Красавец купец, которого Гарек совсем недавно видел в таверне «Зеленое дерево», неторопливо подъехал к часовому и потребовал:

— Мне нужно немедленно поговорить с лейтенантом Бронфио.

— А кто ты такой, красавчик? — насмешливо откликнулся часовой.

С невероятной быстротой купец схватил солдата за ухо и стал так яростно его выкручивать, словно собирался оторвать. Из надорванного уха бедняги брызнула кровь и между пальцами купца закапала на землю. Часовой настолько ошалел от боли и неожиданности, что не мог ни пошевелиться, ни крикнуть. Он лишь молча извивался в руках своего безжалостного мучителя, который, склонившись к нему с седла, тихо промолвил:

— Повторяю: мне необходимо немедленно поговорить с лейтенантом Бронфио, красавчик! Ступай быстрее! Не то я прямо тут выпущу тебе кишки, как жалкому кабану.

Оказавшись в палатке Бронфио, купец принялся ругать лейтенанта:

— Нужно все-таки лучше поддерживать дисциплину среди своих людей! Я требую наказать этого часового. Повстанцы вот-вот начнут нападать на наши сторожевые заставы. И если солдаты будут так вести себя, нам это проклятое сопротивление не подавить.

— Да, господин мой, — отвечал лейтенант, — я понимаю. Я немедленно обо всем позабочусь. — Он хмуро посмотрел на купца и спросил: — Вам что-нибудь удалось узнать в этой таверне, господин мой?

— Да, — кивнул тот. — Теперь у меня есть доказательства того, что партизаны используют заброшенный дворец как место встреч и хранения краденого оружия и припасов. Благодаря вашему появлению сегодня утром они уверены, что в данный момент мы ищем всего лишь каких-то троих разбойников. — Он помолчал, глядя в просвет между палатками туда, где с самого утра висели на ветвях дерева трое уже пойманных бандитов. — Им возможность нашей атаки на дворец и в голову не придет, пока они убеждены, что мы заняты чем-то совсем другим. — Купец снова помолчал и прибавил: — Итак, лейтенант, мы атакуем на рассвете в день полного двоелуния. Надо послать гонца к лейтенанту Рискетту. Пусть его люди присоединятся к вам здесь. Я же вернусь накануне вечером или найду вас уже в Эстраде и сообщу дальнейшие указания.

— Хорошо, господин мой. — Бронфио явно колебался, но потом все же спросил: — А вы ничего не узнали насчет местонахождения этого Гилмора, господин мой?

— А вот это, лейтенант, совершенно не ваша забота, — ледяным тоном ответил купец. — С Гилмором я сам буду иметь дело, и тогда, когда сочту нужным. Вы, безусловно, способный молодой офицер. Не портите себе карьеру излишним любопытством по поводу вещей, которые не имеют к вам ни малейшего отношения.

— Простите, господин мой. Просто повсюду ходят слухи, что принц Малагон использует... ну, в общем, всякие другие способы, чтобы обнаружить Гилмора, — сильно смутившись, выдавил из себя Бронфио.

— Мне совершенно не интересно, что там делает этот проклятый сукин сын, — сказал купец, и в его спокойном голосе явственно послышалась угроза. — Я сам найду Гилмора, я сам убью Гилмора, и я сам съем за завтраком у Малагона его сердце, поднесенное мне на резной тарелке из орехового дерева. Вы меня достаточно хорошо поняли, лейтенант?

И Брофио поспешно ответил:

— Да, господин мой, конечно. Я свяжусь с лейтенантом Рискеттом, и оба отряда будут ждать ваших дальнейших указаний в канун двоелуния, господин мой.

Купец улыбнулся, дружески похлопал молодого человека по плечу и сказал:

— Прекрасно, лейтенант. Все люди должны находиться под вашей ответственностью, пока я не вернусь или дополнительно не свяжусь с вами. — Не дожидаясь ответа, он резко повернулся и вышел из палатки, не обращая ни малейшего внимания на косые взгляды собравшихся вокруг малакасийских солдат; затем он вскочил на коня и поскакал обратно в Эстрад.

