Келеб проснулся, затем попытался заснуть снова. Силы покинули его. Глаза горели, а в горле было ощущение, будто он наглотался песку.

– Черт, где я? – прокричал он.

Он почувствовал гулявший по комнате прохладный ветерок, нащупал одеяло у ног и, наконец, понял, что на нем совсем нет одежды. Он приподнялся на локтях и осторожно открыл глаза.

Сначала он не смог ничего разглядеть из-за какой-то пелены перед глазами. Он потер кулаками веки и медленно обвел взглядом комнату. Она была слишком знакома ему. Он откинулся назад и прорычал:

– Черт, Лили опять заманила меня.

Держась одной рукой за голову, он свесил другую вниз, пытаясь нащупать штаны. Он вытянул их из кучи тряпок на полу и начал проверять карманы. В это время с другого конца комнаты донесся приторный женский голос:

– Все на месте?

Он повернулся в сторону голоса и открыл один глаз:

– Что за чудо!

Тонкая женщина с копной завитых волос темно-мышиного цвета пересекла комнату и уселась на кровати рядом с ним:

– Ну, Келеб, не будь таким вредным. Ты же знаешь, я никогда не возьму у тебя денег. Никогда. Клянусь. – Она протянула тонкие руки, чтобы обнять его.

Он грубо оттолкнул ее и взглянул в ее худое порочное лицо.

– Лили, ты оберешь и мертвеца, – резко ответил он ей.

– Зачем ты так говоришь, Келеб? – Лили приблизила к нему свое накрашенное лицо и прошептала, пытаясь его задобрить: – Давай лучше я доставлю тебе удовольствие, как прошлой ночью.

Он сузил глаза и, глядя на эту развратную особу, представил себе, какое удовольствие она может ему доставить. Он издал вздох отвращения и поднялся с кровати.

– Я не настолько пьян сегодня, Лили.

– Черт тебя побери, Келеб Коулмен, ты пожалеешь когда-нибудь об этом! – визгливо прокричала Лили.

Держа в руках свои кожаные охотничьи штаны, Келеб медленно повернулся к женщине:

– Ты угрожаешь мне, Лили?

Лили без передышки кричала и угрожала, иногда принимаясь умолять. Келеб пропустил все ее неистовства мимо ушей, скалясь и продолжая одеваться.

Увидев, что ее слова не подействовали, Лили затихла и уселась посреди кровати. Молча она наблюдала, как он зашнуровывает свои длинные мокасины и подворачивает их под коленом. Когда он поднялся, застегнул ремень, приладив к нему ножны, она тихо заговорила:

– Когда-нибудь ты полюбишь женщину, – она помолчала, потом, подумав, добавила: – И тогда я тебе покажу.

– Вряд ли, Лили.

Келеб издал смешок и водрузил на голову кожаную шляпу. Подмигнув Лили, он подобрал упряжь и ружье и хлопнул за собой дверью. Он направился к конюшне позади лачуги, состоявшей из одной-единственной комнаты. Он старался не наступать в лужи, но когда он добрался до конюшни, лосины его были мокрыми до колен. По небу низко плыли облака – дождь мог пойти в любую минуту, и, когда Келеб открыл дверь этого сарая, через горы прокатился гулкий гром. Тут перед его глазами встали могилы его родителей, и он подумал: «Боже, не дай больше дождя».

Жеребец перебирал ногами и мягко заржал, когда вошел хозяин. Он не привык так долго стоять запертым в тесном закутке. Келеб похлопал по его лоснящейся шее и постарался припомнить, что сегодня за день.

Он с трудом припоминал всю прошлую неделю. Четко помнил он только те два дня, которые он провел верхом. Это было после похорон родителей. Но все, что случилось после того, как он вернулся в свои места и вошел в хорошо знакомую ему таверну, было как в тумане.

Он припоминал, что сидел у стойки, опрокидывая один стакан рома за другим, пытаясь избавиться от чувства вины и забыть о своем горе. Но как опять возникла Лили – этого он вспомнить не мог.

– Эта шлюха подсыпала мне что-то, – сказал он, обращаясь к жеребцу.

Он обожал своего коня и продолжал тихий разговор с ним все то время, пока твердой, но нежной рукой расчесывал щеткой его лоснящуюся спину. Много раз конь спасал ему жизнь. Не было в горах ни одной индейской низкорослой лошадки, которая могла бы догнать его.

