Перегнувшись через столик, он взял Дезирэ за руку.

– Это правда, моя милая. В те времена эта жажда пересиливала даже мою любовь к семье. Я совершил много поступков, которых стыжусь. Ваша мать все знает о них. И я не жду, что она простит меня, – может быть, поймет. Что же касается вас с Патриком, я не жду от вас ни прощения, ни понимания. Все, на что я надеюсь, это объективность в оценке моих поступков. Если они вызовут у вас отвращение ко мне, как это случилось с Патриком, я покорюсь. Но по крайней мере выслушай все и тогда уже суди меня.

Он посмотрел на Майру:

– Что девочка знает о том, почему я был арестован в Китае?

– Только то, что было сообщено официально, то есть что ты занимался там шпионажем в пользу Соединенных Штатов. Дезирэ и Патрик боготворили тебя еще и за то, что ты погиб смертью героя на службе отечеству. Вот почему Пэт так непреклонен и не хочет тебя простить.

Брэд улыбнулся своей прежней плутоватой улыбкой, которая покорила ее много лет назад, когда они встретились в приграничном форте.

– У его колосса оказались глиняные ноги, и он не смог этого перенести.

– Может быть, после того как мы с Дезирэ поговорим с ним и объясним ему все, он изменит свое отношение к тебе, потому что в глубине души он все еще любит тебя. Шрамы, вызванные разочарованием, зарубцуются, раны заживут.

– Нет, мы с Патриком сами должны разрешить этот конфликт. Но позвольте мне продолжить. Официальное объяснение моего ареста в Пекине было верным, я действительно занимался шпионажем в пользу Соединенных Штатов и других западных стран. Вдовая императрица сохраняла власть династии Цинь тем, что уничтожала всех своих политических противников. Все, кто высказывался за земельные или политические реформы, считались предателями и были обречены на казнь. В течение долгих лет сопротивление ее тирании подспудно бродило и зрело среди класса мандаринов в Запретном городе. Одним из оппозиционеров высокого ранга была племянница императрицы Сунь Ин.

В то время моей целью было встретиться в Тяньцзине с теми пекинскими мандаринами, кто стремился свергнуть императрицу или обуздать ее неограниченную власть. Но в ночь перед этой встречей наши планы были нарушены, когда пекинская военная полиция арестовала меня в спальне Сунь Ин.

Зеленые глаза Дезирэ впились в лицо отца:

– А что ты делал в спальне Сунь Ин, папа?

– Неужели это имеет значение по прошествии стольких лет?

– Не спрашивай больше об этом, Дезирэ, – перебила ее Майра. – Нет, Брэд, по прошествии стольких лет это значения не имеет. Эта глава нашей жизни закрыта. Давайте будем честными друг с другом, моя девочка, мы с тобой тоже не безупречны. Как сказал Иисус: «Кто без греха, пусть бросит первый камень…» И мы с Шоном Флинном много лет прожили в грехе.

– Хорошо, Майра, закроем эту главу, – поддержал ее Брэд. – А теперь откроем новую… Дорогая, не могли бы мы вновь соединить свои жизни и судьбы? Ты знаешь, я никогда не переставал любить тебя.

Майра прижала руки к вискам и закрыла глаза.

– Не знаю, Брэд. Сейчас я не способна принимать серьезные решения. Все, с чем я могу справиться сегодня, это подготовиться к завтрашней торжественной церемонии.

Он встал и обошел вокруг стола, положил руки ей на плечи и поцеловал ее в волосы.

– Подумай только – увидеть, как наш сын получает свидетельство в Военной академии! – сказал он тихо. Потом свободной рукой обнял Дезирэ за плечи и поцеловал ее в голову. – Вы двое – самые красивые женщины на свете, и обе мои.

Чем старше становился Патрик Тэйлор, тем больше он походил на отца.

– Уму непостижимо! – сказала Майра. – Ты просто повторение своего отца, точно такой, каким он был, когда я увидела его впервые.

– Я предпочел бы не говорить об отце. Не хочу испортить аппетит за ужином.

Они сидели в ресторане отеля накануне церемонии вручения свидетельства об окончании Академии.

Майра и Дезирэ убеждали и даже умоляли Патрика быть снисходительнее, но все было бесполезно.

