Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Стряхнув с себя тяжкие раздумья о судьбе Анарии, Теннер решительно принялся что-то писать на листе пергамента. Перечитав написанное, он смахнул со щеки непрошеную слезу, кивнул, словно подтверждая правильность собственных намерений, и, подойдя к камину, стал раскачивать один из выступающих камней облицовки, пока тот довольно легко не вынулся из стены.

Положив его на пол, Теннер сложил пергамент вчетверо и сунул в тайник. Затем нагнулся, поднял камень и вставил его на место. Никаких видимых последствий его манипуляций заметно не было. Если не знать, какой именно из камней он только что вынимал, догадаться о том, что здесь есть тайник, было невозможно.

Внезапно в дверь постучали, и Теннер, очнувшись от задумчивости, поспешно отступил от камина, крикнув:

— Войдите!

Вошел слуга, неся на подносе бокал вина и небольшой теплый хлебец — только что из печи.

— Я подумал, что вы, возможно, захотите немного перекусить господин мой. — Молодой человек, заметив грустное лицо врача, потупился и торопливо прибавил, неловко шаркая ногой: — Я случайно заметил, господин мой, что вы еще не ложились, вот и решил...

— Спасибо. С твоей стороны это весьма предусмотрительно — прервал его Теннер, почувствовав вдруг, что страшно голоден. — Там, на кухне, никаких фруктов не осталось?

— Конечно, господин мой, и фрукты имеются, и всякое другое! — обрадовался парнишка. — Только сегодня утром мы получили партию замечательных персиков. Я вам сейчас принесу.

И он поспешно выбежал из комнаты.

* * *

Вернулся он очень скоро и тихонько постучал в дверь, но, поскольку из-за закрытой двери не доносилось ни звука, он решился все же войти и окликнуть доктора.

— Я принес вам три самых лучших персика, господин мой... — нерешительно сказал он и замер на пороге.

Комнату освещал неяркий свет двух свечей да слабый огонь, горевший в камине. Теннер стоял спиной к двери у дальней стены кабинета и яростно срывал со стены большой гобелен.

— Могу я чем-то помочь вам, господин мой? — Слуга с готовностью шагнул вперед и тут же услышал:

— Убирайся! — Странно, но голос Теннера Уинна звучал теперь совершенно иначе.

— Просто, по-моему, вам с этим гобеленом не сладить, господин мой. — И юноша сделал еще шаг вперед.

— Я сказал: убирайся отсюда, и быстро! — резко велел ему Теннер, и тут гобелен наконец отделился от стены и упал, коснувшись его плеча.

Юный слуга послушно отступил к двери, так и не заметив, что Теннер, сунув угол огромного гобелена в камин, поджег его. Когда пламя стало быстро пожирать ткань, он отбросил пылающий гобелен к книжному шкафу, равнодушно глядя, как занимаются полки; он, казалось, даже не замечал, что языки пламени уже лижут его рукав. Огонь быстро распространялся по доскам пола и потолочным балкам, а Теннер так и стоял посреди комнаты, а потом, весь охваченный пламенем, беззвучно упал на пол. Так погиб Теннер Уинн, знаменитый врач и несостоявшийся правитель государства Фалкан.

А за пределами Речного дворца, прячась за кустами кизила, которыми была обсажена одна из дворцовых лужаек, сидел на темном коне некий одинокий всадник в тяжелом теплом плаще и смотрел, как пожар охватывает верхние этажи. Рядом с ним тихо ждала какая-то молодая пара. Мужчина старался держаться храбро и, высоко подняв голову, неотрывно смотрел на свирепое разрушительное пламя. А молодая женщина не могла скрыть своего волнения. Тиская в руках кружевной платочек, она то и дело оглядывалась через плечо на лес, что темнел у нее за спиной.

Из дворца выбегали люди, некоторые громко звали на помощь и пытались погасить пламя. Но внимание всадника было приковано не к ним, а к окнам верхнего этажа. Там какой-то красиво одетый мужчина, кашляя в дыму и размахивая руками, с силой распахнул створки углового окна с цветными стеклами. Одна из створок ударилась о соседнюю стену и тут же отлетела назад; осколки разбитого оконного стекла вонзились мужчине в предплечье, но он, насмерть перепуганный, похоже, этого даже не заметил, продолжая выкрикивать нечто невнятное. Во всяком случае, всадник в плаще не мог разобрать ни слова. Увидев, что никто поблизости не спешит несчастному на помощь, всадник поднял руку, словно указывая на разбитое окно, и прошептал: «А теперь отдохни, принц Данмарк!»

