Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

— Да каким же образом? — спросил я. — Где же слыхано, чтобы мамонтов убивали топорами? Да, по правде сказать, и вообще чем бы то ни было.

— Ох, да разве я не сказал вам, что я совсем обезумел, — возразил Стивенс не без раздражения. — Меня совсем свела с ума беда с Клучью и с ружьем. Да кроме того, разве я не охотник, разве передо мной не была новая и весьма редкая дичь? Топор?! Да он мне совсем и не потребовался. Слушайте, и вы услышите о такой охоте, какая могла происходить во времена юности нашей Земли, когда пещерные люди дрались каменными топориками. Для меня и такого было бы достаточно. Ну разве не правда, что человек может обойти собаку и лошадь, что он может извести их своим умом и выносливостью?

Я кивнул.

— Ну?

Я начинал понимать, и попросил его продолжать рассказ.

— Моя долина имела около пяти миль в окружности. Устье было завалено. Выхода не оказывалось. Этот мамонт был трусливый зверь и очутился в моей власти. Я опять погнался за ним, выл точно дьявол, кидал в него камешками и прогнал его вокруг долины три раза, прежде чем бросил ради ужина. Понимаете? Бег взапуски, состязание между человеком и мамонтом. Точно в цирке, причем солнце, месяц и звезды могли бы быть зрителями и судьями.

Два месяца потребовалось мне для этого дела, и я его сделал. Я гонял его кругом да кругом, сам держась внутренней стороны круга, питаясь на бегу сушеным мясом и ягодами и урывками пользуясь сном. Разумеется, бывало он приходил в отчаяние и поворачивал на меня. Тогда я убегал на мягкий грунт, где разливался ручей, и оттуда выкрикивал проклятия ему и его предкам, предлагая ему подойти поближе. Но он был слишком умен, чтобы увязнуть в грязи. Раз он даже припер меня к отвесной скале, и я залег в глубокую трещину и стал выжидать. Каждый раз, как он пытался нащупать меня своим хоботом, я колотил по хоботу топором, пока он не вытаскивал его обратно с таким ревом, что у меня чуть не лопались барабанные перепонки. Ах, как он бесился. Он понимал, что поймал меня, а достать-то не мог. Вот и выходил из себя. Только он не давал себя дурачить. Он знал, что будет в безопасности, пока я в расщелине, и решил не выпускать меня оттуда. И он был чертовски прав, только вот он упустил из виду значение фуража. Корма и воды поблизости не было, значит, и нельзя было держать меня в осаде.

Целые часы простаивал мамонт перед расщелиной, не сводя с меня глаз и хлопая своими громадными, точно одеяла, ушами, чтобы сгонять москитов. Наконец, его стала одолевать жажда; тогда он начинал топтаться и реветь, так что земля дрожала: это он всячески ругал меня по-своему, — разумеется, с целью напугать. Затем, считая произведенное впечатление достаточным, он тихонечко пятился и старался незаметно улизнуть к ручью. Бывало, что я подпускал его почти вплотную к воде, до ручья оставалось лишь несколько сот ярдов, — и сейчас же выскакивал. Тогда он бежал назад, колыхаясь, точно громадная глыба. Когда я проделал это несколько раз, он понял мою хитрость и переменил тактику. Начал стараться выиграть время, понимаете? Без малейшего предупреждения кидался прочь и летел к воде во весь дух рассчитывая поспеть туда и обратно, прежде чем я убегу. В конце концов, осыпав меня страшными проклятиями, он снял осаду я неторопливо направился к водопою.

Вот только раз зверь и осадил меня, — на это пошло три дня, а затем наша гонка продолжалась безостановочно. Все кругом да кругом, как заведенные часы… Платье стало с меня клочьями валиться, но я не останавливался для починки, так что наконец остался совсем без одежды и бежал в чем мать родила со старым топориком в одной руке и булыжником в другой. Я останавливался только для сна, урывками, где-нибудь на выступе скалы. Что же касается мамонта, то он заметно худел, должно быть, потерял в весе не менее нескольких тонн, — и сильно нервничал. Когда я подступал к нему с криком или кидал в него обломком скалы, он подпрыгивал, как жеребенок, и начинал дрожать с головы до ног, а потом бросался бежать, вытянув хвост и хобот, озирался через плечо, злобно сверкал глазами и ругал меня так, что просто ужас. Безнравственная это была скотина — убийца и ругатель.

