Обряды, традиции и обязанности – оплот правящей династии, ее прибежище, ее работа. Александра не хотела бы провести таким образом всю свою жизнь, но прикоснуться к этому миру было чрезвычайно интересно.

Если бы только Ричард мог быть здесь рядом с ней.

После окончания школы «Уэст-Хит» Александре предстоял дебют в свете – первый бал.

– Сандра... Сандра... – прерывистым шепотом повторял Роджер Ханневелл Хау IV, который искусно вел Александру в фокстроте под звуки одного из лучших бостонских оркестров. – Что ты со мной делаешь? Ты понимаешь, что ты со мной делаешь?

Она все понимала. К ее бедру прижималось нечто твердое, как стальной стержень. Роджер, в белой фрачной паре и галстуке, воплощал собой благопристойность, и его неудержимое плотское желание совершенно не вязалось с этим обликом. На протяжении часа он был уже четвертым из тех, кто, танцуя с Александрой, недвусмысленно прижимался к ее бедру. Наверно, причиной тому было ее белое крепдешиновое платье со скромным вырезом у шеи; даже ее брат Дерек, весьма искушенный молодой человек, признал, что этот вырез «настолько целомудрен, что производит прямо противоположное впечатление».

Танец окончился, и Роджер умело закружил ее в заключительном вращении. Не зря он с четырнадцати лет посещал школу бальных танцев. Краем глаза Александра видела, что за ней наблюдает ее тетка, Сэйра Биддл, которая вместе с Фелисией Ревсон (отец Александры наконец остановил на ней свой выбор) долго корпела над списком приглашенных и предусмотрела все до мелочей, включая гравированные пригласительные билеты и чаевые прислуге.

– Прошу тебя, не называй меня Сандрой. Ты же знаешь, что я терпеть не могу фамильярности. Мое имя Александра. – Эта отповедь позволила ей не отвечать на его вопросы.

– О'кей, Александра. – Он снова прижался к ней всем телом.

У Роджера были светлые волосы и открытое лицо, как у актера Райана О'Нила. Он прилетел из Гарварда на ее первый бал. Роджер принадлежал к узкому кругу молодых людей, с которыми Александра была знакома с самого детства. Каждому из них было уготовано судьбой солидное состояние и вдобавок завидное положение в крупной фирме, в Национальном медицинском обществе или в дипломатическом корпусе.

– Александра. – Роджер был настойчив. – Ты такая...

Александра мечтательно улыбнулась. Она уже не слышала его. Ей хотелось только наслаждаться красотой этой лунной ночи. Лунный свет проникал сквозь окна бального зала, где бесшумно сновали официанты в белых перчатках и источали пряный аромат расставленные повсюду цветы – причем только белого цвета, как подобало случаю.

Местом проведения бала выбрали загородный клуб в Бруклайне. Это был самый первый из подобных клубов в Соединенных Штатах, настолько знаменитый и фешенебельный, что его так и называли – «Загородный клуб», словно он был единственным в своем роде.

По паркетному полу скользили пары танцующих, чьи имена звучали как справочник высшего света Бостона: Ханневелл, Биддл, Уорд, Хау, Прескотт, Форбс. Внуки промышленников, которые сколотили миллионы на войне 1812 года, обнимали в танце правнучек железнодорожных магнатов. Среди приглашенных были Генри Киссинджер, двое судей Верховного суда США и, конечно же, сенатор Эдвард Кеннеди.

Александра благодарила небо, что сегодня она в центре всеобщего внимания – и в безопасности. Кошмар той безумной ночи в Лондоне все еще не давал ей спокойно спать по ночам. Александра была дома уже полтора месяца; она ежедневно прочитывала газеты от первой полосы до последней, но обнаружила только короткое сообщение в лондонской «Таймс».

«Наследник титула погиб в дорожно-транспортном происшествии».

Держа газету трясущимися руками, она жадно вчитывалась в скупые строки. Заметка всего лишь информировала читателей, что Саймон Хит-Коут попал в аварию, возвращаясь с какой-то вечеринки, и оснований для возбуждения уголовного дела не было. Однако смерть Саймона настолько потрясла Александру, что события той ночи неотвязно преследовали ее. Казалось, настанет день, когда придется за все держать ответ.

