— Продолжайте, доктор.

— Свое имя он пишет заглавными буквами. Я бы назвал это признаком грандиозного нарциссизма. Слова, относящиеся к органам правопорядка, он пишет строчными буквами, преуменьшая вашу значимость. Это то, что я могу извлечь из почерка. Но я также и психиатр. Из того, что он написал, и из того немногого, что мне известно об этом деле, я рискну сделать несколько предположений.

— Будьте так добры.

— Вы имеете дело с сексуальным садистом. Он одержим идеей собственного владычества, и его желание властвовать над жизнью и смертью предельно высоко. У него тяжелая мания величия. Я бы также предположил, что он может быть психопатом, лишенным раскаяния в своих действиях. Он способен сымитировать нужные эмоции, но не способен их по-настоящему испытывать. Можете вы рассказать мне что-нибудь об этом деле?

Я осветила ему положение вещей, начиная от обнаружения первой Джейн Доу вплоть до самого момента его визита.

— Идея, что он за что-то наказывает этих женщин, неплоха, — промолвил он, когда я закончила. — Количество страданий, которое он им причинил, может послужить дополнительным индикатором того, что он скорее знал их лично, чем просто похищал наугад первых попавшихся.

— Почему он сменил свой «модус операнди» в последнем случае? — размышляя вслух, проговорил Харб.

— А вы уже знаете причину смерти? — поинтересовался Малруни.

Я покачала головой, а затем до меня дошло.

— Он сменил его ненамеренно, — догадалась я. — Что-то пошло не по плану. Может, он впрыснул ей чересчур большую дозу секонала и она впала в кому. Или она попыталась убежать, и ему пришлось сразу же ее убить. Но, как бы там ни было, на теле нет следов истязаний. Готова поспорить: он собирался истязать ее так же, как и других, но что-то у него сорвалось, поэтому взамен он надругался над ее мертвым телом.

Малруни пристально посмотрел на меня.

— Из вас бы вышел хороший психиатр.

— Спасибо. А еще есть какие-нибудь предположения?

— Этот человек убивал и прежде. Вероятно, множество раз. Это не дилетант. Просто он решил выйти с этим на публику. Слишком большая предварительная подготовка, проработка всех деталей, слишком много мер предосторожности, чтобы можно было считать эти убийства первыми в его жизни. Он оставляет нам только те улики, которые нарочно хочет оставить. Для него это игра. Но должно быть нечто, какое-то обстоятельство, спровоцировавшее на этот разгул. Причина, побудившая его выйти из тени. Может, он пережил развод или потерял работу.

— Событие, послужившее спусковым крючком.

— Верно. Но есть и еще кое-что. Я несколько удивлен, что вы еще не обратили на это внимания, лейтенант.

— Что именно?

— Он адресовал вам письма, вломился в ваше жилище, звонил вам по телефону, а теперь требует, чтобы вас уволили. — Малруни устремил на меня исполненный боли взгляд. — Этот человек на вас запал, нашел в вас предмет обожания.

— Обожания? Запал? Да он хочет меня убить.

— Психопаты не умеют нормально выражать эмоции. В письме в «Трибюн» он даже пишет ваше имя заглавными буквами, придавая вам максимальную значимость. Он охотник, преследователь. Сейчас он зациклился на вас. Извращенно зациклился. Я думаю, все это некий способ ухаживания, способ привлечь ваше внимание.

Вот это номер! А другие-то, идиоты, просто посылают цветы.

— С меня не спускает глаз специальная группа охраны.

Малруни потер усы.

— А вы знаете, как гиены находят мертвую тушу? Они следуют за грифами. Грифы выводят их к пище.

— Черт! — воскликнул Харб.

Он подумал о том же, что и я.

— Преступник вполне может наблюдать за наблюдателями.

— Мы нашли джип.

— Подозреваемый отвечает описанию?

— Некоторое сходство есть. При нем нет удостоверения личности, но он упомянул ваше имя.

Я кивнула Харбу. Метод траления был его идеей. Мы отрядили шесть групп прочесать частым гребнем территорию в радиусе десяти кварталов от моего «хвоста» телохранителей. Останавливали грузовые фургончики и минивэны. Обыскивали припаркованные машины. Опрашивали людей.