Накормив коня, Келеб оседлал его и сел верхом, невзирая на собирающийся ливень. Ослабив поводья, он что-то тихо сказал коню, и тот поскакал с бешеной скоростью.

Келеб не пытался сдержать его. Если он не ошибся и своих расчетах, он уже на два дня опоздал на встречу, назначенную в горах охотниками. Но все же он надеялся, что три его товарища дождутся его.

Сидя в седле, он думал о предстоящих месяцах. В этом году охота обещала быть неплохой. Они собирались охотиться в почти нетронутой долине Огайо. Индейцы утверждали, что на реках полным-полно бобров, а в лесах – дичи. Келеб довольно ухмыльнулся. Если дичи там и вправду много, они могли бы остаться тут на пару лет.

Некоторое время Келеб ехал по плоской долине, пересекая полноводные ручьи и вновь созданные дождем русла. Потом он подъехал к лесу, поднимавшемуся по склонам холмов. Намокшие листья нависали над тропой, приглушая цоканье копыт. Келеб обвел глазами обступивший его лес. В это беспокойное время надо быть готовым ко всему, и он держал заряженное ружье наготове.

Слава Богу, их поселениям пока не пришлось увидеть англичан, а может быть, и не придется. Лично он не верил, что эти «красные мундиры» осмелятся забраться в кентуккийскую глушь. Но ренегаты-индейцы – совсем другое дело. Эти индейцы были изгоями для каждого уважающего себя племени. Ренегаты поддерживали тех, кто предлагал им больше. Сейчас это были англичане. Этим летом он несколько раз наблюдал на расстоянии, как ренегаты охотились для них.

Что касается племен, они по-прежнему мало интересовались чужими делами, уходя все глубже и глубже, по мере того как леса вокруг них опустошались охотой.

Келеб был в хороших отношениях с индейцами и не боялся их. Он много охотился с ними, даже жил в их селениях и спал с их женщинами.

Он нагнулся и потрепал гордую шею жеребца:

– Черт, мне приходится больше бояться Лили, чем их. – Как будто в знак согласия, конь мотнул головой.

Келеб знал, что Лили злопамятна и вполне способна и убить, если ее что-то сильно заденет. Но внутренне он лишь смеялся над ее угрозами:

– За тридцать лет я никого не полюбил и уж теперь вряд ли полюблю. Напрасно.

Его мысли рассеял оглушающий раскат грома. Внезапно спустилась мгла, и с севера задул сырой ветер.

– Ну, вот мы и попались, парень! – тихо обратился он к коню.

Дождь полил как из ведра. Келеб сильнее запахнул куртку и поднял воротник. Они продолжали путь.

Примерно через час конь вдруг насторожился, вытянул шею, раздул ноздри и тихо заржал.

«Что он услышал или почувствовал? – подумал Келеб. – Индейцев или животных?» Трудно представить себе, что кто-то еще скачет под таким дождем.

Келеб стал более осторожным. Вдруг справа от него заржала лошадь. Остановившись под огромной сосной, он медленно осмотрелся и увидел поляну с большими валунами и высокой сосной.

Стерев воду с лица, он выглянул из-за дерева. У вросшего в землю камня был разведен костер, вокруг него в дымке виднелись фигуры сидящих индейцев.

Движимый любопытством, Келеб слез с коня и бесшумно подошел ближе, остановившись на расстоянии нескольких метров. Он присел за прогнившим стволом дерева и не шевелясь наблюдал. Высокий индеец «стал и подбросил в огонь дров. Келеб усмехнулся. Он знал этого индейца. Ему найдется место у этого костра.

Краснокожего звали Длинный Шаг. Неизвестно, правда, остался ли он в племени своего отца или стал ренегатом, перейдя на службу к англичанам, но для Келеба это не имело значения. Он знал, что кому бы Длинный Шаг ни служил в этот момент, он навсегда «станется другом ему, своему белокожему брату. Они охотились вместе четыре года и четыре года делили тепло общего костра.

Четыре других индейца были, однако, незнакомы Келебу, поэтому он решил немного выждать.

Вскоре в воздухе поплыл аромат жареного мяса, и рот охотника наполнился слюной. Он не помнил, когда ел в последний раз. Он стал подниматься на ноги, собираясь заявить о своем присутствии, как вдруг один из индейцев встал и отошел от костра. В одной руке у него была палка с кусками жареного мяса. В костер подбросили дров, он заполыхал с новой силой, и Келеб теперь сумел разглядеть вход в зияющую чернотой пещеру. Индеец направился внутрь, и Келеб удивленно застыл на месте.