Но наконец мой мамонт все это бросил и принялся хныкать и вопить, словно младенец. Он совсем упал духом, превратившись в какую-то дрожащую гору страдания. Он стал мучиться припадками сердцебиения, шататься, как пьяный, падать и обдирать себе бока. И потом стал неумолимо плакать, и все на бегу. Я же только ускорял бег. Наконец, я замучил зверюгу совершенно, и он лег на землю, задыхаясь, голодный и изнемогая от жажды. Когда я увидел, что он не двигается, я надрезал ему подколенные жилы и почти целый день врубался в него топором, слушая его хрипение и всхлипывание, пока он не умолк.

Длиной он оказался девяти метров, а высотой — шести; между клыками можно было подвесить гамак и выспаться всласть. Хотя, гоняя, я выпустил из него все соки, но для еды в нем осталось еще достаточно; одних только четырех ног могло хватить на жаркое в течение целого года. Я сам провел там всю зиму.

— А где же эта долина? — спросил я.

Стивенс махнул рукой по направлению к северо-востоку и сказал:

— Ваш табак очень хорош. Я ношу добрую половину его в своем кисете, но с воспоминанием о нем не расстанусь до смерти. В знак признательности и в обмен на мокасины, которые у вас на ногах, я презентую вам эти «муклуки». С ними связана память о Клучи и о семи слепых щеночках; больше того: они являются памятником события, единственного в истории, а именно — истребления двух звериных пород, самой древней и самой юной на Земле… Но главное достоинство этой обуви состоит в том, что она — не износится никогда…

Совершив обмен, Томас Стивенс выколотил золу из трубки, пожал мне руку с пожеланием спокойной ночи, и удалился, шагая по снегу.

Что же касается рассказа, ответственность за который я уже заранее от себя отклонил, то советую маловерным съездить в Смитооновский институт. Если они привезут с собой должную рекомендацию и явятся в каникулярное время, то, несомненно, добьются свидания с профессором этого института Дольвидсоном. «Муклуки» составляют ныне его собственность, и он может определить если не способ, каким они были добыты, то материал, из которого они сделаны. Раз он подтвердит, что они сшиты из кожи мамонта, то ученый мир должен будет склониться перед его приговором.

Чего же вам еще?

Е. Путкамер

ЧУДОВИЩА САРГАССОВ

Перевод с англ. Из сб. «Борьба с химерами»

Фата-Моргана 2 (Фантастические рассказы и повести) - i_033.jpg

Врачи заявили лондонскому журналисту Буслею, страдавшему нервным переутомлением, что самым рациональным средством для восстановления его здоровья они считают длительное морское плавание. Они настойчиво советовали ему сесть на грузовой, а не на пассажирский пароход: Буслею необходимо было избегать общества, а как же избежать болтовни на пассажирском пароходе?

Буслей сговорился с мистером Смитсом, капитаном грузового судна «Лидс», собиравшегося отплыть из Лондона в Тринидад.[4] Это был длинный рейс, что как раз и было на руку Буслею. В день отплытия «Лидса» журналист стоял на его палубе, в последний раз окидывая взглядом набережные мирового города, с которыми ему приходилось прощаться, как он думал, на несколько недель.

«Лидс» снялся с якоря в тот же день. Маленький, но могучий, черный от копоти и угольной пыли, буксир потащил его вниз по течению Темзы. И скоро Буслей, все время находившийся на палубе, уже потерял из виду туманные силуэты зданий величайшего осиного гнезда, носящего имя — Лондон.

Буслею было как будто немного грустно расставаться с Лондоном — человеку свойственно сживаться с местом, как бы пускать корни, прирастать к нему, и когда приходится сразу порывать с таким местом, поневоле чувствуешь приступ щемящей тоски и необъяснимой тревоги.

вернуться

4

Город на о. Куба в Вест-Индском архипелаге.

112
{"b":"101461","o":1}