Драматические труппы сериозно составляются для театров в Казани, Харькове и в Саратове. В Казань из актрис оттягивают у нас г-жу Лелеву с долгосрочным контрактом и с очень выгодными для артистки условиями, там же будет виленская г-жа Борисова, и туда же приглашена В. Д. Гринева (Крестовская), так давно и так не вовремя для своих сил и дарований покинувшая сцену. Если все эти три артистки будут вместе в Казани, то Казань, разумеется, можно поздравить с завидным и едва ли не самым лучшим женским персоналом. Не говоря о г-же Борисовой, В. Д. Гринева для grandes dames[45] актриса, каких на это амплуа найдешь не много, а о г-же Лелевой, конечно, нечего и говорить. Такая многосторонняя актриса, как г-жа Лелева, — актриса, играющая роли драматические и комические, поющая и танцующая, — клад для провинциального антрепренера, у которого не может быть средств держать специалисток по каждому жанру. Там же, в Казани, теперь г. Милославский, о котором, что бы кто ни говорил, но он все еще, как старый боевой конь, знает все сигналы и, заслышав трубу, несется и скачет на них, хотя и тыча немножко ногами, но еще бодрым аллюром. Со многими пришлось бы спорить, молвя слово в защиту этого театрального барона, но несомненно, что Милославский все еще делает свое дело, и такого Ляпунова, как он, найдешь не скоро; такого Мерича, как он, пожалуй, не найдешь и вовсе, да и Гамлет он все-таки далеко, далеко не из последних.

В Саратове новый антрепренер. Г. Медведев будет в Казани и туда припас себе столь хорошо собранный женский персонал. В Саратове же будет играть и управлять театром любимец Харькова, Киева и Одессы Павел Никитин. Из пользующихся известностию провинциальных артистов у него будут г-жа Фабианская и, может быть, г. Максимилиан Шмитгоф. Катерина же Борисовна Шмитгоф, пользовавшаяся прошедшую зиму общею внимательностию и любовию саратовцев, на следующую зиму в Саратов не едет. Эта прекрасная актриса, равная по силам своим киевской Степановой, но без сравнения превосходящая г-жу Степанову по разносторонности своих сценических средств, постоянно развиваясь и совершенствуясь, идет быстрыми шагами к стяжанию себе большого имени. Ее уже давно начали считать наилучшею из провинциальных актрис, и ей, вероятно, скоро суждено опровергнуть старое мнение, что в провинции слава часто достается «ради прекрасных глаз». Г-жа Шмитгоф (рожденная Пивунова) дочь суфлера провинциального театра; она выросла на провинциальной сцене, сжилась с нею и плотию и духом, провинциальная актриса, не только не тяготящаяся провинциею, но привязанная к ней всеми симпатиями своей артистической свободной натуры. Ее не точил долговременно червяк самолюбия, в силу докуки которого провинциальные артисты стремятся и рвутся поголодать на Александринке. Г-жа Шмитгоф не спешила и не рвалась променять провинциальную независимость артистки на чинопоклонную роль актерствующих чиновниц столичного театра, и провинция всегда ценила это в своей любимице и никогда не допускала ее жаловаться на недостаток всяческого к ней внимания. — Но нынче, после добросовестнейшей работы по своему сценическому развитию, решилась искать у с. — петербургской театральной дирекции дозволения предъявить себя петербургской публике и будет просить дебютов. Получит она их или нет, и когда получит? это еще неизвестно, но предвидеть отказ, кажется, нет никаких оснований. Правда, что благодаря доли внимания, подаренной нынешним директором театров нашей русской сцене, мы уже отнюдь не можем жаловаться, что мы по-прежнему без актрис. Перед нами теперь не только не повертывают беспрестанно одну г-жу Струйскую, подпевая ей: «Во всех ты, душенька, нарядах хороша», но мы даже актрисами, как и суфлерами, положительно далеко богаче московского театра. При таком составе, как г-жи Линская, Лядова, Читау, Лелева, Александрова, Струйская, Жулева, Левкеева, Стрельская, обе Яблочкины, Громова и Владимирова, театр не может жаловаться на недостаток женских лиц. С этим женским персоналом, распоряжаясь им беспристрастно и толковито, можно обставлять без затруднений какие угодно пиесы. Но, как хотите, в ряду всех этих только что перечисленных нами женских лиц (в числе которых нет ни одной совершенной бесталантливости, а некоторые и очень даровиты) нет все-таки актрисы, способной играть роли вроде Катерины в «Грозе» или Лизаветы в «Горькой судьбине». Ни г-жа Читау, ни Лелева, ни Струйская не могут играть драматических ролей молодых русских женщин так называемого народного типа. Это не в их средствах. Первая когда-то играла подобные роли, но то время уже ушло; и опыт показывает, что она гораздо сильнее в ролях светских женщин сильного характера, а Лелевой и Струйской подобные роли уже не подходят вовсе. А между тем роли того жанра, о котором мы говорим, пишутся, должны писаться и не могут не писаться потому, что, как говорит одно лицо в одной повести, «русские нравы покуда еще решительно отрицать невозможно». И вот эти-то именно роли г-жа Шмитгоф изучила в тонкости и играет их с мастерством, достойным внимания всякого любителя и знатока искусства.