Не успел Роджер проводить Александру на место, как она увернулась от него и, не давая возможности никому другому пригласить ее на следующий танец, убежала в дамскую комнату.

Там толпились юные девушки и взрослые женщины в кружевных и шелковых бальных платьях. Среди них были ее ровесницы, дебютантки нынешнего лета; были и такие, кто выходил в свет уже третий сезон. Матери и тетушки оказались в меньшинстве. Из элегантных вечерних сумочек извлекалась губная помада; поправлялись прически, испорченные не в меру ретивыми поклонниками; расторопные белошвейки в форменных фартучках на ходу пришивали оторвавшиеся оборки. Бекки Сэлтон обильно орошала глубокий вырез платья дорогими духами.

– Александра! Александра! Ты не видела Дерека? – кричала Пимс, то есть Памела Лодж, с которой Александра когда-то ходила в детский сад. Сегодняшний вечер был дебютом не только для Александры, но и для ее подруг-однолеток: Памелы, Маффи Копли и Элисон Рид.

Пимс не блистала красотой. Ее волосы цвета спелого меда были стянуты в тугой шиньон на затылке, лицо осыпали веснушки, а бесцветные ресницы вокруг добрых серых глаз могла спасти только махровая тушь. На ее крупной фигуре белое кружевное платье выглядело нелепо.

– Дерек? Танцует наверно, – равнодушно ответила Александра.

– Проклятье! – Пимс сходила с ума по брату Александры, который в свои тридцать лет уже третий раз избирался в Конгресс США. Его политическая карьера складывалась блестяще, и он подумывал, что настало время выставлять свою кандидатуру на выборах в Сенат.

– Если увидишь, направь его ко мне, ладно? – попросила Пимс. – Скажи ему, что я готова собирать деньги в фонд его избирательной кампании или что-нибудь в этом роде. Александра, я просто теряю голову. Дерек – это мой идеал.

– Твой идеал? – поддразнила ее Александра. – С его-то длинным носом и поросячьими глазками?

– Ты так говоришь, потому что ты его сестра. А по-моему, так он похож на Джона Кеннеди. Слушай, посмотри на мою спину, не осталось ли там отпечатков потных ладоней? – попросила Пимс, поворачиваясь к Александре широкой спиной. – А тебя не интересует Роджер? Он душка, правда? Чуть маловат ростом, но очень милый.

Александра вздохнула:

– Пимс, ну что значит «душка»? Какой же это мужчина, если он «душка»? Нет, я ценю в мужчинах совсем другое.

– Зрелость? Воспитание? Секс?

– Почему бы и нет? И еще притягательную силу, харизму. А кроме того, богатство, власть, положение. – Александра невольно подумала о своем отце: из всех, кого она знала, под такое описание подходил только Джей Уинтроп.

– Ну и запросы! – фыркнула Памела.

В одиннадцать часов танцы прекратились, и оркестр заиграл туш. Гости выстроились полукругом у танцевальной площадки. Настало время представить обществу дебютанток.

Александра заметно нервничала, стоя рядом с отцом, Дереком и Роджером Хау и ожидая своей очереди. Она сжимала в руках изящную бутоньерку из карликовых роз и гардений. Прежде она не задумывалась об этом традиционном ритуале. Многие поколения девушек в белых бальных платьях стояли точно так же, как она сейчас, дрожа от волнения и гордясь собой: они вступали во взрослую жизнь.

– Не волнуйся, девочка моя, – сказал Джей Уинтроп, сжимая локоть дочери. Ему исполнилось пятьдесят шесть лет. С годами он сделался похож на римского патриция: волосы цвета перца с солью, здоровый цвет лица, аккуратно подстриженные усы. Благодаря своему росту он возвышался над большинством приглашенных, и десять килограммов лишнего веса не портили его, а лишь придавали крупной фигуре дополнительную весомость. Всю жизнь Александра его боготворила. – Для меня ты всегда останешься малышкой, хотя теперь ты совсем взрослая девушка – самая красивая из всех. Я горжусь тобой.