Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Мать с отцом сгорбились над щенком так, словно поклонялись мессии. На меня они даже не взглянули. Я был презренным рабом на галере, который убил их предыдущего пса.

Мне, как всегда, подарили ерунду. Самый никчемный подарок был от отца – набор для игры в гольф: три мячика, сумочка для них, керамическая кружка с надписью «19-я лунка» и пара перчаток с пупырышками.

– Знаю-знаю, ты терпеть не можешь гольф, но я понятия не имел, чего тебе еще подарить, – сказал отец.

Мама посвятила меня в тайну «Рождественского соуса Моулов».

– Я надеялась передать секрет Рози, но поскольку ее нет, – с горечью сказала она, – то я передам его тебе.

Секретом она делилась со мной на кухне при плотно закрытых дверях.

– Значит, так. Надо сварить потроха индейки в трех пинтах воды с одной луковицей, одной морковкой и одной картофелиной. Затем процедить эту жидкость и сок индейки, образовавшийся на сковороде, потом растворить два куриных бульонных кубика в получившейся жидкости. Затем развести маленький говяжий кубик в рюмке для яиц…

– Почему в рюмке для яиц? – поинтересовался я.

– Потому что, – снисходительно сказала мать, – соус не должен получиться слишком густым. Смешай все ингредиенты, вскипяти на медленном огне, и voilà! Вот вам рождественский соус Моулов.

Разочарование мое не ведало границ. Я-то рассчитывал приобщиться к тайне волшебного ингредиента, редкой экзотической специи, о которой я слыхом не слыхивал и которую можно достать только под Рождество, выменяв под покровом ночи у загадочной иностранки.

– Нет, – махнула рукой мама, – все ингредиенты можно купить в супермаркете.

Так меня лишили еще одной детской иллюзии.

Мама настояла, чтобы я позвонил Уильяму в Нигерию. Я нехотя подчинился. Уильям рассказал, что его отчим Воул подарил ему велосипед. Он болтал о своей новой жизни и о сводных братьях и сестрах, а меня распирало от желания обнять его, уткнуться носом в его волосы, взять его липкую ладошку в свою. Интересно, толкает ли отчим велосипед с Уильямом по пыльным тротуарам Лагоса? Наверное, не стоило так легко его отпускать.

Я рассказал Уильяму о новом щенке, и он спросил, как его назвали. По традиции собаки в семье Моулов не имеют кличек, пояснил я.

– Пожалуйста, папа, не убивай нового пса, – попросил Уильям.

Твердым тоном я сказал, что не убивал и предыдущего.

Тут трубку отобрала мама, рядом толкался отец. Я вышел в прихожую, сел на лестнице. Нет ужаснее зрелища, чем плачущие родители-старики. Прихожая была забита ящиками и коробками. Кровать, на которой я спал с детства, разобранной стояла у стены.

Я разогревал рождественский соус, когда на мобильник позвонил Гленн. Его отправляют на Кипр. Спросил, смогу ли повидать его перед отъездом, он ответил, что ничего не выйдет – они выступают на рассвете. Формулировка мне совсем не понравилась, в ней крылся очевидный намек на неотложность и опасность. У меня засосало под ложечкой от страха за Гленна. Стараясь говорить как ни в чем не бывало, я спросил, получил ли он мой рождественский подарок.

После небольшой заминки Гленн пробормотал:

– Да, пап, спасибо. Именно это я и хотел.

Все-таки он очень добрый мальчик. И я не стану сердиться на него за эту ложь. Грустная правда, дорогой дневник, заключается в том, что я забыл послать ему подарок. И ответственность за эту свою непростительную оплошность я решил перевалить на почтовые службы.

Когда я сказал родителям, что Гленн отправляется за границу, мама побледнела точно смерть.

– Только не в Ирак!

Я постарался ее успокоить: Гленну всего семнадцать, он слишком молод для Ирака, а вот для Кипра в самый раз. Однако, дорогой дневник, мне крайне тревожно от мысли, что мальчика отправляют за пределы страны, когда мир пребывает в смятении.

В 5 часов мы почтили минутой молчания память пса, в убийстве которого год назад, ровно в это же время, обвинили меня.

