Торстейн громко сказал, так, чтобы его слышали спутники:
– Почему ему так хочется увидеться со мной, что я не могу продолжать свой путь домой? Впрочем, Альвальду покажется несправедливым, если я откажусь поговорить с ним, когда он болен.
А Ири побежал со всех ног на гору.
Торстейн сказал спутникам:
– Я думаю, наша поездка будет долгой, так как нам придется сначала поехать на юг, в Альвальдсстадир. Альвальд просит меня, чтоб я заехал к нему. Но то, что я поеду к нему по его просьбе, едва ли покажется ему достаточной наградой за быка, которого он мне подарил прошлой осенью.
И они поехали на юг по болотам ниже Стангархольта, потом дальше к югу, к реке Гуве, и вниз вдоль реки по верховой тропе. Когда они проехали мимо озерка на реке, к югу от реки они увидели большое стадо и одного человека при нем. Это был работник Альвальда. Торстейн спросил его, как дела. Тот отвечал, что все здоровы и что Альвальд в лесу, на рубке леса.
– Тогда скажи ему, – сказал Торстейн, – что если он хочет говорить со мной, то пусть приедет в Борг, а я теперь поеду домой.
Так он и сделал. Но позже стало известно, что в этот день Стейнар, сын Сьони, с одиннадцатью людьми сидел в засаде у холма Эйнкуннира. Торстейн сделал вид, что он ни о чем не знает, и все было спокойно.
LXXXIV
Жил человек по имени Торгейр. Он был родичем и близким другом Торстейна. Он в это время жил на полуострове Альфтанесе. Торгейр имел обыкновение каждую осень приглашать к себе гостей на пир. Он поехал к Торстейну, сыну Эгиля, и пригласил его к себе. Торстейн обещал быть, и Торгейр уехал обратно.
В условленный день Торстейн собрался в дорогу. Оставалось четыре недели до начала зимы. С Торстейном поехали живший у него норвежец и двое из его работников. Сыну Торстейна, Гриму, было тогда десять лет. Он тоже отправился с ними. Всего их было пятеро. Они поехали к водопаду на Ланге и дальше через реку, а потом дальше, к реке Ауридаа.
За рекою работали Стейнар и Анунд со своими людьми. Узнав Торстейна, они бросились к оружию, а потом вслед за ним и его людьми. Когда Торстейн обнаружил погоню, он и его спутники выезжали из леса Лангахольта. Там стоит высокий и неширокий холм. Они спешились и поднялись на холм. Торстейн сказал, чтобы маленький Грим бежал в лес и не оставался с ними. Когда Стейнар и его люди достигли холма, они кинулись на Торстейна и на его спутников, и началась битва.
Со Стейнаром было шесть взрослых мужчин. Седьмым был его двенадцатилетний сын. Их столкновение увидели люди из других дворов, бывшие на лугах, и сбежались, чтоб их разнять. Когда их разняли, оба работника Торстейна были уже убиты. Был убит и один раб Стейнара, и некоторые ранены. Едва их разняли, Торстейн огляделся, ища Грима, и Грима нашли. Он был тяжело ранен, а сын Стейнара лежал возле него мертвый.
Когда Торстейн сел на свою лошадь, Стейнар закричал ему:
– Убегаешь, белобрысый Торстейн?
Торстейн сказал:
– Ты побежишь еще дальше, раньше чем пройдет неделя.
Потом он поехал со своими спутниками через болото, и маленький Грим был с ним. Но когда они ехали по одному холму, мальчик умер, и они похоронили его там. С тех пор этот холм называется Гримсхольт (холм Грима). А то место, где они бились, зовется с тех пор Орростухваль (холм Битвы).
Вечером Торстейн приехал на Альфтанес, как и собирался раньше, и прогостил там три дня. Потом он собрался в обратный путь. Ему предлагали провожатых, но он отказался, и они поехали назад вдвоем.
А в тот день, когда Стейнар ожидал возвращения Торстейна, он поехал вдоль моря. Он приехал к дюнам ниже Ламбастадира и остановился там. У него был меч, который назывался Скрюмир. Это было очень хорошее оружие. Так стоял он в дюнах с обнаженным мечом и пристально смотрел только в одну сторону, туда, где ехал по песку Торстейн.