Малакасийский шпион и величайший мастер своего дела Джакрис Марсет поправил манжеты шелковой рубашки и задумался, сидя в седле. Он совершил ошибку, в столь грубых выражениях отозвавшись о правителе Малакасии, когда целый отряд солдат, собравшись за стенами палатки, подслушивал их разговор с Бронфио. Он знал немало случаев, когда за подобные слова людей вешали, а то и подвергали куда более страшным казням... Малагон ни от кого не принимал ни малейшей критики в свой адрес. Что ж, придется избавиться от всего этого отряда, причем как можно скорее. Впрочем, еще неизвестно, многие ли из них переживут грядущую атаку на Речной дворец. Но и те, кому это удастся, никогда в Малакасию не вернутся.

«И начну я с того, — думал он, — что, вернувшись вечером в лагерь, перережу горло тому часовому, который так нагло со мной разговаривал. Пусть это послужит остальным хорошим уроком — чтобы впредь знали, что нужно держать язык за зубами и следовать данным приказам».

Джакрису было даже приятно, что он наконец оказался в районе боевых действий: во-первых, здесь он далеко от Малагона, а во-вторых, это значит, что пока можно радоваться тому, что ты еще жив. Те, кто постоянно находился в непосредственной близости от правителя Малакасии, рисковали собственной жизнью куда чаще, чем он, Джакрис, ведя шпионскую деятельность в Праге и Восточных землях и разыскивая таких главарей повстанцев, как Гилмор и Канту.

Джакрис Марсет считался самым лучшим шпионом в Малакасии, но был уверен, что наибольшее его достижение — это возможность как можно дольше оставаться вдали от дворца Велстар. Здесь, на таком расстоянии от малакасийских границ, он чувствовал себя в безопасности. Здесь он полностью владел собой. Здесь он, по необходимости, конечно, отнимал порой у кого-то жизнь, но в целом держался незаметно и ничем не отличался от других людей. Гилмора и Канту он считал самыми, наверное, опасными своими противниками и с удовольствием уничтожил бы обоих. Но с другой стороны, если королю Малагону суждено в ближайшее время умереть или пасть жертвой заговора, он, Джакрис, особенно горевать бы не стал.

Миновав таверну «Зеленое дерево», Джакрис не остановился, а поехал дальше, по направлению к Речному дворцу. Ему хотелось повнимательнее изучить территорию, прилегающую к этому давным-давно пустующему дворцу. Он был уверен: именно здесь находится тайное убежище ронских мятежников, здесь они хранят деньги и оружие, а возможно, и запасных лошадей прячут. Любой недоумок способен запомнить порядок патрулирования этой местности отрядами Бронфио и Рискетта; что же удивительного в том, что партизаны преспокойно ходят через Запретный лес и организуют там встречи, складируют во дворце запасы оружия и собираются там, чтобы разрабатывать планы дальнейших террористических действий на оккупированной малакасийской армией территории.

Размышляя об этом, Джакрис вновь вспомнил о Малагоне. С принцем явно что-то было неладно. Впрочем, неладно было и с его отцом, и с его дедом — во всяком случае, об этом не раз рассказывали Джакрису старейшие из малакасийских военачальников. Какой-то страшный недуг отправлял правителей Малакасии на тот свет одного за другим. Сегодня, казалось, страной правит молодой и полный сил человек, а уже завтра он превращался в параноика, одержимого одним желанием: убивать.

Местные жители называли это «проклятием Малакасии»; все это началось много двоелуний назад, когда все представители королевского рода Элдарна были загадочным образом умерщвлены в течение нескольких дней и в живых остались только принц Дравен, тогдашний правитель Малакасии, и члены его семьи. Они и стали править Элдарном, но словно благодаря одному условию: каждый из них был обречен на безумие.

На самом деле Джакрис подозревал, что дело здесь совсем не в болезни и не в утрате рассудка, а в происках некоего извечного зла.

Впрочем, молодой лейтенант Бронфио тоже прав. По всем Восточным землям ходят слухи о том, что Малагон обладает способностью призывать на помощь некие порождения дьявола — существа невообразимой силы и могущества, — дабы найти и уничтожить своих врагов. И эти слухи Джакриса тоже ничуть не удивляли; он чувствовал, что его услуги Малагону становятся не нужны. Если бы ему сейчас приказали вернуться в Малакасию, это означало бы одно: смерть.