– Весь вопрос – куда? Нужно же хазу подготовить. А с нянькой как быть? Ты, вроде, собирался ее заморозить?

По лицу Нико струился пот. Цветные всполохи застилали глаза.

Нет, ни за что, твердил он себе, надеясь на чудо. Сейчас нельзя.

– Нико! Тьфу ты, черт! – Голос телохранителя донесся до слуха Нико откуда-то издалека. Кто-то хлопал его по щекам. – Да проснись же ты! Заболел, что ли? Ну, ты даешь: уставился в одну точку и свалился, как мешок.

Нико издал сдавленный стон. Он лежал на белом ковре и видел нависшее над ним лицо Рэмбо, но все было как в тумане. Его охватило брезгливое отвращение к себе и к своему беспомощному телу.

– А ну-ка, – Рэмбо разжал ему губы и сунул что-то в рот. – Глотни брэнди. У тебя на кухне взял. Пей, говорю. Глядишь, полегчает.

Нико силился отвернуться, но Рэмбо не отставал.

– Вот так... пей... да не плюйся ты. Смотри, весь облился. Что за напасть? Припадок, не иначе. Я слыхал, с тобой такое бывает.

Он слыхал? Стало быть, об этом все знают? И Марко? И Ленни? И, что самое страшное, отец? Мысли Нико путались от страха и злобы. Значит, за его спиной ползут сплетни...

– Мать честная, кажись, снова отключился, – бормотал Рэмбо. – Врача, что ли, вызвать? Сейчас позвоню...

Рэмбо не успел договорить. Руки Нико, только что безжизненно висевшие, как плети, клещами впились ему в горло. К Нико быстро возвращались силы. Рэмбо судорожно ловил ртом воздух... потом издал булькающий звук...

Когда туловище Рэмбо обмякло, Нико наконец убрал руки. Он сжимал и разжимал трясущиеся пальцы, не сводя с них удивленного взгляда.

Через двадцать минут, дрожа и обливаясь потом, Нико упаковал труп в мешки для мусора и, залепив клейкой лентой, оттащил в мусоропровод. Уборщики ежедневно уничтожали отходы в электрическом мусоросжигателе под домом.

Потом он вернулся к себе и выскользнул через потайной ход.

На улице по-прежнему хлестал дождь. Лужи доходили до щиколотки. Косые струи били в лицо.

«Линкольн» разрезал воду не хуже катера. Нико вспомнил, что в «бардачке» припрятаны «колеса» – почти целый флакон – и пластиковый шприц-«пушка» с кокаином. Протянув руку, он открыл дверцу и вытащил шприц. На полном ходу он впрыснул белый порошок в каждую ноздрю. Кокаин ударил по мозгам.

Почти мгновенно он испытал небывалый прилив энергии. Казалось, в мире нет такой силы, которая могла бы его остановить. Он крутой парень. Он покруче Ричарда Кокса, который дарит своей бабе миллионные побрякушки.

Колье. Воспаленный мозг уцепился за эту мысль. Блестящая идея, как те самые брюлики. Может, в этом и есть его спасение?

Брауни сидела на матрасе, обняв Трипа, и читала ему книжку с картинками. Снаружи звякнул засов.

Она побледнела. Пальцы сами собой впились в глянцевую бумагу и надорвали страницу.

В камере появился тот, которого звали Нико. Он широко расставил ноги и презрительно изучал своих пленников.

– Вставай, – приказал он, сверля англичанку колючими голубыми глазами. – Мальчишку оставь. Вставай.

– Брауни? – вопросительно прошептал Трип, вцепившись в ее руку.

– Шевелись!

Ее обуял страх. Она поняла, что это конец. Вот уже двое суток она с ужасом ждала этой минуты. В руке у Нико сверкнуло лезвие ножа. Сейчас он зарежет ее на глазах у ребенка. А потом, скорее всего, убьет и Трипа.

– Поднимайся – или лежа подохнешь.

Брауни медленно поднялась на ноги. Трип тоже встал, не сводя с Нико недоверчиво-испуганного взгляда.

– Это моя няня! – вдруг закричал он. – Не смей трогать мою Брауни!

Гувернантке казалось, что все это происходит не с ними. На нее снизошло поразительное хладнокровие. Смерть стала неизбежной данностью. Она наклонилась к своему воспитаннику и прошептала ему на ухо:

– Трип... постарайся убежать, родной.

– Нет!.. – вскрикнул он, обхватив ее за пояс. – Нет, Брауни, ни за что!

