С мольбой Торн повернул ее к себе. Его загорелые пальцы нежно дотронулись до ее золотистых волос, и он прошептал ее имя.

Их глаза встретились, и Шана почувствовала, как в ней что-то перевернулось. Разрывающее душу рыдание вырвалось из груди девушки и, словно стрела, ранило Торна прямо в сердце.

Ему больше не нужно было никаких приглашений. Он обнял принцессу, привлекая ее, дрожащую, к себе. Он чувствовал ее прерывистое дыхание, и едва сдерживаемые слезы. У него сжалось сердце. Он сильнее обнял ее и что-то шептал у ее виска, когда вырвавшиеся наружу рыдания сотрясали тело принцессы. Торн был уверен, что не сможет ее успокоить, но ошибся. Вскоре она затихла у него на груди…

По тому, как Шана глубоко и ровно дышала, граф понял, что она уснула. Он еще долго держал ее на руках, испытывая при этом странное удовлетворение. Неохотно Торн переложил ее на кровать, встал и принял ванну. Затем он спустился вниз, чтобы принести еду.

Когда он вернулся, она проснулась. Торн нахмурился, увидев, что Шана почти не притронулась к еде, но он не ругал ее за это. Его беспокоило настроение принцессы. Во время трапезы она была тихой й подавленной. Затем Шана встала и подошла к окну, молчаливо и сосредоточенно устремив свой взгляд на холодные вершины гор. Ее профиль был удивительно спокойным, но Торна нельзя было обмануть. И хотя ее глаза оставались сухими, душа Шаны плакала.

– Это не продлится долго, да?

Им не нужно было притворяться. Торн знал, что речь идет о войне.

– Думаю, что все может закончиться в считанные дни, – спокойно ответил он. – Говорят, что Левеллин ищет поддержку, но не может найти. Флот Эдуарда охраняет восточное побережье. Мы усилили атаки на суше от Лэнгли до западной границы.

Воцарилась тишина. Шана не смотрела на графа. Выражение лица Торна стало мрачным, его глаза померкли. Создавалось такое впечатление, что девушка отдалилась от него, ускользнув в тот мир, где она была недосягаема для него.

– Я совершенно честен с тобой, Шана. Было бы жестоко дарить тебе надежду, которой нет.

Торн не произнес слово «немилосердно», но был уверен, что она догадалась.

Шана медленно повернулась. Их глаза встретились.

– Я знаю, – прошептала она.

На этот раз замолчал Торн. Неожиданно он резко встал, словно приняв решение. Он поймал ее взгляд.

– Подойди ко мне, Шана.

О, он знал, что его голос прозвучал повелительно. Но в душе Торн затаил дыхание, моля Бога, чтобы она повиновалась. Если она откажется, ему придется уступить. А ему не хотелось этого…

Время приостановилось. Казалось, что бесконечно долго Шана не шевелилась и не произносила ни слова. Увидев Торна снова таким высокомерным и повелительным, она ощутила, что обида нахлынула на нее. Она любила его, но не могла простить ему того, как он пренебрегал ее любовью. И все же, помимо ее воли, ноги сами пошли к нему. Их взгляды столкнулись, и это был самый желанный момент в ее жизни. Торн протянул сильные руки и обнял ее за талию. Его взгляд скользнул по ее красивым губам.

– Мне хотелось бы знать, принцесса, ты скучала по мне, так же, как я отчаянно скучал по тебе?

Ее сердце екнуло, он СКУЧАЛ ПО НЕЙ! Шана положила руки ему на грудь, а ее глаза устремились на него.

– Да, – прошептала она доверчиво, – да!

Девушка покраснела, так как заметила, что его взгляд упал на ее раздавшуюся талию. Она была на пятом месяце, и одежда уже не могла скрыть округлившийся живот. Но промелькнувшие в его темных, как ночь, глазах любопытство и нежность заставили девушку улыбнуться.

– Я беспокоился о тебе днем, – признался Торн охрипшим голосом, – и желал тебя ночью. – Взволнованно он гладил ее щеки. – Ты хорошо себя чувствовала?

Шана кивнула.

– Тошнота, которая мучила меня, прошла. Аделаида говорит, что если я буду продолжать так есть, то родится уже взрослый рыцарь.

Торн затаил дыхание, глядя на мягкие очертания ее улыбающихся губ. Но, увы, улыбка быстро исчезла, а глаза девушки наполнились прозрачными слезами.

