Марк нерешительно переступал с ноги на ногу. Он соскучился по ласковому прикосновению океанских волн, когда они обвивают лодыжки, а потом вдруг захлестывают ноги до колен и тянут за собой. Здесь же вода была совершенно неподвижной. Озеро простиралось перед ним, невозмутимое и равнодушное к его желанию как-то решить возникшую перед ним задачу. Алморы, сероны, призраки, Нерак. Если он хочет знать, как их победить, ему необходимо познакомиться с ними поближе. Какими слабостями они обладают? Что именно в них кажется ему столь раздражающе знакомым, узнаваемым? Ответ был где-то близко, и Марк горел желанием непременно его найти.

«Не спеши, — сердито велел он себе. — Не торопи события. Просто еще раз все обдумай, как следует. И решение придет».

Он все еще стоял по щиколотку в холодной воде, когда стали просыпаться остальные.

Бринн осторожно подошла к нему и тихо спросила:

— Что случилось?

Она говорила шепотом, хотя вокруг шумели три сотни человек, шумно готовивших себе завтрак на нескольких десятках крошечных костров — дрова для этих костров были последним вкладом «Капины Прекрасной» в элдарнскую революцию. После завтрака все готовились плыть на другой берег озера.

Марк посмотрел на Бринн, и у него екнуло сердце: она была прелестна, она выглядела так, словно специально потратила изрядное количество времени, чтобы выглядеть для него, своего любимого, особенно привлекательной. Хотя, казалось бы, сейчас это совершенно не имело значения; сейчас проснуться живым и снова увидеть свет дня — это уже более чем достаточно. И все же Марк был тронут до глубины души тем, что столь незначительные вещи по-прежнему имеют для Бринн значение. Ему страстно хотелось обрести хотя бы несколько часов свободы, день или два, и любить ее где-нибудь в безопасном и чистом месте — там, где тебе не безразлично, как одет твой партнер, чистые ли у него волосы и хорошо ли они причесаны.

Всепоглощающая печаль охватила его душу, когда он понял, что у них с Бринн такой возможности, вероятно, никогда не будет. Он снова посмотрел на нее: волосы она сегодня зачесала набок и перехватила кожаным ремешком; верхняя рубаха была аккуратно подпоясана ремнем, красиво подчеркивавшим ее тонкую талию. Вся грязная, пропахшая илом и смертью, Бринн казалась ему самой прекрасной женщиной на свете, и он даже головой покачал, словно не веря собственным глазам.

— Что? — снова спросила она, но улыбнулась весьма соблазнительно.

— Ничего, — ответил он и вдруг понял, что ноги у него окоченели настолько, что вряд ли он сумеет выйти на берег.

Магический огонь вновь ожил под потолком пещеры, словно означая начало нового дня, а Стивен, спустившись к воде, спросил у Марка:

— Купаться собрался?

— Да просто захотелось немного по воде побродить.

— Холодная?

— Жуть! — И Марк, крепко схватившись за протянутую Стивеном руку, неуклюже выбрался на берег, с трудом двигая окоченевшими ногами. — Мне просто нужно было подумать.

Он прыгал на каждой ноге по очереди, пытаясь разогнать кровь, но пальцев по-прежнему почти не чувствовал.

— О чем? — заинтересовалась Бринн.

— Да я и сам толком не знаю, — честно признался Марк. — Вам знакомо такое чувство, когда что-то бьется в голове, но ты никак не можешь эту мысль ухватить? Хотя, казалось бы, достаточно только за угол заглянуть, и все сразу станет ясно.

— Конечно, — без колебаний ответил Стивен. — Со мной такое часто бывает. Я называю это параметрической статистикой.

— Нет, я серьезно. Ты только представь себе этого Нерака и всех его ублюдков, которых он посылал, чтобы погубить нас! — Стивен и Бринн вдруг притихли и посерьезнели, а Марк продолжал: — Все эти призраки, алморы, сероны — что у них общего? — Его друзья переглянулись, но ничего ему не ответили, и он еще немного развил свою мысль: — Их всех можно поместить в некий континуум, протирающийся между реальностью и ирреальностью. А еще точнее — в некое компактное множество, конечными точками которого являются понятия «целостность» и «неполноценность».

