Они покупали в основном еду и всякие припасы — парафиновые свечи, вино. Стивену страшно нравилось ходить по широким деревянным тротуарам, окаймлявшим грязноватые проспекты и узкие боковые улочки. Он болтал с ремесленниками и купцами, выбирал бифштексы и сладости и даже попробовал играть в одну азартную игру, для которой требовалось несколько гладких камешков, носовой платок или шарф и пустой кубок. Камешки бросали на разноцветный шарф, расстеленный поперек столешницы, и в зависимости от того, куда они упали, ставка удваивалась, утраивалась или пропадала, поступая прямиком в карман худой, но весьма дружелюбной старухи с покрытым оспинами лицом. Весьма быстро проиграв ей три ставки подряд, Стивен решил, что пора уходить, несмотря на все попытки старухи подбодрить его и приветственные крики зевак, собравшихся поглазеть на игру.

— Ну и сколько ты проиграл? — спросил Марк, сунув ему в руки кусок пшеничного хлеба.

— Не знаю — может, долларов двадцать пять, а может, и двадцать пять тысяч... Я пока еще не разобрался в их денежной системе. На всех монетах выбита отвратительная рожа Малагона, и разницу я пока не просек.

— Ну, судя по тому, какую ты собрал толпу, ты явно отличился. — Марк остановился, разломил пополам пирожок с вареньем, одну половинку сунул Стивену и прибавил: — Может, ты еще и номер нам снять сумеешь в какой-нибудь гостинице поприличней?

— Деньги-то общие, — пожал плечами Стивен. — А знаешь, я думал, люди здесь окажутся куда более...

— Подавленными?

— Ну да. — Стивен махнул рукой вдоль оживленной улицы. — Понимаешь, они, по-моему, ведут себя совсем не так, как если б жили под гнетом оккупантов.

— А ты посмотри повнимательней. — Марк указал ему на группу горожан, разгружавших тележку с досками. — Посмотри, во что они обуты, как одеты. Приглядись: ведь мало кто здесь выглядит вполне упитанным. Да, испуганными они, пожалуй, не выглядят, но ведь и оккупация продолжается уже как минимум пять поколений; они к ней привыкли. Но эти люди отнюдь не процветают, несмотря на все разнообразие лавок, товаров и услуг. — Марк задумался, отщипывал от пирожка крошки. — Я просто представить себе не могу, каковы здесь должны быть налоги. Может, процентов семьдесят или даже восемьдесят. Дома нам редко доводится видеть такое — мы ведь с тобой живем в таком месте, где, вообще говоря, люди привыкли помогать угнетенным и обездоленным, и чтобы такая помощь пришла, совсем не нужно ждать целых пять поколений. Ничего подобного здешним порядкам мы и вовсе, пожалуй, не видели.

— То есть людей, которые из поколения в поколение подвергаются гнету и унижениям?

— Вот именно. А в тех случаях, когда такое все-таки случалось и в нашем мире, конец всегда был трагическим.

В архитектуре Ориндейла явственно чувствовалось то, чем богат данный район: там было немало каменных домов, отделанных деревом и крытых гонтом, с фундаментом из необработанного камня, скрепленного известковым раствором. Стивен догадывался, что камень добывают где-то поблизости или, возможно, привозят на больших торговых судах, что стояли на причале в просторной гавани. В припортовых районах работа кипела с рассвета до поздней ночи. На улицах действительно было много малакасийских солдат, но никого из путешественников ни разу не останавливали надолго, да и вопросы всегда задавали самые обычные. Жизнь в столице Фалкана текла так, словно ее жители и не замечали, что город наводнен оккупантами, а вокруг него расположилась целая армия. Возможно, впрочем, что жители Ориндейла и не возражали против этого.

Однажды днем Гарек притащил в хижину сразу несколько бочонков фалканского пива, и все тут же расселись вокруг маленького костерка, угощаясь рыбой, которую каждый день покупали у старого рыбака, и с удовольствием запивая ее пивом.

Сделав добрый глоток пенистого напитка, Марк заявил:

— А вот книжных лавок я тут до сих пор так и не видел. Между прочим, мне бы очень хотелось почитать что-нибудь из истории Элдарна. — Заметив, как странно вдруг притихли Гарек и Бринн, он удивился: — А что я такого сказал?