— Мы сейчас на пути, лейтенант. Куда его доставить?

— Приведите его в комнату «С». — Я положила трубку и протянула руку доктору Малруни. — Ваши предположения были чрезвычайно ценны. Возможно, мы как раз поймали своего преступника. Спасибо за помощь.

Мы пожали друг другу руки, и он вручил мне свою визитную карточку.

— Рад был помочь. Не стесняйтесь звонить, если что-то еще понадобится.

Чтобы сэкономить мои силы, мы с Харбом воспользовались лифтом. Все это ощущалось как-то немного обыденно, но именно так заканчивается большинство успешных расследований: скорее комариным писком, чем громом фанфар. Не важно: коль скоро преступник был в наших руках, я была счастлива.

Но все мои надежды разбились вдребезги, когда я увидела, кого привели в комнату для допросов.

— Здравствуйте, лейтенант.

На одиноко стоящем деревянном стуле сидел Финеас Траутт и улыбался мне с терпеливой снисходительностью.

— Это тот человек, который вломился в твою квартиру? — подтолкнул меня локтем в бок Харб.

Я нахмурилась.

— Нет, — ответила я. — Этого зовут Финеас Траутт, через два «т». Добудь мне его криминальный послужной список.

Я вошла и, закрыв за собой дверь, покачала головой, адресуясь легиону колов, сидевших по другую сторону непрозрачного с моей стороны стекла. Затем перевела внимание на своего партнера по бильярду.

— В чем дело, Фин? Ты что, за мной следил?

— Я видел тебя в новостях. Ты сознательно стараешься выманить на себя Пряничного человека.

— Какое ты имеешь к этому отношение?

Фин пожал плечами:

— У меня было немного свободного времени, и я решил своими глазами увидеть, как работает эта ваша схема. У вас три команды по два человека, каждая отрабатывает восьмичасовую вахту. Они держатся за тобой на расстоянии не больше двух сотен футов и до того бросаются в глаза, что нарочно не придумаешь.

В комнате для допросов пахло дымом, потом и отчаянием. Фин тем не менее выглядел совершенно спокойным и даже позабавленным.

— Ты так и не сказал, почему следовал за мной.

— Я рассудил, что убийца сделает еще попытку, но заметит твой эскорт, точно так же, как его заметил я. Поэтому я пристроился сзади, чтобы посмотреть, не делает ли кто-нибудь то же самое.

Я до сих пор не до конца понимала, к чему он клонит, но ощутила волнующее покалывание.

— И ты что-нибудь заметил?

Он кивнул:

— Я заметил две легковые машины и четыре грузовика, во всех было по одиночному водителю мужского пола. Все вели себя подозрительно. Я записал марки, модели и номерные знаки.

— Где эта запись?

— Мы ведь друзья, Джек, не так ли?

Я нахмурилась. К чему вдруг такая уклончивость?

— Мне бы хотелось так думать, Фин.

— А друзья оказывают друг другу услуги, верно?

— Так, значит, это услуга?

— Конечно. Я не люблю, когда моих друзей обижают. Уверен, что и ты смотришь на дело так же.

Теперь все встало на свои места.

— У тебя, очевидно, неприятности?

— Хранение. Кокаин. Суд будет в следующем месяце. Мне светит срок, и немалый. — Фин поскреб свою лысую голову: прозрачный намек на свое заболевание. — Но этого срока у меня уже не осталось.

Я не ответила. Повисло молчание. Я знала окружного прокурора, и дело Пряничного человека было достаточно значимым, чтобы за его арест он продал и жену, и мать. Но я не любила сделок с преступниками, даже с полезными и сотрудничающими, даже с теми, которые играют со мной в пул.

— Я сейчас вернусь.

Я покинула комнату для допросов и в коридоре столкнулась с Харбом. Он вручил мне распечатку данных по криминальной биографии Фина.

Там было несколько обвинений в нанесении телесных повреждений, два — в попытке убийства, одно — в непредумышленном убийстве и два — в убийстве второй степени. Никаких приговоров: в каждом случае либо обвинение было вскоре снято, либо подсудимый оправдан.