Зеленая Вода тоже стала тихонько подкрадываться к мясу. А ее муж рассматривал при тусклом свете догорающего в яме костра резной бивень. Лучший художник в племени, Поющий Волк изобразил на бивне четвероногую тварь с длинной мордой и темными ушами. Понять, что это за зверь, было не так-то просто, — может, лиса, а может, и собака… Но нет, ни то ни другое.

— Волчье мясо? — состроил гримаску Издающий Клич. — Это все одно что жевать чьи-то старые, потные мокасины… Только мокасины на вкус поприятнее.

С видимой неохотой он подошел к Поющему Волку и стал отрезать длинные куски темного мяса от волчьего бедра. Чуть-чуть улыбнувшись, он протянул один кусок Смеющейся Заре, другой — Зеленой Воде.

Две старухи сидели рядом друг с другом в натопленном чуме. Сморщенные лица жирно блестели при свете костра. Их тени ложились на противоположную стену

Чума.

Костлявые пальцы Обрубленной Ветви вытаскивали содержимое из длинной бедренной кости. Помогая себе пальцем, она извлекла костный мозг, разделила его надвое и протянула половину Серой Глыбе.

— Не многовато ли для заклятого мяса, а? — мрачно усмехнулась она.

Серая Глыба облизала пальцы:

— По мне, голод — это похуже, чем любое заклятие.

— Я всегда знала, что ты гнусная старая ведьма.

— Ну а ты — нет. Кто сто раз говорил мне…

— Забудь, что я говорила прежде. Теперь все по-другому.

Серая Глыба улыбнулась и заглотила еще кусок волчьего мозга.

— Наконец-то ты взялась за ум, а я — какая жалость! — и порадоваться-то этому не могу!

— Иди с нами! Ха-ха, там, на юге, есть Сила. Я это сердцем чую! — Обрубленная Ветвь обломком кости вычищала губчатое сухожилие, не обращая внимания на попадающие в рот вместе с мозгом острые осколки. — Одна выгода, коли нет зубов, — с усмешкой прошамкала она. — Не в чем застревать костям.

— Угу, — хмыкнула Серая Глыба. — А когда все эти косточки будут выходить из тебя, они хорошенько обдерут твой старый зад!

— По крайней мере выйдут. У меня же нет запора, как у тебя. Оттого-то ты такая сварливая. Будто целый год не спала с мужчиной!

Серая Глыба махнула рукой:

— Кому они нужны, эти мужчины. Только и могут, что засеять семя, а ты девять месяцев ходи брюхатая. А может быть и похуже…

— Идем с нами на юг, — повторила Обрубленная Ветвь, посмотрев на свою подругу из-под свисающих серых косм. — Ты мне нужна. Мне будет одиноко среди этого молодняка. Не с кем словом обмолвиться. Идем. А уж там…

— Чем дальше к югу вы проберетесь, тем суровее пойдут места. Придется карабкаться по скалам, а я уже не такая проворная, как прежде. — Она в раздумье покачала головой, ласково глядя на Обрубленную Ветвь. — Да и потом, я в долгу перед Кричащим Петухом. Он спас мне жизнь, когда я лежала в лихорадке.

— Это было прежде. Его Сила ушла. Уже много дет назад.

— Не знаю. — Серая Глыба подогнула ногу, поморщившись от боли в опухшем суставе. — Помнишь, как заболел мой последний зуб? Половину лица разнесло…

Обрубленная Ветвь прыснула и, хихикая, затрясла головой при этом воспоминании.

— Ну и рожа у тебя была тогда — просто моржовый пузырь…

— Да, а помнишь, что сделал Кричащий Петухом?

— Не дуйся на меня, старая карга, конечно же помню. Никогда не забуду, как ты взвыла, — что твоя волчица! — когда он натянул тебе на нос ракушку. — Обрубленная Ветвь хлопнула себя по колену. — Сколько молодых охотников держали тебя, пока Кричащий Петухом тебя исцелял? Пять? Десять?

— Какая разница. — Серая Глыба ощетинилась, морщины на ее лице натянулись от напряжения. — Он спас мне жизнь, вот что важно!

— Ух ты, спас! — презрительно причмокнула Обрубленная Ветвь. — Да он просто проколол твою щеку костяным шилом. Эдак и я могу.

Помедлив, Серая Глыба угрюмо произнесла:

— Все равно. Он спас мне жизнь. — Она вновь помолчала. — Я пойду на север.

Обрубленная Ветвь тщательно выскребла из кости остатки мозга; потом она слизала жир со своих пальцев и разломала кость на мелкие части, которые можно будет после проварить в воде.

