Итак, Белла. Белла, которая мечтает встретить идеального мужчину, но не верит, что он существует на свете. Белла, которая не испытывает ни малейшего желания завести ребенка. По крайней мере, сейчас. Белла, которая искренне счастлива. По крайней мере, так она говорит.

Но Джулию тоже все считают счастливой. Кто знает, что происходит за закрытыми дверями?

– Работа – такая же скукотища, как обычно, – говорит Сэм, с большим трудом поднимаясь с дивана, чтобы отнести на кухню пустые коробки из-под пиццы.

Джулия раздумывает, не предложить ли ей помочь, но удерживается, зная, как Сэм всегда обижается.

– Я беременна, – скажет она, – я же не инвалид какой-нибудь.

Боже упаси, если кто-нибудь не уступит ей место в метро в час пик.

– Эй! – кричит она, как можно дальше выпячивая живот и глядя прямо в глаза какому-нибудь бизнесмену, который сидит себе спокойно. – Вы что, не видите, что я на восьмом месяце? – и ей всегда уступают.

Кстати, она не на восьмом месяце. На пятом. Но выглядит так, как будто на восьмом. Особенно когда выпятит живот.

– Не могу говорить о работе, – она возвращается, пыхтя и ворча после трехминутной прогулки. – Не могу дождаться, когда, наконец, уволюсь из этой проклятой конторы. Крис думает, что я вернусь на работу спустя четыре месяца декретного отпуска, но я ни как не решаюсь сказать ему, что у меня другие планы. А у тебя как дела? Есть новости на фронте беременности?

– Еще слишком рано загадывать. Через две недели будет видно.

– Вы, наверное, занимаетесь этим, как кролики, ведь сейчас самый пик брачного сезона.

– Вообще-то, нет. Мы стараемся заниматься сексом через день, потому что, очевидно, если делать это каждый день, сперматозоиды слабеют, и нужно дать им отдохнуть. Я где-то слышала, что самый важный день – тринадцатый, то есть позавчера, а позавчера мы этим занимались, поэтому теперь остается только ждать.

– Боже. Секс. Я все еще помню, что это такое.

– Сэм! Ты всего лишь на пятом месяце! Что значит, я еще помню, что это такое? Тебе все еще можно заниматься сексом, ради всего святого!

– Джулия, мне не просто не хочется заниматься сексом. Я теперь даже его запах не переношу.

– Что?

Сэм вздыхает.

– Я не вру. Он поворачивается набок тридцать раз за ночь, и каждый раз, когда он это делает, я просыпаюсь, чувствую запах его дыхания, и мне хочется блевануть.

– И что ты делаешь?

– Шиплю на него, чтобы он перевернулся, и обычно он автоматически слушается и даже не просыпается при этом.

– А если просыпается?

– Тогда начинает орать на меня, а я начинаю плакать. Что до меня, заняться сексом сейчас было бы равносильно смерти. Думаю, все дело в гормонах. Крис был в жутком восторге, ведь большинство наших беременных знакомых стали как мартовские кошки, но, по закону подлости, именно меня должно тошнить от секса.

– По крайней мере, он все еще хочет этим с тобой заниматься. Марк жалуется, что чувствует себя роботом. Не может вынести, что секс стал таким механическим, всего лишь средством для достижения цели.

– И он прав? Это действительно так?

Джулия вспоминает позавчерашний день. Она была так возбуждена, потому что, наконец, настал День 13, и была уверена, что сегодня и есть тот самый день. Они поужинали перед телевизором, – в последнее время они частенько так ужинают, изредка перебрасываясь словечком, но на самом деле почти не разговаривая.

В одиннадцать Джулия поднялась в спальню. Марк сказал, что придет после кино, но при этом Джулия мягко напомнила ему, что сегодня – один из тех самых дней. Не мог бы он прийти пораньше? Он попыхтел и поворчал, но не возразил. Только скрестил руки и продолжил пялиться в телек.

Что ж, не самое лучшее начало. И продолжение тоже было не из лучших…

Когда-то Джулия носила сексуальное белье. Раньше у нее все ящики были забиты шелково-кружевны ми чудесами с тонюсенькими бретельками, соскальзывавшими с плечей. Теперь летом она надевала растянутые футболки, а зимой – пижаму. Раньше она отдавала эти футболки одной из коллег-журналистов, потому что нужны были майки размера XL для рекламной кампании, на них удобно изобразить огромный логотип. Эти футболки выцвели от бесчисленных стирок, и она скорее бы умерла, чем надела их где-нибудь вне дома.