Граф нетерпеливо воскликнул:

– Нет, Шана, не отворачивайся от меня! Это ты из-за Бариса так расстроилась? Ты его любишь?

Помрачнев, он ждал ответа.

– Нет, дело не в этом, – сказала она сдавленным голосом. – Торн, я… я боюсь.

– Боишься? Чего?

У Торна возникло такое чувство, будто игла выскочила из сердца. Он наклонился, взял Шану на руки и понес к кровати. Здесь он бережно обнял жену, нежно поглаживая ее спину. Шана ощутила его горячее дыхание у себя в волосах.

– Скажи мне, – прошептал он.

Граф очень нежно держал принцессу в своих объятиях, но все же она колебалась, не в состоянии встретиться с его взглядом. Затем девушка погладила его черные жесткие волосы и неуверенно заговорила.

– Ты говоришь, что война скоро закончится, но боюсь, что горечь никогда не уйдет. И я дрожу от мысли, в каком хаосе родится наш ребенок. – Словно защищая его, Шана положила руки на живот. – Будут его презирать англичане, потому что его мать валлийка, и ненавидеть валлийцы, потому что его отец англичанин? И кто он будет: англичанин или валлиец? Я не хочу, чтобы он был таким же оторванным… Я не хочу, чтобы он ненавидел Англию или Уэльс, или испытывал ненависть других. Но очень боюсь, что именно так и будет.

Торн нежно посмотрел на нее. Как долго она скрывала от него свою беззащитность! Она казалась сильной, дерзкой, решительной, стойкой и никому не показывала своей слабости, по крайней мере, ему. Но сейчас в ней заговорил чисто материнский инстинкт, отчего Торну захотелось укрыть ее от любых горестей.

Он гладил ее волосы, гордо поглядывая на выступающий живот девушки.

– Англичанин, валлиец… Шана, это неважно! Разве ты будешь меньше любить его, потому что в нем есть часть английской крови? А разве я буду любить его меньше из-за того, что он что-то унаследовал от валлийцев? – нежно говорил Торн. – Нет, я хочу этого ребенка, и не буду думать, англичанин он или валлиец. Он наш! Родится сын или дочь, это неважно. Важно то, что это частичка тебя и меня, а это повод для того, чтобы радоваться, а не горевать.

Шана наслаждалась бархатным звуком его голоса. Она обвила руками его шею и прильнула к нему. Она была счастлива сейчас. Этот миг она будет нежно хранить в глубине своей души до конца жизни.

Торн обхватил руками ее голову и приблизил к своему лицу. От его прикосновения Шану охватила дрожь. Он был такой сильный, такой красивый… И он испытывал радость оттого, что она носила его ребенка. И вдруг принцесса почувствовала, что большего ей и не надо. Она больше не колебалась и без слов подставила ему свои мягкие трепещущие губы. Его поцелуй оказался долгим и удивительно сладким. Разлука только обострила те чувства, которые они испытывали по отношению друг к другу. И единственного поцелуя было достаточно, чтобы искры страсти разожгли огромный костер.

Никогда Торн не ласкал ее так нежно и трепетно. Он дотрагивался до ее груди, гладил ее темные, болезненно-чувствительные из-за беременности соски. Он целовал ее упругий живот, где, свернувшись, лежал их ребенок. Шана видела его мускулистые загорелые плечи, сильные ласковые руки. На ее лице отразилась беззвучная мольба, говорившая о силе желания. Шана стонала от наслаждения и счастья. Она выкрикнула его имя, и этот звук отозвался новым шквалом наслаждения, когда Торн требовательно искал ее губы…

Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ! – подумала Шана беспомощно. – О, ТОРН, Я ТАК ТЕБЯ ЛЮБЛЮ!

С каждой новой лаской эти слова поглощали ее душу и сердце, желая вырваться наружу. Но, испытывая неимоверное наслаждение, Шана также испытывала сильнейшее изнеможение. Безвольная и уставшая, она закрыла глаза и сонно улыбалась, когда рука Торна обхватила ее за талию и привлекла к своей крепкой фигуре. Шана уткнулась головой в его подбородок, а маленькая изящная рука легла на шелковистые волосы, на его груди. Принцесса для себя решила, что завтра, как только они проснутся, она скажет ему, как сильно его любит. С этими мыслями Шана уснула.