– Лифт не работает. Я поднималась пешком.
А вслед за ней вваливается целая толпа студентов, объясняют: они пришли вовремя, но лифт остановился, поэтому задержались.
Это стремление к точности выражается, в частности, и в любви к цифрам. На больших конференциях и съездах свое выступление докладчик непременно подкрепляет диаграммами, схемами, цифровыми выкладками. Это происходит даже тогда, когда речь идет о сферах, далеких от количественных измерений, например, лингвистике или филологии.
Цифры здесь вообще очень важны. Вот что об этом пишет Сьюзен Сонтаг:
«Порой вместо психологического проникновения шведы насыщают свои выступления, да и просто частные беседы, числительными. В разговорах на вечеринках можно услышать реплики такого рода: „В котором часу вы вчера пошли спать?“; „Не помните, сколько солнечных часов было в прошлом месяце?“; „Какую ренту вы платите за свою квартиру?“. Иными словами, идет обмен нейтральной информацией, не включающей впечатления, размышления, догадки. На вопрос: „Что вы об этом думаете?“ собеседник может ответить: „У меня по этому поводу нет достаточной информации“. Если же все-таки настаивать и попросить его поделиться мнением без точных фактов, он впадет в такое сильное напряжение, что вы откажетесь от своего вопроса».
Преподаватель журналистики Ян-Олоф Гулло, не раз бывавший в России, спрашивает меня:
– Почему русские так плохо оперируют цифрами? Как-то в Петербурге мы обсуждали с коллегой-филологом совместный проект и постарались подсчитать расходы. Нужно было сложить, умножить и разделить определенное количество дней, часов и рублей. Он принимался за это дело несколько раз и запутался вконец. Я же очень легко сделал все вычисления.
– Но ведь он же гуманитарий, ваш русский коллега, естественно, у него плохо с математикой, – вступилась я за соотечественника.
– Я тоже гуманитарий, – возразил Ян-Олоф, – но этому же в школе учат. И еще, – продолжал он, – мне показалось, что русские не любят находить адреса по карте.
Шведы же напротив, ходят по малоизвестным им городам внутри страны или за рубежом, не отрывая глаз от карты в руке. А если станут вам описывать, как добраться до нужного места, то непременно начнут с того, что возьмут чистый лист бумаги и нарисуют на нем точный маршрут вашего передвижения. То есть карту-схему.
Я думаю, что именно рациональный, хорошо просчитанный подход позволяет шведам прекрасно организовывать разные стороны своей жизни. Ну, скажем, очередь. Мы в России хорошо знаем, какое это нудное дело. Но и в других странах, например в Америке, мне приходилось постоять в очереди, например, в банке или на почте. В Швеции очередей нет. Их заменяют талоны. Это меня поразило еще в посольстве Швеции в Москве.
Каждый, кому доводилось получать визу в зарубежную страну, знает это тоскливое предчувствие очереди в консульство, которая особенно вероятна и длинна в летние месяцы. В середине июля я подошла к зданию с тремя коронами – посольству Щвеции на Мосфильмовской улице в Москве. Меня встретил дежурный и протянул талон-картонку. В зале ожидания я увидела несколько человек в креслах. Над кабинками, за которыми находились сотрудники консульства, то и дело вспыхивали зеленые цифры. Когда такая цифра совпала с номером на моем талоне, я вошла в кабинку. Вот и вся очередь.
В Швеции я обнаружила, что эта система талонов вместо очередей распространена повсеместно. В банке при входе мне выдал такой талон автомат. Я опять-таки расположилась в кресле и спокойно ждала, когда мой номер появится над окошком кассира. Такой же автомат встречал меня в ресторане, если там не было мест, в музее в период наплыва посетителей. Всюду.
Сохранить время, сохранить нервы – именно такой message прочитывала я в разных ситуациях.
В метро, едва спустившись на платформу, можно не суетиться, не заглядывать в черную дыру тоннеля, гадая, когда же оттуда появятся заветные огоньки головного вагона. Потому что наверху загорается табло, точно указывающее, сколько минут и секунд осталось до появления поезда. Обычно это соответствует расписанию, вывешенному на стенде в центре зала. Но бывает, что поезд задерживается. И тогда на табло загорается другая запись: сколько времени может составить задержка и каково (опять-таки минуты-секунды – цифровая точность!) ожидаемое время прибытия.