А пижама… Это вовсе не та сексуальная пижама, в которой щеголяет Мег Райан и в которой могла бы щеголять Джулия. И даже не мужская пижама, которая так мило и уютно смотрится на моделях, запечатленных у пылающего камина на страницах глянцевых журналов. Мужская пижама Джулии махрится по краям. Задница свисает до колен, и, поскольку резинка давным-давно растянулась, она не падает лишь по тому, что на талии заколота безопасной булавкой, которая не очень-то безопасна, но, как ни странно, ни разу ее не уколола. Пижама Джулии мешковатая, бесцветная и бесформенная, но ей на это наплевать, потому что в ней удобно и тепло.

В ту ночь на ней была пижама. Джулия заставила себя причесаться и встряхнула волосами, чтобы они падали на плечи так, как всегда нравилось Марку. Она села в кровати и начала читать, время от времени поглядывая на часы. Хоть она и пообещала себе не кричать на него, через полчаса раздражение достигло предела: она рванула на лестничный пролет и заорала, чтобы он поднимался.

Через пять минут Марк загремел по лестнице и появился в дверях с взбешенным видом.

– Ты оторвала меня от фильма, который должен был кончиться через пятнадцать минут! Могла бы и потерпеть! Я сыт по горло, что вся наша жизнь вращается вокруг тебя. Все должны делать, что ты хочешь, и когда ты этого захочешь… – Джулия открыла было рот, чтобы вмешаться, но он не умолкал. – А теперь у меня нет настроения. Я знаю, что сегодня День 13, но, честно говоря, не представляю, как мы будем заниматься сексом, ведь это последнее, чего мне сейчас хочется.

Он выплюнул слово «секс» так, будто это было самое отвратительное занятие на свете.

Джулия проглотила раздражение, совершив почти невозможное, но, в конце концов, сегодня же День 13, и необходимо следовать расписанию, побороть эгоизм, не говоря уж о всем остальном.

– Извини, – кротко проворковала она, глядя на него из-под опущенных ресниц, потом вылезла из-под одеяла и подошла к нему. – Я вела себя, как эгоистка. Я не подумала. Извини.

Она поднялась на цыпочки и поцеловала его холодную каменную щеку, понимая, что это единственный способ добиться своего. Ее рука скользнула к молнии его брюк, и она опустилась на колени.

– Ты прощаешь меня? – пробормотала она с полным ртом.

Но потом поняла: это уже неважно.

Через десять минут она уже лежала на кровати, задрав ноги, и читала книгу о беременности, а Марк с отвращением пошел за туалетной бумагой.

Вернувшись в спальню, он ничего не сказал. Лишь печально покачал головой, взглянув на Джулию, и забрался под одеяло. Через несколько минут он заговорил приглушенным, измученным голосом.

– Неужели и раньше все было так ужасно? Скажи мне, что раньше было лучше. Ведь раньше мы занимались любовью. Мы могли заниматься этим часами.

– И это было замечательно. До этой истории с ребенком, – он посмотрел на Джулию, будто ожидая ответа, но она предпочла промолчать, лишь со вздохом перевернулась.

Через несколько минут он уже тихонько похрапывал.

Как она могла что-то ему ответить? Ей было нечего сказать.

Джулия смотрит на Сэм и пожимает плечами.

– Тебе не кажется, что в какой-то момент секс становится уже не тем, что прежде? – безразлично произносит она. – Конечно, в начале все было чудесно, но со временем страсть всегда утихает, разве нет? Марк считает, что, когда мы решили завести ребенка, секс стал скучным и роботообразным, но я уверена, что огонь и так бы погас, ведь так всегда бывает. Мы вместе уже четыре года. Нельзя же ожидать, что и спустя четыре года сексуальная жизнь будет неземной сказкой.

– Но вы даже не женаты, – говорит Сэм, внезапно принимая серьезный вид. – Ты уверена, что хочешь этого ребенка? Ты уверена, что хочешь… Марка? – она осторожно, тщательно подбирает слова, ведь это мысли, о которых Джулия не хочет даже и задумываться, не то, что слышать. – Джулия, я просто хочу сказать, что несправедливо производить на свет живое существо, если ты даже не уверена, что нашла своего мужчину…