Их также много в парках: в спортивных костюмах делают пробежку или ходят, опираясь на палки, похожие на лыжные, только без опорных кружков.

Стариков можно часто встретить в бассейнах, на теннисных кортах, в фитнес-клубах. Чуткие к потребительским потребностям фирмы производят для пожилых людей одежду, спорттовары, косметику. Отделы специально для «серебряных голов» сегодня можно найти во многих крупных универмагах.

Старики делают все, чтобы продлить годы полноценной жизни. А общество им в этом помогает. До глубокой старости они ездят на велосипедах. Сексологи ведут интенсивные исследования с целью повышения сексуальной активности в том возрасте, который считается для таких занятий уже непригодным.

Я как-то обратила внимание на уличный плакат: двое пожилых людей стоят обнявшись. Подпись гласила: «Любовь доступна каждому». Не могу сказать, что эстетически эта картина безупречна: авторам явно не хватило вкуса. Но идея мне вполне импонирует.

Приведу еще один забавный пример того, как старики не отказывают себе в удовольствиях. Несколько лет назад патрульный из дорожного управления Стокгольма отобрал права у некоего Вилли Эренрейгха. Тот очень нетвердо вел свой автомобиль и не реагировал на сигналы полицейского. Остановив водителя, патрульный взглянул на его водительское удостоверение и потерял дар речи: автолюбителю шел 105-й год. Через несколько дней состоялся суд, на котором Вилли откровенно признался:

– Да, я действительно плохо вижу, плохо слышу, и у меня не все в порядке с координацией. Но я веду активный образ жизни, и без машины я обойтись не могу.

По решению суда присяжных права столетнему водителю вернули. Правда, посоветовали все же пользоваться такси.

– Вот тебе телефон моей мамы, она ждет твоего звонка, – говорит мой знакомый Карл Свенссон. – Заодно попытайся у нее выведать, почему она не захотела с нами жить. Ей ведь уже 85, трудно все-таки одной.

Анна-Мария, высокая худощавая дама, встречает меня с тем немым выражением лица, к которому я никак не могу привыкнуть. Каждый раз я начинаю нервничать, лихорадочно вспоминая, чем могла вызвать недовольство собеседника. Она, однако, гостеприимно приглашает меня к столу, где уже стоит кофейник и ваза с булочками. Охотно пускается в разговор.

Анна-Мария рассказывает, как жила с семьей – с мужем и тремя детьми – в большом доме под Стокгольмом. Потом дети выросли, уехали в свои квартиры, а они с мужем остались в этом доме жить вдвоем. Когда муж умер, старший сын Карл предложил ей продать дом и купить четырехкомнатную квартиру, где они и поселились: муж, жена, двое детей и она, Анна-Мария.

– Потом старшая внучка вышла замуж за бельгийца, уехала в Брюссель; осталось нас четверо. Тогда решили ту квартиру продать и купили две другие; вот эту – для меня.

– Кто же решил? – осторожно приступаю я к просьбе Карла.

– Я решила, – твердо говорит Анна-Мария.

– Почему? Ведь наверняка в семье-то лучше, да и помощь вам нужна.

Она задумывается.

– В семье, конечно, лучше, – говорит наконец Анна-Мария. – Если это твоя собственная семья. Но если это семья твоего сына, то ты все время боишься помешать.

– Вам это дали понять?

– Нет-нет, они, я думаю, даже не предполагали, что я могу уехать. Хотя у нас в Швеции так принято: старики живут отдельно.

– Так вы уехали, потому что так принято или потому что вам так лучше?

– Конечно, так лучше. Вот несколько примеров. Приходит внук из школы. Берет свой велосипед и гоняет на нем до позднего вечера. И родители не делают ему даже замечания. Я спрашиваю: «Юрек, а уроки на завтра ты выучил?» Он отвечает: «Бабушка, извини, но это мое дело». А сын мне говорит: «Мама, это ведь действительно его дело, ему уже тринадцать лет, он должен сам отвечать за свои поступки». Я с этим совершенно не согласна. Но не буду же я с ними спорить. У нас спорить вообще не принято.

