Они подружились после того, как Хойт спас силачу Черну жизнь, отыскав его в дренажной канаве на краю поля, принадлежавшего семье Черна. Несчастный истекал кровью, льющейся из многочисленных колотых ран, и был крепко привязан к доскам, которые, как догадался Хойт, были выломаны из стен его собственного амбара.

Черн никогда не обсуждал с ним случившееся, но он и так догадывался: малакасийцы, похоже, пытали, а потом и убили всю его семью. Молодой лекарь бережно за ним ухаживал, и ему удалось не только вернуть его к жизни, но и добиться того, что он совсем поправился. С этого момента Черн в своем простодушии руководствовался лишь двумя вещами: желанием служить Хойту и всепоглощающей жаждой вырвать из груди Малагона сердце, если у того, конечно, вообще есть сердце. Хойт предполагал, что Черн навсегда замолчал после того потрясения, которое испытал, став свидетелем истязаний и казни членов своей семьи. Но найти средство, способное облегчить страдания друга, вызванные этой чудовищной утратой, Хойт оказался не в состоянии.

Он знал, что Черн отнюдь не глух и отлично все слышит, однако же решил все же выучиться языку глухонемых — исключительно из глубочайшего расположения к своему другу.

Впрочем, это умение оказалось исключительно полезным в их общем деле, обеспечивая им безмолвную связь во время воровских налетов.

В отличие от Хойта Черн людей убивал, и не раз. Порой он исчезал на несколько дней, но Хойт никогда не задавал ему никаких вопросов, хотя за этими отлучками неизменно следовали вести об убитых или пропавших малакасийских солдатах. Гнев Черна редко прорывался наружу, но в душе у него он кипел непрерывно, скрываясь под маской спокойного, даже равнодушного дружелюбия, которую Черн почти постоянно носил. Хойт предполагал, что убийство малакасийских солдат приносит его другу-силачу некое душевное очищение и успокоение, и был даже рад, что эта месть как бы исцеляет бесхитростную душу его друга. Да и кто он, Хойт, такой, чтобы отказывать этому измученному судьбой человеку в капле покоя?

Хойт помахал рукой Черну, могучей поступью приближавшемуся к нему, и крикнул негромко:

— А вот если бы ты топал еще чуть сильнее, то вполне мог бы привлечь к этой роще внимание целого отряда оккупантов! Может, мне раздобыть тебе сигнальный рожок, чтобы ты на всю округу возвещал о своем приближении к нашему убежищу?

Черн жестами ответил: «Рядом никого нет. И на дороге тоже. Я проверил».

— Я знаю, — рассмеялся Хойт. — Утренний патруль прошел совсем недавно, и они вряд ли вернутся в ближайшие пол-авена. Как дела в городе?

Быстро двигая пальцами, Черн сказал: «Ходят слухи о новом галеоне. Серебро, шелк и табак». Хойт сел: это было уже интересно!

— Охрана большая? — спросил он.

«Очень. Но весьма, похоже, ленивая. Может, они слишком долго пробыли в море и просто устали».

«Бранаг сейчас в лавке? — Хойт уже мысленно планировал нападение на громоздкий галеон. — Тогда давай прямо сейчас туда отправимся. Нам понадобится его помощь, если, конечно, мы хотим уже сегодня ночью это дельце провернуть».

Он решительно поднял с земли заплечный мешок.

Вид у Черна был несколько смущенный, когда он спросил: «Хочешь его просто ограбить или потопить? »

Хойт засыпал листьями полое бревно, в котором скрывалась его незаконная библиотека, и спокойно ответил:

— И то и другое, Черн. Мы его и ограбим, и потопим. «Ладно. Но только на ванты я не полезу».

— Ах ты, калоша неповоротливая! — шутливо упрекнул его Хойт. — Ну что ж, тогда всем нашим планам каюк. И пусть этот галеон плывет себе в Пеллию, свободный, как птица.

«На ванты я не полезу!»

Черн явно начинал сердиться; на лбу у него даже выступили капельки пота.

— Ну и ладно. Отлично. Да не бойся, не придется тебе по снастям ползать! Я уж как-нибудь сам этим займусь.

— Что ты хочешь этим сказать? Как это «он сегодня больше не звонил»?

Хауард был в бешенстве, и Мирна Кесслер старалась лишний раз не попадаться ему на глаза — почти невыполнимая задача в тесном банковском помещении.

