В оружии у него и так не было недостатка.

– Ваш брак, принцесса… Когда он должен состояться?

Шана заморгала глазами, застигнутая врасплох. Она ожидала услышать от него все, что угодно, но только не это.

– Мы с Барисом собирались обвенчаться в конце лета.

– А что будет, если вы все еще останетесь здесь? Что, если он не сможет заплатить за вас выкуп?

В душе у Шаны зародилась слабая надежда.

– Вы уже сообщили ему?

То, с какой нескрываемой радостью она спросила об этом, задело Торна, но он не стал задавать себе вопроса, по какой причине.

– Нет еще, – мягко произнес он. – Надо еще решить, какие ему поставить условия. – Он постучал пальцем по губе. – Ваш жених занимается овцеводством, как и большинство ваших людей? Может быть, его удастся уговорить расстаться с частью высокопородных овец? Я думаю, это будет справедливая сделка. А вы как считаете – стадо овец за принцессу?

Его речь была пропитана ядом язвительности. Ногти Шаны от ярости врезались ей в ладони. Хотелось треснуть рукой по его крепкой щеке, и она дала себе слово, что скоро так и сделает.

– Называйте любую цену, – спокойно сказала она, – Барис меня не бросит.

– Вот что мне пришло в голову. Может быть, попросить вместо этого какую-нибудь ничтожную сумму за то, что он избавит меня от вас. – Торн медленно обошел вокруг, не сводя с нее глаз. Она стояла совершенно прямо, серебристые глаза ее полны были мятежного света, но она переносила его нападки исключительно стойко. Торн не мог не согласиться, что она была достойным противником.

– Если вы действительно хотите этого, вы можете отпустить меня прямо сейчас и здесь.

– Прямо сейчас? Нет, миледи, – на его губах появилась плутоватая усмешка. – Я не уверен, что вы покинете мой гостеприимный дом, забыв всадить мне нож в спину.

– Мысль соблазнительная, милорд, – милая улыбка тронула ее губы, – чрезвычайно соблазнительная.

Он остановился за ее спиной так близко, что она ощущала его дыхание у себя на волосах. Напряжение нарастало вместе с молчанием. Шане пришли в голову несвязные и дикие мысли. Значит, он все еще смеется над ней? Или он отплатит ей за угрозу и задушит ее сейчас на месте? Ей безумно хотелось, чтобы он передвинулся так, чтобы она могла видеть его. Секунда тянулись невыносимо долго, и она боялась, что закричит, чтобы избавиться от обуревавших ее страхов. Ноги у нее стали словно ватные, она испугалась, что в любую минуту сможет упасть.

– Миледи, – пробормотал он, – я чувствую, что вы дрожите. Могу я вас спросить, почему?

О, нет, с нее достаточно было этих насмешек! Она резко повернулась и, не сводя глаз, уставилась на него.

– Почему? – вспылила она. – Я дрожу от отвращения.

– Неужели? – спросил он мягко. – Может быть, мы проверим?

Ей не нравилось, как улыбка медленно расползалась по его лицу, нет, совсем не нравилось! Но не успела она еще понять, почему, как его крепкие руки словно обожгли ее, схватив за плечи. Она бросила на него угрожающий взгляд горящих от гнева глаз, ее губы раскрылись, и она издала какой-то слабый протестующий звук.

Его губы приблизились к ней и заглушили этот крик тревоги. Какую-то долю секунды Шана думала, что все будет, как и раньше, когда он стремился завоевать ее и нанести поражение… Да, его руки опять полностью завладели ее телом и крепко прижимали к себе, только на этот раз… только на этот раз он касался ее губ совсем не так, не было той наглой грубости, которая шокировала ее прошлым вечером, но, как ей хотелось, чтобы она была, тогда это позволило бы ей собрать всю свою решительность и сопротивляться ей. Но вместо этого его губы явно вызывали у нее такое сильное возбуждение, от которого она чувствовала слабость во всем теле, полное отсутствие воли и желания сопротивляться.

