Статуя женщины с гротескными уродливыми формами была высечена из сверкающего обсидиана. В глазницы чудовищного идола были вставлены рубины, которые, как показалось Майре, пронзали ее своим немигающим взглядом, будто настоящие глаза.

Искривленные губы обнажали сверкающие клыки, подобные зубам акулы, и разбухший язык, с которых стекала кровь. Торс был деформирован. У монстра было три руки, каждая из которых держала традиционные элементы оружия душителей – дубинку, меч и удавку.

– Это орудия убийства душителей, – пояснил Радж.

Он пристально посмотрел на Майру:

– Что с вами, моя дорогая? Вы выглядите подавленной.

– Этот храм и все, что здесь есть, создает иллюзию того, что сверхъестественные силы существуют. Знаете, я только что готова была поклясться, что этот монстр подмигнул мне. Что он меня поманил.

Радж улыбнулся:

– Кому и говорить-то, как не вам, Майра? Возможно, вы принадлежите к числу избранных богиней Кали. Должно быть, вы заслужили ее благоволение.

Она недоверчиво покачала головой:

– Что за варварская религия!

Радж неодобрительно поднял бровь.

– Все религии в основе таят варварство. По правде говоря, Кали и ее культ душителей трогают не больше, чем христианский миф об Адаме, Еве и запретном яблоке, а также о непорочном зачатии и воскресении. Все это чушь. Разница между восточными и западными религиями измеряется только успехами или неудачами в экономике – это разница между тем, что столетиями существовало на Востоке, а именно: тирания, голод, постоянные боль и горе, – и относительно благополучной и даже роскошной жизнью Запада. Восточный склад ума позволяет людям избавиться от излишней чувствительности и спасает от безумия, служит как бы буфером.

Чтобы заслужить поклонение верующих, восточные культы приобретают характер некоторого радикализма, потому на Востоке они и пользуются предпочтением. Потому там популярны индуизм и мусульманство, и потому же там не приемлют западного склада ума и западных верований. Скажите только неприкасаемому, что бог милосерден, добр, сострадателен, всепрощающ, полон любви и жалости к своим детям, и он сочтет вас безумцем.

Этот проклятый отлично знает, убедился на своем горьком опыте, что представляют собой божества, управляющие человеческими судьбами, и как они ими управляют. Боги жестоки, немилосердны, мстительны и полны ненависти и даже склонны к садизму по отношению к тем, кто им поклоняется и трепещет перед ними. Они постоянно жаждут крови верующих. На Востоке бог – это страх, а не любовь.

И снова где-то на периферии сознания Майры возникла уже беспокоившая ее тень воспоминания. Радж Ом Прадеш – почитаемый лидер своего народа, разумный, мудрый, образованный, рафинированный, человек, публично провозгласивший свою ненависть к кровавым преступлениям душителей, совсем недавно поклявшийся искоренить это зло, культ душителей, раз и навсегда, теперь, как и прежде, говоря об этом культе в узком кругу друзей, он в завуалированной форме, косвенным образом будто выражал свое одобрение методам душителей, будто находил оправдание их жестокости.

Султан задернул занавес, и фигура Кали растаяла среди теней.

– Ну, довольно говорить об этом кровавом культе, довольно говорить об этих кровавых мифах, – сказал он непринужденно. – Боюсь, что у меня не хватает выдержки, когда я начинаю рассуждать о религиозных фанатиках любого толка.

– Но вы понимаете и одобряете мотивы их действий? – спросила Майра резко.

Он отрывисто рассмеялся:

– Думаю, вы правы. Все мы стремимся стать вездесущими наблюдателями жизни и человечества… Разве вы не согласны, моя дорогая? Вернемся во дворец? Я бы выпил еще шампанского. А как вы оба?

– Звучит заманчиво, – согласился Флинн.

Майра молчала, пока они не вышли из храма и Шон и Радж не закрыли скрипучие тяжелые двери. Снаружи в теплом солнечном свете, под пушистыми, похожими на клочья ваты облаками, медленно плывущими по небесному своду, выглядевшему сапфирово-синим и таким мирным, Майра немного успокоилась.