— Неужели книги тут под запретом? — догадался Стивен.

— Да, и давно, — сказал Гарек. — Можно достать только незаконные копии, и кое у кого сохранились еще старинные книги, пережившие всеобщий разгром библиотек и книжных лавок, который случился в Элдарне почти тысячу двоелуний назад.

— То есть после восхода на престол принца Марека?

— Верно, — кивнула Бринн. — Он же и все университеты закрыл.

— А школы-то тут хоть есть? — Марк был потрясен.

— Есть, и все мы ходили в школу, но только пока нам не исполнилось сто двоелуний.

— Может, хоть в школах есть книги? — спросил Стивен.

— Да, кое-какие есть, только в этих книгах упоминаются лишь те времена, когда все пять земель Элдарна были захвачены потомками принца Марека. Впрочем, и таких книг в школах очень мало. У нас вообще многие неграмотными остаются.

Марк с мрачным видом выглянул в окно и осторожно поставил на дощатый пол свою кружку.

— Как это, в школах книг нет? Нет, так нельзя!

— Нельзя, — согласилась Бринн. — И мы в первую очередь хотели бы этим заняться в Роне, когда отвоюем свободу! — Казалось, она заставила себя замолчать. Но все же прибавила чуть тише: — Наверное, теперь надо говорить: и в Праге, и в Фалкане... и во всем Элдарне!

— А что же ваши религиозные вожди? — не унимался Марк. — Ведь во всем мире именно они берут на себя функцию учителей. Разве у вас они не учат детей читать и писать, не прививают им основные, необходимые для жизни навыки?

Гарек и Бринн переглянулись.

— Наши храмы и секты были полностью уничтожены еще принцем Мареком, — не сразу, но все же ответила Марку Бринн. — Вот уже пять поколений, как верования наших предков преданы забвению.

— Но мы слышали, — прибавил Гарек, — что они еще живы на севере, в Северных лесах, и многие втайне поклоняются обитающим в этих лесах богам. Наши верования, правда, всегда передавались только из уст в уста, и теперь многие жители Элдарна вырастают, заводят семьи, стареют и умирают, так никогда и не узнав, есть ли у нас какая-то религия или вера. Так оно безопаснее.

— А как же ваши духовные ценности? — удивился Стивен. — Как в таких условиях может развиваться ваша культура? Неужели у вас не существует никаких общественных институтов, которые помогли бы сохранить систему народных верований и традиций?

— Большая часть этих традиций введена по указке малакасийских правителей! — сердито буркнул Гарек.

— Традиции нельзя вводить по указке, их нужно беречь, лелеять... ну, я не знаю! — Стивен был искренне взволнован. — Они должны храниться семьей, местной общиной, какими-то организациями — может быть, единомышленниками по вере или даже правительством...

— Да откуда в Элдарне возьмутся такие организации, как ты говоришь? — удивился Гарек. — Разве что Сенат Лариона, которого давно уже нет. Сенат действительно заботился о сохранности наших традиций и верований и призывал всех бережно к ним относиться. Но ведь все на свете так быстро меняется! И духовные ценности прежних поколений становятся достоянием прошлого. Тем более в столицах. Там они, эти ценности, меняются с каждым новым поколением. Мы с Бринн, например, росли в том обществе, когда все в Элдарне уже успели привыкнуть к нынешнему положению вещей; да вообще-то сейчас уже почти и не осталось в живых никого, кто еще помнит, что когда-то все было иначе.

— И многим будет совершенно не понятно, зачем нужна организованная вера и почему она так важна, — прибавила Бринн. — Всех давно отучили от этого, а с началом оккупации наши религиозные традиции и вовсе стали искореняться, так что теперь их, пожалуй, и не восстановишь — почти все забыто.

— Вы уже и сами успели увидеть, — снова вступил Гарек, — насколько наша жизнь пропитана войной, смертью, насилием, ненавистью и прочими отвратительными вещами. Все это цветет в Элдарне пышным цветом, уродуя людей, уничтожая нашу древнюю культуру. Я и сам — представитель того страшного мира, который вас окружает: умелый убийца, отлично пользующийся своими преимуществами. Вот за это я больше всего себя и ненавижу!