Публицистичность порождалась и стремлением писателя заботиться о благе всех, а не отдельной личности. Просветительская вера в разум порождала убеждение, что слово обладает могучей, действенной, почти императивной силой. Выраженная словом истина, казалось, должна была сразу же произвести желаемое действие – рассеять заблуждение. Поэтому важнейшей задачей литературы было формулирование нравственного кодекса, просвещение развращенного сознания, прямое выражение идеала, носителем которого и выступал положительный герой. Психологизм как раскрытие противоречивости сознания человека был противопоказан просветительскому реализму. Рационализм сказался на построении образов у Новикова, Фонвизина и Радищева.

«Революция в искусстве» захватила и поэзию, которая была скована правилами нормативной поэтики классицизма. Но этот процесс был более трудным, потому что традиции сильнее всего сказывались именно в поэзии. При этом реализм в поэзии проявлял себя иначе, чем в драматургии и прозе, – здесь складывались свои черты нового стиля, новой структуры. Решающий вклад в развитие принципов реалистической лирики был сделан гениальным поэтом XVIII в. Державиным, что в свое время уже отмечал Гуковский: «В самой сущности своего поэтического метода Державин тяготеет к реализму». «Державин выдвинул новый принцип искусства, новый критерий отбора его средств, – принцип индивидуальной выразительности». «Поэтическая система классицизма оказалась радикально разрушенной Державиным».[829]

Одновременно с реализмом в ряде стран – Англии, Франции, Германии, а потом и в России (в 1770–1790-е гг.) формировалось и другое литературное направление, получившее позже название сентиментализма. Его утверждение также сопровождалось борьбой с классицизмом. Между реализмом XVIII в. и сентиментализмом много общего. Оба направления, связанные с просветительской философией, отстаивали внесословную ценность человека, раскрывали духовное богатство личности, избирая своих героев не только из дворян, но и из среды третьего сословия – буржуазии, ремесленников, крестьян. Оба направления противостояли классицизму, они способствовали демократизации литературы.

Но многое и разделяло эти два направления, и прежде всего метод изображения человека. Реализм, раскрывая личность, связывал ее с окружающим миром, показывал зависимость характера от обстоятельств бытия, от среды. Сентиментализм, превознося человека, погружал его в мир нравственной жизни, стремясь освободить его от деспотической власти внешних обстоятельств и быта. Это не значит, что писатели-сентименталисты совсем не интересуются внешним миром, что они не видят связи и зависимости человека от нравов, от среды, в которой он живет. Они видели и показывали и эти нравы, и эту зависимость. Но они стремились прежде всего к высвобождению человека из-под власти обстоятельств. Им они противопоставляли мир страстей и чувств, раскрывали «тайное тайных» – жизнь сердца, на этом сосредоточивая свое внимание.

Русский сентиментализм связан с европейским. Русские писатели отлично знали произведения английских, французских и немецких сентименталистов, интенсивно переводили их. Отсюда и понятная, своеобразная общность тем, жанров, мотивов и даже героев у писателей этого направления. К сожалению, всем этим оказался предопределен и сам характер историко-литературного изучения литературы как изучения типологического. Создалась традиция рассмотрения русского сентиментализма в рамках единой общеевропейской модели данного стиля. А поскольку сентиментализм в России хронологически развивался позже европейского, то многое в изучении сводилось к установлению влияний, использования русскими писателями тем, мотивов, сюжетов, жанров и даже стиля – английских, французских и немецких сентименталистов. Гипертрофия типологического изучения приводила к отрыву русского сентиментализма от национальной почвы и национальных традиций, к отрицанию его самостоятельности и оригинальности.

Должно отметить, что подобная мера оценки и подобный подход как бы оправдывают себя, когда рассматривается массовая литература сентиментализма, произведения малоталантливых писателей, которые откровенно подражали сначала европейским образцам (Ричардсон, Стерн, Руссо, Гете), а затем русским (Карамзин). Таковы романы Н. Эмина, откровенно повторявшие тему «Вертера» Гете, или П. Львова, написавшего вслед за прославленным романом Ричардсона «Памела» «Российскую Памелу, или Историю добродетельной поселянки». Позже появились подражания жанрам – повести и сентиментальному путешествию.

Но характер и тип любой национальной литературы определяют не подражатели и эпигоны, которые всегда в изобилии появляются в пору утверждения нового направления, но крупные таланты, самобытные писатели. Создателем русского сентиментализма как новой и глубоко оригинальной художественной системы был Карамзин.

Творчество Карамзина естественно развивалось в русле традиций русской литературы, подчиняясь общим и определенным закономерностям. Просветители разбудили у юноши Карамзина интерес к человеку как духовно богатой личности. Идея личности и стала в центре эстетической концепции писателя. Но на эту концепцию повлияла и та философия человека, которая рождалась и формировалась в России в пору решения возрожденческих проблем. Оттого с первых шагов своей деятельности Карамзин проявлял интерес, с одной стороны, к гениальному писателю эпохи европейского Возрождения Шекспиру, с другой – к петровским преобразованиям, гордясь успехами России и русской нации.

Сентиментализм Карамзина, закономерно связанный с общеевропейским литературным направлением, оказался во многом совершенно новым явлением. И не только национальные условия жизни, но и время отделили Карамзина от его учителей, определили своеобразие его творчества. Сентиментализм на Западе формировался в пору подъема и наивысшего расцвета движения Просвещения, философия которого питала эстетические идеалы нового направления. Сентиментализм Карамзина, также обусловленный Просвещением, окончательно сложился в художественную систему в годы решительной проверки теорий просветителей практикой французской революции. Многое в идеалах Просвещения проверки не выдержало. Кризис Просвещения был величайшей драмой идей, которая потрясла мыслящую Европу. Стал он и личной драмой Карамзина. Эта эпоха обнаружила катастрофичность бытия человека нового времени. Все это и определило особый, национально-неповторимый облик сентиментализма Карамзина.

Любовь к человечеству определяла нравственную и эстетическую позицию Карамзина. Не приняв просветительской доктрины социального равенства (он признавал лишь моральное равенство людей), Карамзин был противником революции, «насильственного», как он писал, уничтожения существующего строя. Но французская революция не испугала его. Как многие, он надеялся, что революция осуществит великие идеалы справедливости и «братства», провозглашенные Просвещением. Революция не оправдала надежд человечества, она не утвердила обещанного царства разума.

Революция в то же время учила, что не «философские мечтания» определяют перемены в общественной жизни, но внутренние причины исторического развития каждой страны. Истину нужно было искать не в книгах, но в истории. Включение в творческое сознание Карамзина истории и его попытка искать там ответы на больные и тревожные вопросы современности не случайный и частный факт биографии писателя, это конкретное проявление общей закономерности развития русской мысли и русской литературы.