Ее сомнения и страхи рассеялись. Она шла по дорожке из гравия между Шоном и Раджем, держа обоих за руки. Они казались тремя закадычными друзьями.

Прошло уже три дня с тех пор, как Флинн и Майра приехали в Дели. В то утро майор Флинн собрал своих солдат на плацу бок о бок с солдатами султана, полком ладхианских сикхов-сипаев под началом капитана Берама. Их целью было выследить шайку головорезов-душителей, убивших двух сборщиков налогов на пути из Калькутты в Дели. Майра позавтракала с Раджем, потом отправилась на верховую прогулку на черном жеребце, выделенном ей из конюшен султана. Вернувшись во дворец, она приняла ванну и провела день в приятной праздности, загорая обнаженной на уединенном и укрытом от нескромных взглядов балконе, на который выходили двери ее спальни. За те несколько дней, что Делия прислуживала Майре, девушка нежно привязалась к ней. В четыре часа дня она вышла на балкон с флаконом густого пурпурного масла.

– Хочет ли мэм-саиб, чтобы я умастила ее нежную кожу этим эликсиром из тутовых ягод, чтобы защитить ее от вредоносного действия солнечных лучей? – спросила девушка.

Майра улыбнулась:

– Благодарю, Делия, нет. Возможно, моя кожа и выглядит нежной, но на самом деле она достаточно вынослива. Если поживешь под палящими лучами техасского солнца, то выдержишь и солнце Индии. Кроме того, в это время года воздух влажный.

Майра подумала, что было бы недальновидным побуждать девушку прикасаться к ней. Она не хотела повторения эпизода, пережитого в ванной комнате в день ее приезда. Делия уселась рядом с Майрой, скрестив ноги, и казалось, погрузилась в собственные мысли.

– Ты сегодня очень тиха и задумчива, Делия, – заметила Майра.

Девушка потупилась.

– Мне ужасно не нравится эта жирная жаба Карум.

Майра с изумлением воззрилась на нее, широко раскрыв глаза:

– Почему это ты вдруг вспомнила о Каруме? Кажется, он вполне достойная личность.

– Он двуличен, мэм-саиб. Как бы это сказать по-английски? Он бегает с лисами и охотится на них с гончими.

Майра выпрямилась и села, заинтересованная размышлениями Делии о премьер-министре Раджа. Внезапно, поддавшись импульсу, она спросила:

– Он говорил обо мне что-то плохое?

Делия старалась избежать ее взгляда, но Майра схватила ее за руки.

– Посмотри-ка на меня, Делия! – сказала она. – Я права? Верно? Карум дурно отзывался обо мне?

– Карум ненавидит и презирает всех людей Запада.

– Но меня особенно?

– Вас особенно. Он также боится вас и вашего мужа.

– Но ведь это абсурд! С чего бы ему бояться майора Флинна и меня?

– Он сердится на султана за то, что тот пригласил вас погостить во дворце. Он говорит, что вы несете в себе опасность.

– Какую опасность?

– Этого я не могу сказать – не знаю.

– Или просто не хочешь?

– Когда меня взяли в услужение к султану, я принесла клятву на крови перед великим богом Вишну быть верной и преданной султану.

– Но ведь я не прошу тебя нарушить твою клятву, Делия. Можешь этого не опасаться. Во всяком случае, благодарю тебя за то, что предупредила меня о Каруме.

– Будьте осторожны, мне кажется, он злоумышляет против вас.

– Едва ли это возможно, Делия. Радж Ом Прадеш, ваш султан, – мой друг. – Она поднялась. – Пора обедать. Я жду майора Флинна с минуты на минуту. Ты свободна. Мне не понадобятся твои услуги до того, как мы поедим.

Девушка поклонилась и ушла.

Солнце уже клонилось к закату. Воздух стал намного прохладнее. Майра закрыла дверь на балкон и принялась одеваться. Но мысль о том, что ей рассказала Делия о Каруме, не покидала ее. Она могла понять его недоверие к людям с Запада, но почему боялся Шона и ее? Она все еще хмурилась и размышляла об этом, когда вернулся Шон. Лицо его было мрачным как туча, а поцелуй всего лишь знаком внимания, обычным приветствием.

– По твоему лицу, дорогой, я вижу, что день у тебя прошел неудачно.