— Я просто сказала, что он сегодня больше не звонил, и больше я ничего не знаю. — Мирна подняла глаза и увидела, что следом за миссис Уинтер у кассы выстроилась целая очередь клиентов. — Да ну вас, Хауард! Вон у меня народу сколько!

По субботам в банке всегда хватало работы, и Стивен обычно приходил, чтобы помочь Мирне справиться с утренним наплывом клиентов.

Хотя уже в полдень они закрывались, но с утра в субботу в банк приходило, наверное, больше людей, чем за всю рабочую неделю. А ведь Стивен и вчерашний день уже пропустил, и сегодня тоже почему-то на работу не вышел...

— По-моему, они с Марком на пик Декейтер собирались, — сказала управляющему Мирна.

— Нет, он мне еще в четверг говорил, что им пришлось этот поход отменить из-за обещанного снегопада. А еще я отчетливо помню, как он обещал мне, что в пятницу вечером все здесь закроет, а в субботу непременно придет и поможет тебе.

Хауард Гриффин с грохотом задвинул ящик письменного стола и налил себе третью чашку черного кофе.

— А Стиви где? — спросила Мирну миссис Уинтер.

— Стивен, — подчеркнуто строго поправила ее Мирна. — Стивен Тэйлор сегодня на работе отсутствует, миссис Уинтер. Он будет в понедельник. — Она протянула в окошко квитанцию и двадцать долларов наличными. — Не тратьте все сразу, миссис Уинтер. И всего вам хорошего.

— До свидания, милая, — ответила ей старушка, и Мирна пожалела, что так сурово с ней обошлась.

В конце концов, она ведь спросила вполне по-дружески, что ж на нее, бедную, сердиться.

Хауард все же пришел Мирне на помощь и открыл второе окошко кассы. Клиенты в длинной очереди, выстроившейся через весь зал, сперва смущенно поглядывали друг на друга, а потом стали переходить к нему. Приятные манеры и дружелюбие Мирны резко контрастировали с холодной манерой Хауарда, но для управляющего банком, которому не часто приходится торчать за окошком кассы, работал он так же четко и быстро, как и она. К тому же все его действия в то утро подогревал бешеный гнев.

— Тэйлору все-таки следовало поставить нас в известность о том, где он находится, — прошипел Хауард, отыскивая в компьютере счет очередного клиента. — А если бы я не смог сегодня в банк прийти? Честное слово, я был уверен, что он — человек более ответственный!

Он с ловкостью банкомета отсчитал двести долларов двадцатидолларовыми купюрами, словно тренируясь перед поездкой в Лас-Вегас.

— Да ладно вам, Хауард. Пусть он немного передохнет, — сердито глянула на него Мирна. — Может, он в больницу попал, или в кювет на своей машине свалился, или еще что-нибудь в этом роде. Мы же все равно часа через два закрываемся, а после этого я схожу к нему домой и узнаю, что с ним такое случилось.

— Нет уж, — решительно возразил Гриффин, — я сам к нему схожу! А ты сегодня весь день после работы отдыхай и ни о чем не думай. Уж я-то выясню, чем он так занят!

Из банка Хауард Гриффин собирался пойти прямиком на Десятую улицу, но, уже запирая дверь, вдруг почуял в воздухе слабый аромат жарящегося на решетке мяса. Этот дивный аромат долетал сюда через весь квартал из «Паба Оуэна».

— Боже мой, да разве есть на нашей планете запах лучше этого! — громко спросил Хауард и пробормотал: — Может, все-таки заскочить туда на минутку, съесть хотя бы гамбургер, чтоб до вечера продержаться?

Направляясь под ярким полуденным солнцем к пабу, он слышал громкие веселые крики, доносившиеся оттуда: народу там, как всегда, было полно.

Шесть кружек бочкового пива, один чизбургер с беконом, груда жареной картошки, а потом и еще кое-что — в итоге Хауард Гриффин весьма не скоро, спотыкаясь на каждом шагу, вышел из паба и двинулся наконец к Десятой улице. Добравшись до дома № 147, он был очень удивлен тем, что дверь не заперта и даже чуть приоткрыта.

— Стиви? — Гриффин осторожно просочился в прихожую. — Послушай, Стиви, мальчик мой, я был на тебя страшно зол, но «Колорадо юнайтед» играли сегодня просто отлично! Так что тебе повезло: я пришел к тебе в прекрасном настроении.