В летние месяцы, когда он мог, к примеру, водить ее на занятия по плаванию или в парки, это было легче, но зимой… Паскаль взглянул в окно. На улице было холодно и ветрено, но хоть дождь пока не шел.

– Я подумал, что ты, возможно, захочешь сходить на игровую площадку, Марианна? – предложил он, думая о парке неподалеку. – Тебе же нравятся качели, карусель…

Марианна послушно поднялась.

– Да, папа, – произнесла она без всякого энтузиазма – Очень хорошо. Сейчас я надену пальто.

Неуверенно взглянув на мать, она вышла из комнаты. Элен передернула плечами.

– Не представляю, что вы будете делать в парке несколько часов. На улице жуткий холод.

– Мы сходим туда, а потом я свожу ее куда-нибудь попить чаю, – начал Паскаль, но Элен его оборвала.

– Валяй, если очень хочется. Дело твое. Я, пожалуй, оставлю вам ключ. Постараюсь прийти к трем, но если задержусь, вы сами сможете войти.

– Задержишься?

– Господи Боже мой, Паскаль! Я и так выхожу из дома раз в сто лет. Сегодня я обедаю с друзьями. Постараюсь, как уже сказала, вернуться к трем.

Она отвела глаза в сторону.

– Хорошо, – ответил он. – Но, может быть, ты оставишь мне их телефонный номер?

Вместо ответа она окинула его холодным взглядом.

– Это невозможно. Мы едем в какой-то ресторан, и я даже не знаю, в какой. Уж три часа ты можешь провести с дочерью? О большем я тебя не прошу.

Паскаль начал мысленно подсчитывать: если Элен действительно вернется в три, он спокойно успеет на пятичасовой рейс. Если же она задержится… Он колебался и уже хотел было сказать о том, что не может опоздать на самолет, но все же промолчал. Узнав, что ему срочно нужно куда-то улетать, она опоздает специально. – Вот ключи. Заприте дверь на два оборота. Увидимся около трех. До свидания, Марианна. Постарайся, чтобы папочка тебя не утомил.

На детской площадке Марианна позволила Паскалю покачать себя на качелях, но, похоже, не получила от этого большого удовольствия. Затем по его предложению она залезла на карусель и вежливо сидела на ней, пока Паскаль раскручивал эту железную конструкцию. Как только карусель замедлила свой бег, девочка слезла с нее. Взявшись за руки, они подошли к маленькому пруду на краю площадки и стали смотреть на уток. Паскаль совсем забыл прихватить с собой хлеба, чтобы покормить птиц.

– Ничего страшного, папа, – сказала Марианна. Вытащив ладонь из его руки, она подошла к скамейке и села.

Паскаль последовал за ней и присел рядом. Его начинало охватывать отчаяние. Прошло всего полчаса.

– Тебя что-то беспокоит, дорогая? – спросил он. – Что-нибудь не так?

– Ухо немного болит. И в горле першит, – ответила она, потирая шею. – Мне холодно.

Паскаль заглянул ей в лицо. Лоб и губы девочки были бледными, но на щеках горел румянец. Она поежилась. Он потрогал ее лоб и убедился, что тот был теплым.

– У тебя действительно болит ухо, милая?

– Болит. Я даже слышу плохо.

Паскаль колебался. Он беспомощно оглядел парк. Детей в нем не было.

– Наверно, это из-за холода, – бодрым голосом произнес он. – В такой день лучше не выходить на улицу, как ты думаешь, Марианна? Хочешь, пойдем в то кафе, куда мы ходили раньше, помнишь? Там отличное мороженое.

– Нет, спасибо, папа, – слабо улыбнулась Марианна. – Лучше пойдем домой.

Такого еще не бывало. Паскаль почувствовал, как его пронизала тревога. Он снова потрогал ее лоб, затем взял девочку за руку.

– Великолепная мысль. Пойдем домой и попьем чаю. А потом можем посмотреть телевизор. Что ты на это скажешь?

Такая перспектива, казалось, обрадовала девочку. Лицо ее осветилось.

– Я согласна, – сказала она. – Я дома всегда смотрю телевизор одна.

– А разве мама с тобой его не смотрит, дорогая? Или няня? Новая няня? Как ее зовут?

– Элизабет. Она англичанка. Да, иногда и она со мной смотрит. А мамочка только обещает, но потом всегда оказывается занята. – Марианна крепко стиснула руки. – По понедельникам после обеда, по-моему, показывают «Опасную мышь». Мне она нравится.

– Вот и отлично, пусть будет «Опасная мышь», – подвел черту Паскаль.

Идти им было недалеко, но Марианна шла все медленнее и медленнее. Вскоре она начала отставать. Паскаль вновь пощупал лоб дочурки. Теперь он был уже очень горячим. Оставшийся путь до дома он нес ее на руках.

