Баранов. Залез в свой дефис и шлет оттуда имэйлы.
Точка ру.
Россия?
31
Прототип
Утро понедельника. Кейс отрабатывает обычный набор упражнений в Нильс-Ярде, держа под рукой включенный мобильный телефон.
Звонок раздается в тот момент, когда она выполняет подход на тренажере под названием «педипол», который напоминает рисунки Леонардо да Винчи – отношение пропорций человеческого тела к пропорциям вселенной. Ее руки раскинуты в стороны, ладони упираются в черные поролоновые гнезда.
Женщина на соседнем тренажере хмурится.
– Извините. – Кейс освобождает пружину, расстегивает ремни и достает телефон из кармана куртки. – Алле!
– Доброе утро, это Нгеми. Как у вас дела?
– Все в порядке. Как вы?
– Замечательно. Сегодня должен прийти «инструмент» Стивена Кинга. Не могу дождаться.
– Откуда, из штата Мэн?
– Из Мемфиса. – Слышно, как он причмокивает губами. – Звонил Хоббс. У него есть то, что вам нужно. Теперь, говорит, дело за вами. Ну что, готовы навестить Гринуэя и заплатить эту возмутительную сумму?
– Да, конечно! Давайте прямо сейчас.
– Он раньше одиннадцати не откроется. Встретимся на месте, у магазина?
– Да, если вам не трудно.
Он сообщает ей номер дома на Бонд-стрит.
– Увидимся там.
– Спасибо!
Кейс кладет телефон на светлую деревянную платформу «педипола» и возвращается к прерванной серии.
В Англии есть только одна вещь, которая вызывает принципиальное неприятие Кейс: так называемый класс – понятие, имеющее здесь совершенно особый, зазеркальный смысл. Она уже давно оставила попытки объяснить чувства, связанные с этим словом, своим английским друзьям.
Самая близкая аналогия, которую ей удалось придумать, – это отношение к американской идее владения личным оружием, которую англичане находят дикой, принципиально ошибочной и ведущей к ужасным и бессмысленным жертвам. На уровне рассудка Кейс понимает, что они имеют в виду. Но она знает также, насколько фундаментально для Америки это право и насколько маловероятна его отмена. Разве что очень постепенно, со временем. И ей кажется, что с «классом» в Англии дело обстоит примерно так же.
Обычно она пытается игнорировать это явление, хотя здесь у них есть особые приемчики для обнюхивания собеседника при первой встрече, от которых ее бросает в дрожь.
Кэтрин Мак-Нелли склонялась к мысли, что такая реакция на поведение англичан вызвана избытком ритуальности – как и во всех явлениях, к которым Кейс гиперчувствительна. Кейс согласна: действительно, их поведение чересчур схематично. Первым делом они обязательно посмотрят на вашу обувь. Гринуэй только что так и сделал: оценил ботинки Нгеми.
И остался недоволен.
Запыленные черные красавцы «Доктор Мартин» с «жирозащитными» (как утверждает реклама) подошвами плотно стоят на отполированном полу перед прилавком магазина со скромным названием «Л. Гринуэй». Это обувь солидного размера – не меньше одиннадцатого по британской шкале. Туфель самого Гринуэя из-за прилавка не видно, но Кейс прикидывает, что если бы дело происходило в Америке, то он бы носил плосконосые мокасины с кожаными кисточками. Хотя здесь у них другие понятия. На нем вполне может оказаться что-нибудь изготовленное для Савил-Роу, но не на заказ.
– Должен еще раз спросить, мисс Поллард. Вы всерьез намерены совершить покупку?
«Л. Гринуэй» относится к типу закрытых магазинов, оснащенных наружным домофоном, а сам хозяин держится так, словно у него под ногой кнопка сигнализации, и если что-то случится, то через минуту здесь будет полно полицейских с резиновыми дубинками.
– Да, мистер Гринуэй.
Он внимательно осматривает ее черную куртку.
– Вы коллекционер?
– Не я, мой отец.
Гринуэй на несколько секунд задумывается.
– Ваше имя мне незнакомо. «Курты» – очень специфический товар, и круг коллекционеров весьма узок...