– Разве ты не понимаешь, дорогой, что его появление могло бы повлечь за собой печальные для нас последствия? Это разрушило бы всю нашу жизнь в Индии. Из чувства благодарности к Шону Флинну и уважения к нему он принес эту жертву.

– И ты поверила в эту чепуху, мама? Ты поддалась на такую дешевку? – сказал Пэт ледяным тоном. – Но меня не проведешь. Неужели ты не понимаешь, что на все эти годы он лишил меня и Дезирэ того, на что мы имели право по рождению? Право иметь отца, любить отца и быть любимыми им! И вырасти с ощущением защищенности и принадлежности кому-то, с чувством, которое дает только отец!

– Все это вам дал майор Флинн, – напомнила Майра.

– Ради всего святого, мама, это совсем не то, и ты прекрасно это знаешь! Дядя Шон был выше всяких похвал, но он не был отцом, которого я боготворил и о котором горевал больше, чем ты могла себе представить. – Его горечь теперь прорвалась с полной силой и была даже более жгучей, чем прежде. – И все то время, что я горевал по нему, этот мерзавец странствовал по свету и радовался жизни!

– Едва ли это так.

– Мама, он всегда был ловеласом, даже когда вы жили вместе.

– Откуда тебе знать такие вещи, Пэт?

Его лицо побагровело от ярости.

– Он сам мне рассказывал. Думаю, он считал исповедь полезной для душевного здоровья. Он ожидал от меня отпущения грехов. И я чуть не дал ему в зубы. И жалею, что не сделал этого.

– Тебя бы выгнали из академии, если бы не его вмешательство.

– И очень жаль, что это случилось. Мне не нужны от него никакие блага.

– Ты так не думаешь, я уверена! Ведь ты накануне исполнения своих желаний, мечты всей твоей жизни. Завтра ты станешь лейтенантом Патриком Тэйлором!

– Мы так тобой гордимся, Пэт, – вмешалась Дезирэ. Она сжала его руку. – Только представь себе – прощание со своими однокашниками!

– Мы все тобой гордимся, сынок, – сказала Майра, и глаза ее повлажнели, – и твой отец больше, чем кто-либо. Неужели в твоем сердце нет ни капли снисхождения к нему?

– Нет.

– В таком случае по крайней мере обещай быть с ним вежливым во время церемонии. Пожалуйста, я прошу об этом ради себя и твоей сестры.

Патрик положил салфетку и вилку.

– Ладно, сделаю это ради вас. Я буду вежливым. А теперь вы должны простить меня. Я должен еще отшлифовать свою завтрашнюю речь.

Он наклонился и поцеловал каждую из женщин в щеку.

– Вы обе – отрада для моих усталых глаз. Подумать только – четыре года вдали от семьи и дома. Боже мой, как я скучал по вас!

– Как и мы по тебе. И твой отец тоже скучал по тебе все эти годы. Мы тосковали по тебе все трое.

Он смотрел на нее, и взгляд его выражал снисходительность и нетерпение.

– Ты, конечно, никогда не перестанешь об этом говорить, мама?

– Не перестану. Я еще не потеряла надежды, молодой человек.

Он рассмеялся:

– Сегодня прекрасный вечер. Почему бы вам не прогуляться со мной до моих казарм? Я покажу вам, где живу.

– Нет, дорогой, благодарю тебя. У меня был утомительный день. Думаю, я сейчас заберусь в постель и напишу письмо Би. Но ты, Дезирэ, отправляйся.

– Я так и сделаю.

Они расстались в коридоре, и Пэт и Дезирэ отправились гулять по территории Уэст-Пойнта, убранного и вылизанного самими слушателями.

– Вот этот живописный уголок называется Аллеей флирта, – сказал Пэт.

В конце аллеи находился овальный камень со старинной статуей индейца на нем, весьма впечатляющей, позеленевшей и покрытой мхом.

– Это старый индейский вождь Текумсе, покровитель молодых любовников. В тени памятника этому славному малому было сорвано немало поцелуев. Видишь, как неодобрительно он на нас смотрит?

– Я не сомневаюсь, что и тебе, братец, перепало здесь немало поцелуев. Уж свою-то долю ты получил наверняка, – сказала Дезирэ.

– Верно, – кивнул Пэт.

– И Каллаханы, и Тэйлоры отличаются горячей кровью. И я готова пари держать, что немало девиц здесь распрощалось со своим самым драгоценным достоянием.