«Но все же нужно попытаться», – сказала она себе. Но что-то твердило ей, что он не вызывает у нее ни отвращения, ни презрения. К своему ужасу она обнаружила, что если с ее губ и могла слететь ложь, то тело чувствовало совсем другое…

Где-то в глубине души Шана опасалась, что этот человек, которого она ненавидела и презирала, найдет в ней добровольную пленницу. От этих мыслей сердце неистово стучало, барабанным боем отдавалось в ушах и отзывалось во всем теле. Поцелуи Бариса только намекали на страсть и пламя, но этот, о! – он был самим пламенем. Пронзенная темным током наслаждения, какого не знала раньше, Шана не сопротивлялась… Время перестало для нее существовать, когда он целовал ее, все больше погружая в сладостные водоворот, где ничего не существовало, кроме захватывающего соприкосновения с его губами.

К тому времени, когда он поднял голову, Шана не могла сопротивляться, слабо прильнув к нему и вцепившись пальцами в его тунику.

На Торна этот поцелуй произвел не меньшее впечатление, но жизненный опыт подсказывал ему, что нужно скрывать нахлынувшие чувства. Он не ошибся, уловив в ее губах дрожь, и это доставляло ему радость триумфатора.

Ее голова склонилась ниже, изогнутые шелковистые темные ресницы опустились, щеки зарделись. Еще больше выдавало девушку глубокое прерывистое дыхание. Она попыталась отступить от Торна, но он продолжал крепко держать ее за плечи.

– В чем дело, Шана? – он покачал головой. – Ты все еще дрожишь. Могу я надеяться, что ты позволишь доказать тебе это снова?

Но ее внешняя покорность была обманчивой. Она резко вскинула голову, сверкнув глазами так, словно хотела выплеснуть на него всю ярость мира. Он улыбался, о! – так галантно, так самодовольно!

– Если я дрожу, – холодно проговорила она, – если я переношу ваши прикосновения, то только потому, что думаю о Барисе, представляя, что это его губы касаются меня, а не ваши. – Она вырвалась из его объятий и схватила льняную салфетку с подноса. Хорошо зная, что он как ястреб следил за каждым ее движением, она стерла вкус его губ со своих.

Когда она бросила салфетку на стол, улыбка исчезла с его лица. Шана смаковала свою победу, как будто ела вкусный круглый фрукт.

– Да, – добавила она премилым голосом, – только Барис может заставить меня дрожать от страсти. Безусловно, не вы, англичанин, вам это никогда не удастся!

Его глаза блеснули сталью. И когда он заговорил, за мягкостью тона ощущался лед:

– Кажется, вы с ним близки, принцесса? Возможно, я излишне любопытен, но вы спали с ним?

Охваченная нахлынувшим дерзким порывом, она заговорила:

– Да, милорд, много раз и с большим удовольствием. Он настоящий мужчина! Он хорошо знает, как вести себя, чтобы женщина отвечала на каждое его желание и прихоть.

Кривая, презрительная усмешка появилась у него на губах. Шану потрясло, что на его темном жестком лице мгновенно разлилась горечь.

– Тогда поклянитесь мне, миледи, что он нашел вас интересной женщиной.

С этими словами он вышел, молча и поспешно.

На самом деле ощущение победы было ложным, Шана это понимала. Она медленно подошла к постели, глубоко потрясенная случившимся, не понимая, почему все произошедшее ее так взволновало. Ей же нужно было радоваться, так как граф действительно, кажется, собирался избавиться от нее. Значит, ей повезло.

Но ее отцу не повезло. Не повезло и Грифину, и священнику…

Слезы застилали ей глаза. Охваченная горьким отчаянием, она прижимала руку к саднящему от боли сердцу. Отец ушел, а вместе с ним ушла какая-то частица ее самой. Никогда она еще не чувствовала себя такой потерянной, такой одинокой! Она все отдала бы за ту жизнь, которая была у нее раньше, чтобы снова вернуться в Мервин, оказаться как можно дальше отсюда. Но она попала в этот ужасный каменный английский капкан….

У нее было какое-то странное предчувствие, что ее жизнь должна отныне измениться.

Торн шел по направлению к конюшне. Джеффри лениво бродил поблизости, поглядывая, как запрягали его лошадь.

– Торн! Выглядишь ты как нельзя лучше в это чудесное утро! – помахал он рукой, приветствуя своего друга с обычной непринужденностью.

Черная как смоль бровь Торна приподнялась, когда он остановился рядом.