Шана глухо застонала, почувствовав себя оскорбленной и униженной. Господи, как она его ненавидела… но и себя она ненавидела не меньше. Ведь он превратил ее гордость в ее слабость, а сопротивление в капитуляцию. Осознание этого вызвало горечь и раздражение. Шана всегда считала себя сильной и способной самостоятельно распоряжаться своей судьбой. Всегда она и была такой. Всегда… но не теперь.

Сегодня Шана поклялась, что не станет такой легкой добычей, какой она оказалась прошлой ночью. Девушка снова и снова повторяла себе, что тогда испугалась неизвестности, того, что он может сделать с ней, и поэтому позволила ему все. Но теперь она знала, что ее ожидает, и она не сдастся на этот раз, нет.

Резким движением Торн сорвал с нее сорочку и, полностью обнажив, окинул Шану дерзким вызывающим взглядом. Его глаза потемнели, в них чувствовался лихорадочный блеск, опаляющий страстью и желанием. Подмяв ее под себя, граф грубо раздвинул коленом ноги девушки. Лицо Шаны горело огнем, она вся задрожала при виде его возбужденной плоти.

Понимая, что то, что должно произойти, неизбежно, Шана испытала отчаяние, которого не знала прежде. Мысли одна за другой бешено пролетали в голове. Прошлой ночью он был нежен. О, теперь она поняла разницу. Граф опять оказался прав, поняла принцесса со страхом. Торн был с ней предельно бережным, он сдержан и не груб.

Но теперь… Не важно, было ли это желанием или похотью – это было, в самом деле, наказанием!

Отчаяние добавило ей немного храбрости. Шана попыталась увернуться, освободиться от его тяжести, бешено колотя графа в грудь.

– Отпусти меня, бастард! Я не хотела этого брака! Слышишь?! Я не хочу этого! Я не хочу тебя!

Торн схватил ее руки, которыми она молотила его и прижал их к кровати. Его лицо стало холодной жесткой маской, и только глаза выдавали всю силу его – ярости. Они горели адским огнем.

Действительно, де Уайлд был в гневе. В нем заговорил инстинкт. Он был зол на принцессу за то, что соблазняла его, заставляя хотеть себя, а затем отказывала, словно он был самым низким существом. Ему тоже захотелось нанести ей жестокий удар, сделать ей так же больно, как сделала она.

Торн рассмеялся, и этот смех не предвещал ничего хорошего.

– Слишком поздно, принцесса. Сначала я сделал тебя своей невестой, а теперь ты будешь моей женой, и в этом отношении и в любом другом.

Шана не могла увернуться, когда он раздвинул ее ноги. Горячий взгляд словно пронзил ее… точно так же, как и его плоть. Девушка закричала от того, с какой силой он вошел в нее, но этот крик был скорее от шока, чем от боли. От бессилия и унижения слезы катились из глаз. Шана чувствовала, что уже ничего не сможет сделать – он слишком глубоко проник в нее.

Казалось, время тянулось бесконечно долго. Торн лежал спокойно, не двигаясь. Ее тело скоро уступило, и он уже не был инородным предметом, разрывающим ее на части. Но дух ее не сдавался. Бежали секунды, и вместе с ними поднимался протест. Шана ненавидела его близость, ей было ненавистно, что он стал частью ее тела. Она ненавидела его за то, что он обладал ею так, как еще никому не удавалось, даже Барису. Но нет, он не найдет в ней отклика сегодня. Она будет равнодушна ко всему.

Торн понял ее замысел и решил преодолеть его. Он дотронулся до красивых грудей и языком проложил тоненькую дорожку к ее возбужденным соскам. Губами он припал к неистово пульсирующей артерии у основания ее шеи. Но Шана не давала ему насладиться поцелуем, ее нежным ртом, намеренно отворачивая голову в сторону.

Гнев Торна вспыхнул с новой силой. Ему захотелось оставить девушку неудовлетворенной, но бурное желание стало уже неуправляемым. Движимый животной страстью, граф вошел в нее сильно и глубоко, убыстряя темп.

Шана не сражалась с ним, но и не уступала. У Торна не оставалось другого выбора, как полностью отдаться своей страсти, в то время как она, не шевелясь, лежала под ним, отвернув в сторону лицо, зажмурив глаза.

Это стало последней каплей в чаше терпения Торна. Будь она проклята, подумал он. Она всегда была высокомерной и отчужденной, холодной до мозга костей! Но даже эта мысль вылетела у него из головы, когда он стиснул зубы. Казалось, мир взорвался вокруг него. Со стоном, который больше говорил о поражении, чем о победе, Торн задрожал и изверг свою плоть в тело Шаны.

Его грудь все еще вздымалась, когда он лег рядом с ней. Шана приоткрыла глаза, наполненные слезами. Эти глаза были немым проклятием графу. Полный боли взгляд пронзал его, словно ножом. Торн мысленно ругал ее за то, что она заставила его пойти на это, а себя бранил за то, что ему не хватило самообладания.

Их взгляды столкнулись, когда принцесса попыталась достать простыню, которая закрутилась у ее щиколоток, и быстро прикрыла ею свою наготу. Он привстал на локте.

– Неужели ты думаешь, что я так обольщен твоей красотой, что нужно от меня прятаться? Я уже успел рассмотреть все, что было нужно, и скажу, что ты не лучше любой другой. Да, – продолжал он, бросив в, ее сторону быстрый взгляд, – и не важно, принцесса ты или нет. Ты Шана, – такая же женщина, как и всякая другая, и любая другая женщина меня устроит.

– Я буду ежедневно молиться, чтобы ты оставил меня, – ответила Шана таким же холодным тоном, каким он разговаривал с ней.

Торн потемнел так, как будто над ним нависла туча.

– О, тебе не стоит беспокоиться по этому поводу. Ей-богу, клянусь, я не дотронусь до тебя, пока ты сама не скажешь, нет, не попросишь меня об этом! Действительно, толку от такой жены немного, а еще меньше, как от женщины. Ясно, что ты не успокоишь меня днем, не доставишь удовольствия в постели ночью. Мужчине нужна женщина, не боящаяся показать свою приветливость, да, даже страсть! А ты, принцесса, – при этом его губы искривились, – ты не вызываешь у меня ничего, кроме похоти! Но свой долг мужа я выполнил, и когда ты будешь, занята своими молитвами, помолись, чтобы зачала, чтобы выполнить свой долг жены, так как меня трясет от одной мысли о том, что мне еще раз придется лечь с такой хладнокровной ведьмой, которая думает только о себе!

Зачала! Шану охватил шок. Она вспомнила о тех содроганиях, которые сотрясали его тело. Только сейчас она поняла значение той влажной извергающейся теплоты, которая сопровождала его вздрагивания. Девушка быстро отбросила эту мысль, так как ей было невыносимо думать о зачатии ребенка с этим грубым, жестоким мужчиной. О, как немилосердно с его стороны так ее ударить, и это после того, что он только что совершил!

– Я заставлю вас пожалеть об этом, – сказала Шана глухим взволнованным голосом. Граф не беспокоился, высказывая свое презрение. Почему она должна думать об этом? – Запомните мои слова, милорд. Вы проклянете тот день, когда женились на мне!

– Принцесса, – холодно сказал он – я уже сделал это.

Торн задул свечу и снова забрался в постель. Шана лежала, сжавшись в комочек на своей половине, отвернувшись спиной, неподвижная, как стена. Кто, с горечью недоумевал он, выиграл эту битву? Не она. И конечно, не он.