Между тем с попавшим в огненную ловушку безумцем происходили какие-то странные перемены. Когда у него за спиной взметнулись языки пламени, принц Данмарк III, правитель Роны, провел окровавленной рукой по волосам и отбросил с бледного лица спутанные пряди волос. На мгновение взгляд его, похоже, стал осмысленным и сосредоточился на реке Эстрад, поблескивавшей вдали. Затем он глубоко вздохнул, выпрямился и прыгнул из окна. Неловко перевернувшись в воздухе, он с грохотом рухнул головой вперед прямо на горящую крышу конюшни, проломив ее своим телом.

Повернувшись к молодой паре, всадник сказал:

— Пора. Времени у нас мало.

Молодая женщина умоляюще посмотрела на него и сказала:

— Господин мой, может быть, и вы поедете с нами? Я бы чувствовала себя гораздо...

— Не прикасайся ко мне, — осадил ее всадник и, немного смягчившись, прибавил: — У тебя все будет хорошо, не тревожься, но сейчас мы должны ехать.

* * *

Тело принца Дравена было выставлено для прощания в центре малакасийской столицы Пеллии близ фамильной усыпальницы семейства Уитвордов, и тысячная толпа, отдавая своему правителю последнюю дань уважения, медленно текла мимо прекрасного хрустального гроба, украшенного вытравленным на стенках орнаментом.

Несколько дней назад Дравен неожиданно рухнул замертво, когда скакал верхом по берегу реки Велстар. Придворные мгновенно доставили его во дворец, но врачи, увы, оказались бессильны: всю ночь лучшие лекари Малакасии не смыкали глаз, и все же на рассвете Дравен перестал дышать. На теле его не обнаружили ни малейших признаков насилия или болезни, если не считать крошечной ранки на левом запястье. Впрочем, врачи догадывались: Дравена убил тот же страшный недуг, что уже свел в могилу правителя Роны Маркона.

Тело Дравена погрузили на королевский барк и по реке доставили из дворца Велстар в центр города. Теперь в течение десяти дней тело будет выставлено для прощания — десяти дней более чем достаточно, чтобы все жители Малакасии, оплакивающие своего правителя, успели добраться до Пеллии и отдать принцу Дравену свой последний долг.

Многие принесли покойному правителю дары — караваи хлеба, фрукты, дубленые кожи и шерстяные рубахи; все это они оставляли у гроба, желая обеспечить Дравену благополучное путешествие под сень Северных лесов, где о нем отныне станут вечно заботиться лесные боги.

Марек Уитворд, наследник Дравена и нынешний правитель Малакасии, не обращая внимания на слухи об усиливающихся беспорядках, упорно продолжал бодрствование у гроба отца и молча день за днем стоял там, глядя куда-то вдаль. В черных сапогах, черных штанах и черной рубахе с фамильным золотым крестом на груди, единственный сын Дравена выглядел, пожалуй, слишком юным, чтобы уже в ближайшее двоелуние лицом к лицу столкнуться с теми многочисленными трудностями, которые ему предстояло устранить. Порой, не в силах сдержаться, он беззвучно плакал, хотя и не полагалось простому народу видеть, как новый правитель Малакасии прилюдно роняет слезы. По всему городу люди — простолюдины, купцы и мелкое дворянство — без конца судачили о том, до чего же неприятно видеть, как принц Марек стоит у гроба отца и льет слезы, словно надеется усилием воли оживить покойного.

Но на шестой день своего бдения у гроба отца Марек стал выглядеть и вести себя несколько иначе. Он больше уж не смотрел прямо перед собой невидящими глазами, как прежде, а довольно внимательно наблюдал за процессией тех, кто желал воздать принцу Дравену последние почести, — их поток непрерывно струился мимо стоявшего на возвышении и убранного цветами гроба. К тому же по всему городу мгновенно разнесся слух: молодой принц сделал несколько фривольных замечаний женщинам, пришедшим оплакать своего покойного государя, а потом взял каравай свежего хлеба, вместе с прочими подношениями возложенный к гробу покойного правителя, и стал есть. И на груди у него больше нет золотого фамильного креста, зато он дополнил свой и без того мрачный наряд черными кожаными перчатками. А наутро седьмого дня молодой правитель Малакасии и вовсе не пришел к гробу отца.

14
{"b":"101987","o":1}