– Мистер Поллард, – вступает Нгеми, – работал на американское правительство в качестве научного консультанта. В его коллекции есть образцы первого типа, 1949 года выпуска, с серийными номерами меньше трехсот, а также несколько экземпляров второго типа, в отличном состоянии, с нестандартным дизайном корпуса.
Этот портрет Уина-коллекционера составлен на основе двух-трех осторожных вопросов, которые Нгеми задал перед входом в магазин.
Гринуэй смотрит на него в упор. И молчит.
– Могу я задать вам вопрос? – Нгеми подается вперед, громко скрипнув курткой.
– Вопрос? Мне?
– Да, насчет подлинности. Как известно, у Курта Герцтарка было три рабочих прототипа, которые он держал дома в Нендельне, в Лихтенштейне. После его смерти в 1988 году эти прототипы были проданы частному коллекционеру.
– И что же вы хотите узнать?
– Я хочу узнать, мистер Гринуэй, является ли предлагаемый вами экземпляр одним из трех прототипов. На вашем вебсайте об этом впрямую не сказано.
На щеках Гринуэя выступает легкий румянец.
– Нет, не является. Арифмометр, который я продаю, принадлежал некоему выдающемуся механику. В сопроводительной документации есть фотографии, где с арифмометром в руках запечатлены как сам Герцтарк, так и этот механик, который был одновременно и изготовителем. Три прототипа из дома в Нендельне помечены соответственно римскими цифрами один, два и три. Экземпляр, выставленный у меня на продажу, помечен цифрой четыре. – Гринуэй, сохраняя каменное лицо, смотрит на Нгеми с выражением чистейшей ненависти. – Римской цифрой, прошу заметить.
– Можем мы на него взглянуть? – спрашивает Кейс.
– Выдающийся механик, – задумчиво повторяет Нгеми. – Изготовитель.
– Прошу прощения? – отзывается Гринуэй ледяным тоном.
– А когда именно был изготовлен этот прототип? – Нгеми вежливо улыбается.
– Как прикажете понимать ваш вопрос?
– Буквально, как же еще? – Нгеми поднимает бровь. – В сорок шестом? Или в сорок седьмом?
– В 1947 году.
– Будьте добры, мистер Гринуэй, покажите нам арифмометр, – снова пытается Кейс.
– Позвольте узнать, как вы собираетесь оплачивать покупку? К сожалению, чеки я принимаю только от покупателей, с которыми знаком лично.
«Виза» с эмблемой «Синего муравья» уже наготове – Кейс достает ее из кармана куртки и кладет на прилавок, рядом с блокнотом в замшевой обложке, похожим на торговую книгу. Гринуэй с сомнением смотрит на карточку, пытаясь разгадать таинственную эмблему. Затем, должно быть, замечает название банка-эмитента.
– А, понятно, – говорит он. – Ваш лимит, я полагаю, достаточен, чтобы заплатить требуемую цену плюс налог?
– Это оскорбительный вопрос, – спокойно замечает Нгеми, но Гринуэй игнорирует его, продолжая глядеть на Кейс.
– Да, мистер Гринуэй, – отвечает она. – Почему бы вам не связаться с банком и не убедиться самому?
На самом деле она не уверена на все сто. Бигенд вроде бы упоминал что-то про лимит, достаточный для покупки машин, но не самолетов. Будем надеяться, что на арифмометр этого хватит. У Бигенда, конечно, много недостатков, однако преувеличивать он точно не склонен.
Гринуэй теперь выглядит так, будто они пытаются ограбить его магазин, угрожая пистолетами, причем ограбление не вызывает у него ни страха, ни возбуждения, а одно лишь брезгливое удивление их нахальству.
– В этом нет необходимости, – отвечает он. – Все станет ясно в процессе авторизации.
– Можем мы теперь взглянуть на товар? – Нгеми кладет пальцы на прилавок, словно заявляя на что-то свои права.
Гринуэй наклоняется и достает серую картонную коробку – квадратную, примерно 30 на 30 сантиметров, с двумя проволочными скрепками по бокам. Коробка, должно быть, гораздо старше самой Кейс. Гринуэй замирает; наверное, считает про себя до десяти. Затем снимает крышку и кладет ее на прилавок.
Арифмометр покоится в мягкой бумаге похоронного серого цвета. Гринуэй поддевает его пальцами, осторожно вынимает и кладет на замшевый блокнот.