— Ну, и какая разница между этими понятиями? — Стивен был явно заинтересован, но все еще не понимал, к чему клонит Марк.

— Алмор высасывает из своих жертв жизненную силу и благодаря этому существует. Сероны насильственно лишены души...

— Ну, этого никто в точности не знает, — прервала его Бринн. — Я, например, не берусь определить, что именно хотел сказать Гилмор, произнося слово «душа» в применении к серонам.

— Это так, — согласился Марк. — И все же можно, наверное, согласиться с тем, что у них было насильственно отнято нечто, связанное с их личностью, с самой их сущностью?

— Можно. С этим мы согласны.

Марк с наслаждением натянул на замерзшие ноги носки и снова заговорил:

— А призраки? Это ведь всего лишь чьи-то души, взятые в плен. Если, конечно, можно называть эти непонятные сущности душами тех, кто за минувшую тысячу двоелуний пал жертвой Нерака. Он завладевал телом этих несчастных, уничтожал их физическую оболочку, а душу, или сущность, оставлял себе. И держал эти души в плену, управляя ими, посылая их против своих противников и заставляя убивать.

— Ну, я, в общем, понимаю, что ты хочешь сказать, но мне пока совершенно не ясно, куда ты клонишь. — Вид у Стивена был на редкость сосредоточенный; он явно старался настроиться на ту же волну, что и Марк.

— Да я и сам этого пока не понимаю, — уныло откликнулся Марк. — Дело в том, что если у Нерака и есть какая-то слабость, то, по-моему, определить, в чем она заключается, можно только так.

— Благодаря некоему континууму, конечные точки которого — целостность и неполноценность? — Бринн даже выговорила все это с трудом.

— Нерак и алмор — существа, безусловно, целостные. Они исполнены злобы и тех жизненных сил, которые отняли у множества своих жертв. Сероны тоже исполнены злобы, но лишены своей сущности, а точнее — души.

— Однако они живые, — вставил Стивен.

— Верно, — кивнул Марк. — И этим отличаются от призраков.

— Погодите минутку, — сказала Бринн. — Мне, например, Габриель О'Рейли всегда казался живым. Он, правда, чисто внешне не похож ни на одно известное мне живое существо, и все же мертвым он мне, безусловно, не кажется.

— Отличное замечание, — кивнул Марк. — С другой стороны, призраки — кажутся они нам живыми или нет, — безусловно, не совсем целостны. И пожалуй, не совсем реальны. Во всяком случае, они куда менее материальны, чем другие существа.

— Иначе говоря, нужно по-иному взглянуть на то, что значит быть живым, чтобы победить Нерака?

— Не знаю. — В голосе Марка опять зазвучало отчаяние: он чувствовал, что его гипотеза ничуть не становится яснее даже ему самому; она была столь же невнятной, как и несколько часов назад, когда он только проснулся. — Возможно, рассматривать нужно не вопрос о том, что значит быть живым, а о том, что значит обладать душой, или жизненной силой, или живой сущностью.

— Неужели понимание этого может стать оружием против Нерака? — Бринн задумчиво провела пальцем по лезвию своего ножа.

— Для нас — да. Для нас может стать оружием все, что годится для борьбы со вселенским злом, — попытался объяснить Стивен.

— Не со вселенским злом, а, скорее всего, лишь с Нераком, — возразил Марк. — Хотя, конечно, все зависит от восприятия.

— Восприятия? — Стивен задумался. — Значит, возможно, и то великое зло, что управляет действиями Нерака, становится всесильным только в том случае, если его как таковое воспринимает весь народ Элдарна?

— Или, возможно, оно становится всесильным только в том случае, если само воспринимает Нерака как существо неограниченных сил и возможностей — точнее, воспринимало девятьсот восемьдесят двоелуний назад, когда подчинило его себе. — Марк говорил очень быстро, не следя за понятностью своих слов, чтобы не дать ускользнуть той мысли, которую так упорно пытался настигнуть.

Бринн ногой столкнула в озеро несколько камешков и сказала:

— Если у Нерака и есть некая слабость, то, наверное, и у того, кто им управляет, такая же слабость отыщется.