Он дал таксисту пять долларов и поймал проезжавший мимо свободный лимузин. Таксист на всякий случай записал номер лимузина. Он понимал, однако, что Уин в случае чего сможет только подтвердить его вину.
На суде таксист соврал, и его признали невиновным. Впоследствии ему пришлось соврать еще дважды: сначала полицейским, разыскивающим Уина, а потом детективам, которых наняла Кейс. Он не брал никаких пассажиров у «Мэйфлауэра». И впервые видит человека на фотографии.
Кейс просматривает информацию о водителе лимузина. Доминиканец, из Бронкса. Адрес, телефон. Имя его вдовы.
Лимузин был извлечен из-под обломков через три дня после теракта. Труп водителя находился внутри.
Других тел рядом не было.
Таким образом, заключает неизвестный и дурно переведенный автор, прямых доказательств смерти Уина нет, однако есть факты, неопровержимо свидетельствующие о том, что в момент теракта он находился в непосредственной близости от «нулевого уровня». Дополнительный опрос показал, что до офиса на Уэст-стрит он так и не доехал.
Лепесток, падающий с розы.
Кто-то тихо стучится в дверь.
Кейс с усилием встает и открывает, не успев ни о чем подумать, держа в руке листы голубой бумаги.
– Ну что, гуляем? – Капюшончик с порога протягивает литровую бутылку питьевой воды. – Помнишь, я говорил: из-под крана здесь пить не стоит. – Его улыбка исчезает. – Что случилось?
– Читаю про своего отца. Да, вода – это хорошо. Можно чуть-чуть?
– Они что, его нашли?
Капюшончик знает историю исчезновения Уина; Кейс рассказывала ему в письмах. Он идет в ванную, берет стакан, наполняет его из бутылки. Возвращается, протягивает ей воду.
– Нет. – Кейс делает глоток, расплескивает, начинает плакать. Потом успокаивается. – Люди Волкова попытались его найти, продвинулись гораздо дальше, чем мы. Но здесь, – она показывает голубые листки, – здесь его тоже нет...
Она снова начинает плакать. Капюшончик протягивает руки, обнимает ее... Когда она приходит в себя, он говорит:
– Ты только не злись, ладно?
– За что?
– Понимаешь, я помираю от любопытства: что тебе подарил этот польский политтехнолог? Похоже на декоративный набор кухонных ножей.
– Дурак. – Она шмыгает носом.
– Ну так что, давай посмотрим?
Кейс кладет помятые голубые листки и берет бежевый пакет.
Фланелевый клапан держится на двух малюсеньких золотых защелках. Она расстегивает их, отгибает клапан.
Внутри обнаруживается изящный плоский чемоданчик «Луи Виттон» с золотыми замками.
Она в замешательстве смотрит на него.
– Ну давай же открывай, – торопит Капюшончик.
Кейс откидывает крышку: внутри плотными рядами уложены пачки новых банкнот, перехваченные белыми бумажками.
– Что это?
– Сотенные купюры. Новенькие, с последовательными номерами. Пять, десять... похоже, тут пятьсот тысяч.
– Но почему?
– Потому что им нравятся круглые цифры.
– Нет, почему здесь деньги?
– Очевидно, для тебя.
– Не знаю... мне это совсем не нравится.
– Ну, если хочешь, можем выставить его на «и-Бэй». Кто-нибудь в Майами наверняка заинтересуется.
– О чем ты говоришь?
– О чемоданчике. Он совсем не в твоем стиле.
– Я даже не знаю, что с этим делать!
– Давай поговорим об этом утром. Сейчас тебе надо поспать.
– Чушь какая-то!
– Россия... – Он ухмыляется. – И вообще, какая разница? Главное, мы нашли автора.
Кейс смотрит на него.
– А ведь правда. Мы нашли автора...
Он уходит, оставив ей бутылку воды.
Кейс робко, одним пальчиком, закрывает чемоданчик, накидывает сверху бежевый чехол. Надо почистить зубы. Она идет в ванную, прихватив бутылку, чтобы прополоскать рот хорошей водой.