Нико бросился к ним и грубо отшвырнул ребенка к стене. Брауни завизжала и попыталась заслонить собой Трипа. Она успела заметить какое-то движение и тут же ощутила нестерпимую боль в боку.

– НЕТ-НЕТ-НЕТ-НЕТ-НЕТ! – надрывался Трип. Он накинулся на похитителя, готовый разорвать его в мелкие клочья зубами и ногтями, как рассвирепевший звереныш.

Брауни медленно опустилась на колени, удивленно глядя перед собой неподвижными глазами. Кровь заливала цементный пол.

– Не смей трогать мою Брауни! – кричал Трип.

Его няня оседала все ниже, пока не упала в лужу собственной крови. Вот, оказывается, как люди умирают...

– Ты гад, гад! – Трип совсем обезумел. Но он был бессилен против Нико. Тот повернул его к себе спиной и поднял за шиворот, как дворового щенка.

Брауни видела только цементный пол. Выщербленный, грязный, с крошками гравия. Серый и шершавый.

Пол казался ей все темнее, потом стал черным. Боль исчезла.

Косые струи дождя барабанили по грузовой платформе и стекали вниз сплошным потоком, падая на железные дверцы люка. Когда Нико вышел на свет, он прищурился и втянул голову в плечи. У него подмышкой извивался Трип, спеленатый в грязный белый халат, как в смирительную рубашку.

Невероятно, но мальчишка даже не ныл и за все время не проронил ни слезинки. Он только барахтался и пытался вывернуться, хотя узлы надежно держали его руки и ноги. Нико не мог этого не оценить. Ублюдку Коксу повезло с сыном. Но сейчас не время было об этом думать. Нико торопился убраться подальше от разделочного цеха. Машина юлила по мокрому асфальту, визжа на поворотах. Кокаиновый дурман быстро развеялся; чтобы окончательно не скиснуть, Нико пришлось еще раз достать шприц-«пушку».

Нужно было заскочить домой и прихватить оружие. Не зря он годами собирал свою коллекцию. Кроме того, требовалось звякнуть по телефону...

У него уже созрел план – простой, но беспробойный, который обеспечит надежный тыл. Надежный? Очередная доза кокаина развеяла все сомнения.

Смертный приговор вынес ему не кто-то из братьев, а отец. По сути дела, Марко дал ему это понять. Когда осуществится задуманный план, все пойдет по-другому. Старик уже в маразме, из него песок сыплется. Зажился на этом свете. Нико даже разволновался, предвкушая свое торжество. Он теперь король; ну хорошо, без пяти минут король. Чикаго, считай, у него в кулаке. Сэм пускай заказывает себе гроб.

Нервы Нико были натянуты, как провода. Он включил радио и поймал какую-то песню «Ганз-н-роузез». Музыка гремела во всю мощь, и Нико подергивал плечами в такт. Это не мешало ему обдумывать пути отхода. Он собирался рвануть в Детройт. Там жил друг детства, Эл Ликаволи, за которым имелся должок. Дня три-четыре можно будет перекантоваться у Эла.

Да, Детройт – клевое место. Кому придет в голову там его разыскивать?

Но прежде надо позвонить этой белокурой сучке-богачке, Александре Кокс.

Когда Александра вернулась домой, ей позвонила Джетта, вся в слезах. Она пожаловалась, что Нико ни за что ни про что обрушился на нее и выгнал из квартиры.

– Я перестала его понимать, – горько всхлипывала Джетта.

Александра закрыла глаза. Ей было не до этого. Она еще не сказала Джетте о том, что случилось с Трипом, но, услышав, что подруга в истерике, решила не делиться с ней своим несчастьем. Вполне возможно, что у Джетты и впрямь неприятности, но у Александры не осталось сил для сочувствия. Она желала только одного – чтобы Джетта поскорее распрощалась и повесила трубку. С минуты на минуту должна была прийти Мэри-Ли – за свежей информацией.

– Как ты считаешь, может, мне надо нервишки подлечить? – советовалась с ней Джетта.

– Почему? – невпопад спросила Александра.

– Ты что, не слушаешь? Меня втоптали в грязь, как последнее дерьмо. Он меня оскорбляет, поднимает на меня руку... Хочешь, я тебе кое-что скажу? Когда он на меня особенно зол, ему непременно нужно в постели повернуть меня к себе задом, чтобы только не видеть моего лица. Ты подумай, какое скотство! – Джетте не терпелось излить душу. – Теперь из-за этого негодяя мне совершенно некуда деваться, а до вашего приема целых два дня. Хочешь, я составлю тебе компанию? Возможно, чем-нибудь помогу.