после кончины герцога Шарлотта родила мальчика – к ее огромному облегчению и еще более глубокому изумлению предыдущего наследника. А спустя год и один день после того, как Хартфорд испустил дух, его несчастная вдова обвенчалась с бароном Тинуэйтом.

Лорд Тинуэйт завершил свой разговор с сэром Джорджем Гастоном и направился к своей супруге. Фелисити нахмурилась. Можно подумать, что они молодые влюбленные, а не зрелые и опытные взрослые люди. Их преданность друг другу тошнотворна.

У нее свело живот. Тошнота – вот что она чувствует. Не ревность. Конечно, нет!

– Ты окунулась в материнство с таким энтузиазмом, какого я не ожидала.

Шарлотта не отрывала взгляда от Тинуэйта, а на ее губах играла легкая улыбка.

– Я сама себя удивила.

– И как приятно, что барона вполне устраивает роль отчима! Не любой мужчина принял бы ребенка своего предшественника, даже если этот ребенок – герцог.