Потом, сидя на кровати, снимает тапочки и осматривает ноги. Левая чуть подтекла, красное пятнышко на бинтах. Щиколотки кажутся распухшими. Она снимает кофту, через голову стягивает «типа юбку», бросает одежду поверх возмутительного чемоданчика с деньгами.
Разобрав постель, ковыляет к выключателю, гасит свет. Затем возвращается, залезает под оранжевое покрывало и до подбородка натягивает грубую простыню. Постель пахнет, как непроветренное гостиничное белье в начале летнего сезона.
Кейс лежит, глядя в темноту и слушая далекий гул самолета.
– Значит, они тебя тоже не нашли? Но я и сама знала, что тебя больше нет.
Само его отсутствие каким-то образом становится им, занимает его место.
Мать однажды сказала: после удара второго самолета отцовская горькая досада, его личное и профессиональное возмущение той чудовищной легкостью, с которой был нарушен периметр, были столь велики, что он просто исчез, испарился в знак протеста. Кейс, конечно же, в это не верит. Но сейчас, вспоминая, она улыбается.
– Спокойной ночи, – говорит она темноте.
43
Почта
Мой непутевый брат, стоя по колено в грязном ржавом металлоломе в галерее Билли Прайона, выражает вам самую громкую и изумленную благодарность. Когда я ему сказала, что деньги достались вам от русских гангстеров и что вы не хотите брать их себе, у него буквально челюсть отвалилась. (Сначала он решил было, что это розыгрыш, но Нгеми его убедил, сказал, что и сам часто получает наличные от американских коллекционеров.) В общем, с вашей стороны это просто невообразимо добрый поступок, ведь дело уже шло к тому, что он собрался отказаться от своей комнатенки (да, увы!) и переехать жить ко мне, чтобы расплатиться за эти дурацкие леса, а он ужаснейшая свинья, нечистоплотный, волосы везде оставляет. Конечно, тут денег гораздо больше, чем стоят леса, но он хочет на остальное арендовать большой плазменный дисплей для выставки. Теперь мы обсуждаем с Прайоном дату открытия, и вы обязательно должны приехать. У Прайона новый контракт, он будет рекламировать в Англии какой-то русский йогурт, который производят, кажется, японцы. Я знаю, потому что по работе нас как раз заставляют впаривать этот йогурт. И еще в галерее стоит целый холодильник – вращающийся! Похоже, они собираются раздавать посетителям бесплатные образцы в день открытия. Ну, это мы еще посмотрим! В общем, загадочное сетевое кино нам приказано оставить, а переключиться на йогурт и еще на какого-то русского нефтяного магната: типа, какой он весь милашка, образованный, «альтернативный», прямо славянский Саачи[32], а вовсе не нувориш или злой мафиози. Вот такие сплетни я сейчас распространяю по ночным клубам. Ну ладно, что же делать. Может, когда-нибудь открою свою мастерскую по изготовлению шапочек. Желаю хорошо погулять в Париже! Магда.
В самом деле, милая, это ведь наверняка незаконно! На коробке «Федекса» так и написано: не посылайте наличные. Но я все получила, спасибо тебе огромное. И очень вовремя. Правда, адвокаты говорят: теперь мы сможем доказать, что Уин находился в районе теракта, а значит, официальное заключение о смерти дадут автоматически, и больше не будет никаких проблем со страховкой и пенсией. Но это еще минимум через месяц, а пока что деньги очень кстати. Они говорят, что подтвердилась вся информация, которую ты им дала, буквально до последней детали, и очень хотят узнать, как ты получила такие сведения, ведь ни полиции, ни детективам это не удалось. Я им, конечно, объяснила, чем мы тут занимаемся в «Розе мира». Ведь я ни на миг не сомневаюсь, что отец сам помог тебе собрать все подробности о его последнем часе. Но если тебе почему-либо хочется держать это в тайне – что ж, я понимаю и уважаю твое желание. И надеюсь, что когда-нибудь ты мне обо всем расскажешь. Твоя любящая мать Синтия.