Я еду со знакомым гётеборжцем в машине, перед светофором останавливаемся, я вижу щит со световой информацией. Там появляются какие-то названия улиц и цифры в метрах.
– Что это значит? – прошу я перевести.
– Попробуйте угадать.
– Как далеко отсюда нужная мне улица?
– Да как же этот автомат узнает, какая улица вам нужна? – Нет.
– Где ближайшая заправка?
– Вот это уже ближе. Здесь такие сведения тоже появляются. Но нам сейчас нужны другие. Например, где впереди нас ждут пробки и как их объехать.
– А что означают метры?
– А это расстояния до ближайших парковок, где есть свободные места.
В этот момент мы стоим перед красным светофором, мимо нас проносятся велосипедисты. Они ловко лавируют между автомобилями, останавливаются на красный свет и с появлением зеленого первыми выскакивают вперед.
– Все, завтра ставлю машину в гараж, сажусь на велосипед, – говорит знакомый.
– А почему сегодня этого не сделали?
– Потому что эту неделю я возил своих детей в детский сад. А в следующую жена повезет. Был бы только один ребенок, я бы тоже машину не взял.
– Повезли бы трехлетнего на велосипеде?
– А почему бы нет? Вот, посмотрите.
Он показывает на молодую, спортивного вида велосипедистку. На ее машине сзади приторочено креслице, в нем прочно пристегнут пассажир лет двух от роду. Мы смотрим на женщину, а она на нас. Чего, мол, вы увидели такого необычного? Да, это и впрямь рядовое явление – детская коляска позади велосипедного сидения. Я бы даже сказала, что по этой конструкции легко догадаться, есть ли у человека в доме маленький ребенок. Если сиденье есть, хотя бы и пустое, значит, есть и ребенок.
Рациональные решения бытовых проблем попадаются мне на каждом шагу.
Я панически жду дня своего отъезда из Стокгольма. Самолет уходит ранним утром, и я не хочу беспокоить никого из моих шведских друзей. Вызову такси, думаю я, что за проблема. Но тут выясняется некоторая подробность: от загородного дома, где я живу, до аэропорта поездка будет стоить больше 150 долларов! Тяжело вздыхая, рассказываю об этом своему соседу Леннарту.
– Зачем вам такси? – спрашивает Леннарт, – поезжайте общественным транспортом. До электрички я вас довезу, а там пересядете на городское метро. Доедете до вокзала, потом дойдете до автобуса, и он вас отвезет к аэропорту.
– Но у меня два тяжелых чемодана, – качаю я головой.
– Они на колесах?
– На колесах.
– Так в чем же проблема?
Вариант, конечно, не проходной. Но накануне я все-таки решаю порепетировать. Осваиваю (налегке, без чемоданов) маршрут – вплоть до остановки аэропортовского автобуса. И тут окончательно падаю духом. Все пункты пересадки находятся на разных уровнях. Чтобы сесть на электричку, надо спуститься на нижний уровень. Чтобы пересесть на поезд метро, надо, наоборот, подняться. Потом опять спуститься и подняться аж на три уровня.
Вечером я рассказываю об этом Леннарту. Он говорит:
– Так там же всюду есть лифты.
Он меня все-таки уговорил. С двумя чемоданами на колесах я совершила все эти переходы вверх, вниз, на другие платформы и не испытала ни малейшего затруднения. Потому что всюду параллельно с движущейся лестницей работали лифты. Так же никакой проблемы нет и для инвалида или матери с коляской. Каждый автобус спускает таким пассажирам дополнительную ступеньку вровень с тротуаром: по ней легко вкатить их средство передвижения.
Я могла бы много еще рассказывать о том, как продуманно и эффективно организована шведская жизнь. Но закончу лишь одной, совсем уж мелкой, деталью. Все читатели многостраничных изданий – газет или еженедельников – хорошо знают эту проблему: листы падают на пол, смешиваются, теряются, их потом надо снова собирать – целая история! Так вот, в Швеции такой проблемы нет: газеты там просто скреплены посередине листа. Весьма практичное решение.