Войдя в дом, он уложил Марианну на диван в «телевизионной» комнате и укрыл ей ноги пледом. Затем он включил телевизор и газовое отопление. После этого Паскаль отправился на поиски аспирина, обнаружив его в третьей по счету ванной, принадлежавшей самой Элен. Она была тщательно отделана и облицована розовым мрамором. Длинная полка вдоль стены была уставлена косметикой, кремами, предохраняющими кожу от старения, и склянками духов. Аспирин находился в аптечке, рядом с коробочкой в форме лошадиной головы, где Элен всегда держала противозачаточные средства. Коробочка была открыта и пуста.

Паскаль закрыл аптечку, испытывая неудобство оттого, что увидел это. Налив в стакан воды, он вернулся к Марианне. Он отсутствовал не более пяти минут, но судя по лицу девочки, за это время у нее успела сильно подскочить температура. Ей даже было больно проглотить таблетку аспирина.

– Папа, у меня болит горло, – пожаловалась она. Паскаль погладил ее по волосам, подложил ей под голову подушку и осторожно расстегнул платье. Грудь и шея девочки были покрыты сыпью. Паскаль вновь застегнул платье. Был всего час дня.

– Во сколько возвращается домой твоя няня Элизабет в выходные дни, Марианна?

– Вечером. После чая. Она купает меня.

– А разве этого не делает мама, когда у Элизабет выходной?

– Нет, это всегда делает Элизабет. Потом она читает мне книжку и укладывает в постель…

Паскаль нахмурился и, пытаясь говорить спокойным голосом, произнес:

– Слушай, Марианна. По-моему, папе стоит позвать к тебе доктора. Пусть он даст тебе что-нибудь от горлышка, хорошо? Ты хочешь, чтобы я позвонил своему доктору или тому, который к тебе обычно приходит?

– Позвони своему доктору, папа. Наш доктор противный. Он старый и все время торопится. Ну его.

Ассистентка сообщила, что доктор уехал по вызову к больному с сердечным приступом и находится сейчас на другом конце Парижа. Когда он вернется, то немедленно отправится по адресу, который назвал Паскаль, но ожидать его раньше, чем через два часа, не имеет смысла.

Паскаль вернулся в «телевизионную» комнату. Марианна спала. Он сел рядом и стал с волнением смотреть на дочь. Ее дыхание выровнялось, лоб стал прохладнее. Видимо, подействовал аспирин.

Паскаль встал и принялся расхаживать по комнате. Он был взволнован, озабочен и никак не мог успокоиться. Взял один из модных журналов Элен, но через секунду отшвырнул его в сторону. В этом доме вообще нечего было читать. Он взглянул на телефон и подумал, не позвонить ли Джини. Шел уже третий час. Паскаль посмотрел на спящую Марианну. Он понял, что может и не успеть на пятичасовой рейс. Через некоторое время, все еще не в силах успокоиться, он вышел на улицу. Никаких признаков приближения доктора!

Паскаль вернулся в дом и сел напротив Марианны. Чтобы взять себя в руки, он попытался думать о работе, однако это ему не помогло. Он вспомнил Палаццо Оссорио, и от этого стало еще хуже: к страху за Марианну добавился страх за Джини. Паскаль вытащил из кармана маленькую медную пуговицу, найденную им накануне вечером под стопкой одежды Стиви. Она завалилась в щель между половицами и была почти невидна. Принадлежала ли она убийце? Пуговица выглядела новой и еще не успела потускнеть. Паскаль вертел ее и так, и эдак. Узор был выполнен очень тщательно. Присмотревшись повнимательнее, он увидел, что на пуговице выдавлен венок, предназначенный, судя по всему, для того, чтобы увенчать какого-нибудь героя или победоносного генерала. Листья были то ли дубовые, то ли лавровые, но, так или иначе, они символизировали триумф.

Паскаль долго не отрывал взгляда от маленького блестящего предмета, но потом спрятал его в карман. Из кофра с фотоаппаратами он достал найденную Джини книгу. Старая потрепанная обложка с фирменным знаком издательства «Пингвин» – такие продаются в тысячах магазинов. На обложке красовался портрет молодого Джона Мильтона, внутренние страницы пожелтели и были испещрены пятнами сырости. «Потерянный рай». Та самая, которую Джини обнаружила в свое время на письменном столе Макмаллена. Означало ли это нечто большее, чем просто пристрастие ее хозяина к творчеству Мильтона и эпической поэзии? Пока было очевидно лишь одно: книга эта действительно принадлежала Макмаллену и, следовательно, он успел побывать в Венеции. Но больше эта находка не говорила Паскалю ни о чем.