Ламби жил тогда в Ламбастадире, и он увидел, что замышляет Стейнар. Он вышел из дому и пошел в дюны, и, подойдя к Стейнару, схватил его сзади под руки. Стейнар хотел вырваться от него, но Ламби держал крепко, и оба скатились с дюны вниз. Как раз в это время Торстейн и его спутник проехали внизу по дороге.
Стейнар приехал на жеребце. Этот жеребец сорвался и побежал вдоль моря. Торстейн с товарищем увидели его и удивились, потому что они не заметили, что Стейнар проехал здесь. А Стейнар снова рванулся на дюну, потому что он не видел, как Торстейн проехал мимо. А когда они опять выбрались на пригорок, Ламби столкнул Стейнара с дюны вниз. Стейнар не удержался и слетел вниз на песок, а Ламби побежал домой. Стейнар вскочил на ноги и помчался за ним. Но как только Ламби добежал до своих дверей, он вбежал внутрь и заперся. Стейнар ударил мечом так, что меч глубоко вошел в наличник двери. Так они расстались, и Стейнар пошел домой.
На следующий день после того, как Торстейн вернулся домой, он послал работника в Лейрулёк сказать Стейнару, чтобы тот перебирался за Боргархраун, иначе он, Торстейн, воспользуется тем, что у него больше людей.
– И тогда тебе уже не уйти, – сказал он.
Стейнар ушел на побережье Снефелльсстранд и там построил двор, который называется Эллиди. Так кончились раздоры между ним и Торстейном, сыном Эгиля.
Торгейр Соня жил в Анабрекке. Но он был плохим соседом Торстейну в чем только мог. Однажды, когда Эгиль и Торстейн встретились, они много говорили о Торгейре Соне, их родиче, и сошлись во всем. Тогда Эгиль сказал:
Я единым словом
Землю взял у Стейнара.
Тем потомку Гейра
Пособить хотел я.
Сын сестры нежданно
Скверным оказался.
Странно, что не смог он
Избежать дурного.
Торгейр Соня перебрался тогда из Анабрекки на юг, в долину Флокадаль, потому что Торстейн понял, что не уживется с ним, даже если бы и хотел этого. Торстейн был человек прямой, справедливый и миролюбивый. Но когда другие задевали его, он умел защитить себя. Поэтому связываться с ним было опасно.
Одд из Тунги был тогда хавдингом на Боргарфьорде, к югу от реки Хвиты. Он был годи и смотрел за капищем, на содержание которого все в Скардсхейде платили налог.
LXXXV
Эгиль, сын Скаллагрима, теперь совсем состарился и стал неповоротлив. Зрение и слух у него ослабели, а ноги плохо его слушались. Он жил тогда в Мосфелле, У Грима и Тордис. Однажды, когда он шел вдоль стены дома, нога его подвернулась, и он упал. Какие-то женщины увидели это, засмеялись над ним и сказали:
– Плохо твое дело, Эгиль, если ты сам валишься с ног! Тогда Грим сказал:
– Когда мы были молоды, женщины меньше насмехались над нами.
А Эгиль сказал:
Я как лошадь в путах —
Оступиться легко мне.
Мой язык слабеет,
Да и слух утрачен.
В конце концов Эгиль совсем ослеп. Однажды зимой, в холодную погоду, Эгиль подошел к огню погреться. Стряпуха сказала, что странно, когда такой человек, каким был некогда Эгиль, путается теперь под ногами и мешает работать.
– Позволь мне погреться у огня, – сказал Эгиль, – не будем ссориться из-за места.
– Вставай! – отвечала она. – Иди на свое место и не мешай нам.
Эгиль тогда встал, пошел на свое место и сказал:
У огня, ослепший,
Я дрожу. Должна ты,
Женщина, простить мне
Глаз моих несчастье.
Англии владыке
Я певал, бывало.
Слушал он охотно,
Золотом платил мне.