Уважаемая Кейс Поллард! Сожалею, что нам не удалось встретиться во время Вашего визита. От лица фирмы хочу поблагодарить Вас за рекомендации по кандидатуре Джуди Цудзуки. Сегодня, сразу после получения Вашего письма, наш отдел кадров провел с ней собеседование, и все остались очень довольны. Уверена, что мы найдем для нее подходящее место. Ее восторженное отношение к нашему городу (и к своему юному другу!) показалось нам очень милым, и я надеюсь, что ее живость и энтузиазм окажутся кстати на любой должности, какую бы мы ни предложили. С уважением,
Дженнифер Броссард,
Токийский филиал «Синего муравья».
Сс: Хьюберт Бигенд.
Да, я помню его! Ты все время говорила, какой он прикольный, как смешно пишет на вашем сайте. Так, значит, он не голубой? Музыкальный продюсер из Чикаго? Надеюсь, что не очередной Кубарец. (Если он не Кубарец, то (просто из любопытства) как вы можете позволить отпуск в Париже?). Кстати, вчера я видела самого главного Кубарецкого Кубарца, собственной персоной – по телевизору на Си-эн-эн. По правую руку от него сидел какой-то русский триллионер, а по левую – ваш министр внутренних дел. А сам он выглядел так, словно только что сожрал сырые внутренности невинного ягненка: румяный и очень довольный собой. Короче, когда ты уже возвращаешься домой? А в общем, ладно, не торопись. Наслаждайся жизнью! Марго.
Дорогая Кейс! В литературе описаны случаи, когда пациенты, страдающие расстройствами панического типа, полностью излечивались, пережив стрессовую ситуацию. Однако механизм этого процесса еще не вполне понятен. Что касается «советских психотропных средств», то тут мне практически нечего сказать. Я проконсультировалась с коллегой из Германии, который добровольцем работал с жертвами чернобыльской катастрофы; по его мнению, вещества, принадлежащие к этой категории, считаются орудиями пытки и состоят из промышленных химикатов, изначально не предназначенных для введения в организм человека. Довольно мерзкая штука. Надеюсь, доза была не очень большой. По поводу прекращения Ваших приступов паники – советую просто подождать и посмотреть, насколько полно и окончательно выздоровление. Если у Вас возникнет потребность обсудить это подробнее, можете записаться на прием; у меня есть несколько окон в осеннем графике. Искренне ваша, Кэтрин Мак-Нелли.
Ну что ж, дела закончены, сворачиваемся, готовимся в дорогу. Классно, что вы заехали! И Питер мне понравился, нормальный пацан. И вообще, молодцы, что согласились терпеть мою Марину, чей коэффициент стервозности до сих пор еще не вернулся в норму после вашего визита. Особенно ты молодец – ты же знала, что я ее послал к такой-то бабушке после истории со «Штукой», но все равно не стала меня тыкать носом в дерьмо. Ты же понимаешь, особенно теперь, когда увидела все сама: у меня просто не было другого варианта, съемки можно было продолжать только через Маринин blat. Я уверен – нам бы просто не дали вывезти пленки из страны, если бы я начал брыкаться и упрямиться. Теперь, правда, чувствую себя каким-то лукавым прохиндеем... С другой стороны, у меня есть долг перед историей, перед материалом, который нам удалось заснять. Ну ладно. С вопросами морали разберусь в Лондоне, когда начну работать над первой редакцией фильма. Какие планы после Парижа? Заедешь к нам, я надеюсь? Твой поляк, кстати, открывает выставку в галерее Билли Прайона из «БГЭ»; он и его сестричка просто с ума по тебе сходят. Не простят, если ты не заедешь. Ты знаешь его сестру? Такая рыженькая, пухленькая, веселенькая. Что-то в ней есть от той атмосферы – знаешь, как в первые дни после падения Берлинской стены. Думаю, у нас с ней могло бы что-нибудь получиться...
Целую,
Дэмиен.
Здравствуйте! Когда вы снова собираетесь к нам приехать? Сегмент, который вы видели, почти закончен. Его уже несколько раз отправляли на обсчет. Нора, конечно, ничего не говорит, но я чувствую, что скоро он будет завершен. Мы надеемся, что вам понравится! Стелла.