Или еще. Сын приходит с работы – устал, сел к столу, поужинали; ему бы телевизор посмотреть, отдохнуть. Но – нет. Он идет мыть посуду. А телевизор смотрит жена. Я спрашиваю его тихонько: «Почему ты, а не она?» Он отвечает: «Но мы так договорились: она готовит, я мою посуду». Мне это не нравится, но я опять-таки сдерживаюсь. Бывает и так, что за столом у них возникает какое-то напряжение. Не будь меня, они бы, наверное, стали выяснять отношения, но при мне сдерживаются. Но я-то чувствую, что сейчас им мешаю. А я привыкла жить свободно, как захочу, и никому не мешать. Вот как сейчас.

– Хорошо, что вы не нуждаетесь ни в чьей помощи, – говорю я.

– Очень даже нуждаюсь, – возражает Анна-Мария. – В магазин уже не хожу. Белье в прачечную не отношу.

Большую уборку в квартире сделать не могу. Даже в аптеку за лекарствами трудно выйти.

– Кто же все это делает?

– Работники социальной службы. Ко мне по очереди приходят две милые женщины. Одна постарше, мы с ней подружились. А другая – студентка, подрабатывает, очень симпатичная девочка.

– Значит, вы из дома не выходите?

– Выхожу. Я подписалась на «транспортную услугу», получила специальную карточку. По ней я могу взять такси. Оно будет стоить вдвое дешевле. А могу заказать специальный автобус для пожилых: он оборудован поручнями и специальными сиденьями, их можно откинуть, чтобы лечь. Стоить это будет еще дешевле, чем такси. Я так выезжаю летом за город. А недавно была на свадьбе внучки. Правда, до конца праздника не дождалась: все-таки возраст, знаете ли. Тот же автобус увез меня обратно домой.

Я замечаю у нее на руке браслет наподобие часового. Но циферблата на нем нет, есть кнопка. Она ловит мой взгляд.

– Вас заинтересовал мой «браслет тревоги»? Это я тоже получила в социальной службе. На случай, если понадобится помощь. Вот на прошлой неделе закружилась голова, упала, а встать не могу. Нажала на кнопку, и через 15 минут ко мне приехали сестра с врачом. Сделали мне укол, думали, может, у меня инсульт. Но ничего, обошлось.

– А если бы не обошлось? Пришлось бы ложиться в больницу?

– Да, в специальную гериатрическую клинику.

– А кто вам готовит?

– Обычно я сама. А продукты и лекарства приносят две мои помощницы. Они же моют меня, убираются в квартире. Относят белье в прачечную.

…В этот момент в дверь позвонили.

– Кто это? – удивилась Анна-Мария.

– Обед заказывали? – спросил мужской голос.

– Ой, я и забыла: вот что значит возраст, все стала забывать. Я сегодня что-то неважно себя с утра почувствовала, решила не делать себе обед, а заказать готовый. Я не очень часто пользуюсь этой услугой, люблю есть то, что сварила сама.

У меня скопилось еще много вопросов к Анне-Марии. Но вид у нее был уже утомленный, и я решила откланяться.

– Так что, как видите, помощи я получаю больше, чем мне могли бы оказать родные, живи я с ними вместе.

– А они вас навещают?

– Да, сын каждую неделю, невестка реже. А внук совсем редко, – сказала она все с тем же немым выражением лица. Но в голосе ее явственно прозвучала печаль.

– Если бы у мамы не началась синильная болезнь, мы бы ее в пансионат для престарелых не отдали, – говорит Улла Биргергардт, заведующая кафедры славистики Гётеборгского университета. – А до этого она долго жила в доме для пожилых.

…В один такой дом меня пригласили в гости. Трехэтажное здание состояло из нескольких квартир. В каждой жил один пенсионер, иногда супружеская чета. На первом этаже располагались социальные службы: врачи, медсестры, санитары. А также прачечная, парикмахерская. И – большой зал для совместных развлечений. Там проходят концерты, встречи с писателями, журналистами, артистами. Два раза в неделю это помещение становится кинозалом.

– А почему вы тогда не взяли маму к себе? У вас недостаточно большая квартира? – спрашиваю я Уллу.