Англии, которая в государственном своем устройстве удовлетворяет более, чем другие страны Европы, требованиям современной цивилизации и современным понятиям о государственном благоустройстве, предстоит настоятельная нужда подумать о том, о чем другие государства еще не принуждены столь настойчиво думать. Благоустроенную в государственном отношении Англию бременит и точит великое экономическое зло — ее многочисленный пролетариат.

Этим наполняются все лондонские хроники и корреспонденции, и много говорить об этом, по меньшей мере, скучно и бесплодно. Разбои и мошенничества Лондона обратились в пословицу, полиция знает мошенников, знает их притоны, знает, куда они прячут и сбывают уворованное, знает, где они пропивают добытые воровством, а иногда и убийством, деньги, а между тем ничего не может сделать. Администрация довольствуется только паллиативами, радикальных же мер не принимает, потому что или считает их невозможными, или боится их. Зло пустило уже слишком глубокие корни и держится в самом строе общественного порядка.

Во Франции, после революции, считается 9 000 000 собственников; в Англии их всего 40 000. Поземельная собственность половины Шотландии сосредоточена в руках 12 семейств! При таких обстоятельствах удивляться возрастающему развитию пролетариата, а с ним и всех преступлений, невозможно. Нет ничего естественнее, что в сердцах этих бездомных, голодных пасынков цивилизации веками накопляется чувство злобы и зависти, которое разражается самыми преступными действиями, распространяющими панику среди собственников. Здесь, в Гайд-Парке, был «Митинг бедняков Лондона». На этом митинге оборванные, испитые люди в бессвязных речах, исполненных самого злобного негодования, проклинали все достаточные классы общества, называли палату депутатов «сбродом мошенников», выражали желание войны с Североамериканскими Штатами как средства для освобождения фениев, требовали, чтобы правительство отдало им 30 мил. акров необработанной земли, находящейся в государстве. Полиция не разогнала этого митинга. Правительство смотрело на него как на нелепость и рассчитывало, что смешная сторона этого собрания отнимет у него всякое серьезное значение. Так, конечно, и сталось, но всегда ли это так будет? Все эти вещи, как капли, долбящие камень, бьют в одно и то же место, — в несостоятельность экономического устройства Англии, и не дивно будет, если когда-нибудь они и пробьют его.

От голода и недостатков в Англии эмиграция все усиливается и усиливается. В Лондоне открыто общество «вспомоществования эмигрантам», и мысль о переселении в другую лучшую, обетованную страну волнует умы всех бедняков; они спешат в Америку, в Австралию, на Кап. Эмиграция теперь пока является, конечно, даже весьма удобным паллиативом для освобождения страны от пролетариата — но вопрос: не заключается ли большего зла в самом этом паллиативе? Чехи признавали эти выселения очень неудобными, потому что страна через них постоянно теряет тысячи сильных и приспособленных к труду рук. Кроме того, так как эмигрируют больше мужчины, то в настоящее время женское население Англии уже на целый миллион превосходит мужское. Такое ненормальное численное отношение между полами неминуемо влечет за собою очень дурные последствия, между которыми имеет место проституция, детоубийство и всяческая гадость. Число детей, уничтожаемых или в утробном зародыше, или в первые месяцы после его рождения, постоянно возрастает. Суды, которым приходится произносить приговоры над виновницами этих преступлений, не всегда могут карать их со всею строгостию закона. Обыкновенно и общественные условия, и положение подсудимой представляют столько смягчающих обстоятельств в ее пользу, что самый строгий и беспристрастный моралист чувствует невозможность строгого приговора.