Когда минута закончилась, я опять повторил:

– Не давал я псу кость от индейки!

И опять мне никто не поверил.

Мама вышла в сад и возложила на могилу пса букетик молочая. Когда она вернулась, отец протянул ей кухонное полотенце вытереть слезы.

Он обнял ее:

– Хочешь, чтобы я перезахоронил его на новом месте, когда мы переедем?

– Нет, – ответила мама. – Он так любил резвиться в нашем саду и сдергивать белье с веревки.

Они нежно улыбнулись друг другу, но я-то помню, как разъярился отец, когда пес стянул с веревки его лучшие джинсы и хорошенько извозюкал в грязи.

Съев кусок рождественского «полена» и расколов несколько орехов со скорлупой потоньше, я решил вернуться к себе. Родители уселись перед телевизором смотреть видеозапись Рождества-2001: бесконечное соло на ударных в исполнении Уильяма. Удивительно, но оглушительный грохот их совсем не раздражал.

Четверг, 26 декабря

День коробочек.

Проснулся в приподнятом настроении, но никак не мог сообразить, чему же я радуюсь. Потом вспомнил – сегодня я встречаюсь с Георгиной Крокус.

Бесит меня эта привычка Маргаритки выскакивать навстречу, стоит только припарковаться. Я люблю побыть наедине с собой, собраться с мыслями перед тем, как войти в чужой дом.

Маргаритка помахала у нас над головами веточкой омелы и чмокнула меня в щеку. На ней было платье с пышной юбкой и блестками, более подходившее к передаче «Пойдем потанцуем», чем к обеду в день подарков.

Сумел сесть рядом с Георгиной, вся в черном она выглядела дико элегантно. Георгина спросила, как прошло Рождество. Полная жуть, ответил я.

– Ну вряд ли хуже, чем здесь, – сказала она. – Гортензия угодила волосами в чесночный соус, который перемешивала мама. А папа напился своего дурацкого глинтвейна и давай рыдать из-за мамы и Роджера Мидлтона.

Нетта Крокус пустила по кругу блюдо с домашним печеньем.

– Тяжко смотреть, как с ним расправляются, – посетовала она. – Чтобы его приготовить, я целый месяц трудилась по ночам.

Разумеется, я вытянул печенье с именем Маргаритки. Внутри оказалось пластмассовое колечко с безвкусной имитацией рубина. Маргаритка захотела, чтобы я надел кольцо на безымянный палец ее левой руки.

Когда я исполнил ее прихоть, она взвизгнула:

– Гляньте, родичи мои, гляньте, родичи мои, обручена навеки я!

Господи, как же мы смеялись.

– Не сомневаюсь, – сказала Нетта, – Адриан купит тебе что-нибудь поистине роскошное, как только откроются ювелирные магазины. Думаю, тебе подойдет крупная гроздь бриллиантов, Магги.

Тут-то я и понял, что Маргаритка не сообщила об отмене нашей помолвки.

А затем со мной произошло нечто очень странное. Я будто отделился от тела и парил над столом. Голоса звучали так, словно доносились издалека.

Сейчас, сидя в тиши своего лофта, я понимаю, что всю вторую половину дня провел в полной прострации. Если бы Георгина не держала мою руку под столом, я вполне мог сорваться. Я похож на человека, упавшего в яму с зерном, – чем энергичнее он перебирает ногами, пытаясь выбраться, тем глубже его засасывает.

Пятница, 27 декабря

Сегодня родители переехали в поле, продуваемое всеми ветрами, точнее, в самый дальний угол этого поля. Теперь их адрес выглядит так Свинарники, Нижнее поле, Дальняя просека, Мэнголд-Парва, Лестершир. Большая часть мебели и вещей сдана на хранение, хотя, если быть честным до конца, дорогой дневник, к мебели следовало проявить милосердие и сжечь ее дотла, избавив от дальнейших мучений.

Воюя с северо-восточным ветром, мы натянули палатку. Темнота опустилась задолго до того, как в слякотную землю был вбит последний колышек. Мы сидели в кузове трейлера с новым щенком, а мама готовила чай на походной газовой плите. Вокруг машины завывал и стонал ветер, нас раскачивало так, будто мы находились в открытом океане.

32
{"b":"101285","o":1}