— Что ж… Иди. Сама увидишь, куда приведет тебя его Сила. Ты еще успеешь повернуть на юг, если только один из этих Других не проткнет тебе кишки своим копьем.

Серая Глыба бросила на свою подругу долгий, внимательный взгляд, водя языком по беззубым деснам:

— Лучше уж копья, чем эти Духи Великого Ледника.

— На что им старая карга вроде тебя? Ты разве что немного обеспокоишь их. Занесешь к ним заразу… Серая Глыба чуть улыбнулась:

— А Прыгающему Зайцу я сказала идти с Бегущим-в-Свете.

— Что? Это не дело! — вспыхнула Обрубленная Ветвь. — Твой сын должен остаться с тобой. Поющий Волк и этот ни то ни се, как бишь его, Издающий Клич, — оба идут со Светом. В отряде Кричащего Петухом мало хороших охотников. А если ты считаешь, что на самом-то деле надо идти на юг, отчего ж ты…

— Хватит и одного Вороньего Ловчего.

— Ну уж! Он вас втравит в потасовку с этими Другими — вот и все. Молодой дурень! Ему бы только повоевать. В крови у него какая-то порча. Я помню, когда он родился… Кровь… Дурная кровь.

Серая Глыба выглянула сквозь отверстие в пологе — узнать сколько времени осталось. Тусклый и серый дневной свет уже окутывал небо.

— Они собираются. Я слышу их… — Вдруг, словно спохватясь, она спросила:

— Ты вправду думаешь, что Цапля ушла туда?

— Я не думаю, а знаю. Я сама это видела.

— Большая часть Народа считает, что рассказы о ней просто выдумки, что Цапли и не было-то никогда на самом деле…

— Только старики могут ее помнить. Серая Глыба смущенно нахмурилась:

— Рассказывают, что, дескать, она была злой, вступила в союз с Силами Долгой Тьмы. Почему она ушла? Племя изгнало ее?

Обрубленная Ветвь печально покачала головой:

— Нет. Она сама ушла. Хотела остаться в одиночестве — так она сказала. — В голосе старухи прозвучало подобие стыда — стыда и раскаяния.

Серая Глыба испытующе взглянула на ее удрученное лицо:

— Что ты сделала? Убила мать Цапли? Ты так смотришь…

— Не расспрашивай о том, что тебя не касается…

— Ладно, — устало ответила Серая Глыба. — Я просто так, к слову.

Обрубленная Ветвь медленно встала на ноги и подала руку своей беспомощной подруге, тоже силившейся подняться.

— И ты собираешься в дальний путь? Ты же и на ногах-то не стоишь.

— Заткнись, старая насмешница, — огрызнулась Серая Глыба, но руку ее взяла и, скрипя старыми костями, неловко поднялась на ноги. — Когда я иду, я еще ого-го! Мне бы только сойти с места, а там меня не остановишь. Слишком я много рожала — вот мои бедра и ослабели…

Непривычно мягким для нее голосом Обрубленная Ветвь ответила:

— Ну так вовсе не садись. Меня не будет рядом — кто тебе поможет встать на ноги?

Серая Глыба кивнула и, распахнув полог шатра, вышла наружу. В тусклом утреннем свете увидела она, как Кричащий Петухом собирает тех из Народа, кто решил идти с ним.

— Да будешь ты среди звезд, — прошептала она и, сморщив свое дряхлое лицо, сморгнула слезу. А потом поковыляла к людям, сгрудившимся вокруг старого шамана.

Обрубленная Ветвь глядела ей вслед, и боль утраты, давно знакомая боль, сжимала ее сердце.

Волчий Сновидец…

Бегущий-в-Свете оглянулся и увидел, что у него за спиной стоит Прыгающий Заяц. Так его теперь звали — по крайней мере те, кто поверил в его Сон. Другие… что ж… Вороний Ловчий назвал его ребенком. Этого и следовало ожидать. Они с детства по каждому поводу готовы были порвать друг другу глотку — Бегущий-в-Свете и сам не понимал почему. И все равно это было горько.

— Кажется, все вещи собраны, — сказал Прыгающий Заяц. — Народ готов. Времени у нас немного: свет сейчас стоит недолго.

— Знаю. — Бегущий-в-Свете, не удержавшись, на мгновение взглянул туда, где собирал свой отряд Кричащий Петухом. Стольких друзей он навсегда оставляет! И среди них — Пляшущая Лиса… Боль обручем стягивала его сердце. — Я готов.