Армод ударил девочку и велел ей молчать:

– Ты всегда болтаешь что не надо!

Девочка ушла прочь, а Эгиль поставил миску с кислым молоком на стол. Она была почти пустая. Миски у них взяли и унесли. Теперь и все домочадцы заняли свои места, и были расставлены столы и принесена еда. Сначала принесли мясное и подали Эгилю, как и другим. Потом была подана брага.[82] Это был очень крепкий напиток. Скоро начали пить каждый в одиночку. Каждый мужчина должен был выпить по рогу. Об Эгиле и его людях особенно заботились. Они должны были пить, сколько могли вместить. Эгиль пил очень много, и когда его спутники уже больше не могли пить, он еще пил то, что они не допили. Так продолжалось до тех пор, пока столы не вынесли.

Все, кто был там, были совсем пьяны, а Армод всякий раз, когда пил, говорил: «Я пью за тебя, Эгиль!», и его домочадцы, когда пили, говорили то же спутникам Эгиля. Одному человеку поручили подносить Эгилю и его людям каждый раз по полному рогу, и он подзадоривал их, чтоб они пили быстрей. Эгиль сказал своим спутникам, чтоб они больше не пили, а сам выпивал за них все.

Эгиль почувствовал тогда, что ему становится нехорошо. Он встал и пошел прямо туда, где сидел Армод. Он взял его руками за плечи и прижал к спинке скамьи. Его сильно вырвало прямо в лицо Армода, в его глаза, ноздри и рот. Все это потекло тому на грудь. У Армода захватило дыхание, а когда он снова смог вздохнуть, его тоже вырвало. И все люди Армода, которые были здесь, сказали, что Эгиль самый жалкий и самый плохой из людей, потому что он не вышел вон, когда его рвало, и что он не должен был делать такое при всех в доме во время пира. Эгиль сказал:

– Нельзя упрекать только меня за то, что я делаю то же самое, что и хозяин. Его рвет не меньше, чем меня.

Потом Эгиль пошел на свое место и сел. Он попросил принести себе браги и громко сказал:

Армод вскочил и выбежал вон, а Эгиль попросил дать ему еще браги. Тогда хозяйка сказала человеку, которому в этот вечер было поручено подавать брагу, чтобы он подавал всем вдоволь. Тот взял рог, наполнил его и поднес Эгилю. Эгиль осушил рог одним глотком. Потом он сказал:

Эгиль пил еще некоторое время, осушая каждый рог, который ему подавали. Но веселья было мало, хотя пили и другие. Наконец Эгиль встал, и его люди тоже. Они сняли свое оружие со стены, куда его раньше повесили, и пошли в сарай, где стояли их лошади. Там они легли на солому и проспали ночь.

Утром Эгиль поднялся, как только рассвело. Они собрались и, как только были готовы, пошли к дому искать Армода. Когда они пришли в каморку, где спали Армод, его жена и дочь, Эгиль распахнул дверь и подошел к постели Армода. Он обнажил меч, а другой рукой схватил Армода за бороду и рванул его к себе. Жена и дочь Армода вскочили и стали просить Эгиля, чтобы он не убивал его. Эгиль сказал, что ради них оставит его в живых.

– Вы заслужили это, но его следовало бы убить.

Эгиль сказал:

Потом он начисто отрезал Армоду бороду и надавил ему пальцем на глаз так, что тот вылез на щеку. После этого он вышел к своим спутникам. Они поехали своим путем и ко времени утренней еды[84] добрались до двора Торфинна. Он жил возле леса Эйдаског. Они потребовали еды себе и корму лошадям. Торфинн сказал, что они получат все это. Тогда Эгиль и его люди вошли в дом. Эгиль спросил, видел ли Торфинн его спутников:

– Мы уговорились собраться здесь.

Торфинн ответил так:

– Здесь проехало шестеро незадолго до рассвета, и они были вооружены до зубов.

Тогда один из домочадцев Торфинна сказал:

– Я ездил ночью за дровами и встретил дорогой шесть человек. Это были люди Армода, но до рассвета было еще далеко. Так что я не знаю, были ли это те же люди, что и те шестеро, о которых ты говоришь.

Торфинн сказал, что люди, которых он встретил, проехали позже, чем его домочадец вернулся с возом дров домой.

Когда Эгиль и его люди сели за еду, Эгиль заметил, что на поперечной скамье лежит больная женщина. Он спросил Торфинна, кто эта женщина, которая так страдает. Торфинн ответил, что ее зовут Хельга и что она его дочь:

– Она уже давно болеет. У ной сильная лихорадка. Она не спит по ночам и стала как помешанная.

– И вы ничего не пробовали, – сказал Эгиль, – против ее болезни?

Торфинн ответил:

– Были вырезаны руны. Здесь неподалеку живет сын одного бонда, он и сделал это. Но с тех пор ей стало много хуже, чем раньше. Может быть, ты, Эгиль, можешь помочь чем-нибудь в такой беде?

Эгиль сказал:

– Пожалуй, хуже не станет, если я возьмусь за это.

И когда Эгиль насытился, он подошел к больной и поговорил с ней. Он попросил приподнять ее со скамьи и подстелить ей чистые одежды. Так и было сделано. Тогда он обшарил то место, на котором она лежала, и нашел там китовый ус, на котором были вырезаны руны. Эгиль прочел их, соскоблил и бросил в огонь. Эгиль сжег весь китовый ус и велел вынести на воздух те одежды, которые были у нее раньше. Тогда он сказал:

Эгиль вырезал руны и положил их под подушку на ее ложе. Ей показалось, будто она проснулась ото сна, и она сказала, что теперь здорова, хотя и совсем без сил. Ее отец и мать очень обрадовались. Торфинн предложил Эгилю располагать всем, что ему только нужно было.