По дороге я спросил, почему это она выступила на стороне угнетателя, а не угнетенного.

– У фермера Джонса и папы есть много общего, – ответила Маргаритка.

– А я думал, твой отец придерживается левых идей.

– Уже нет, – сказала она. – Сегодня в магазине он заявил покупателю, что в возрасте за тридцать только кретины могут быть социалистами.

Прощаясь, я предупредил, что в будущем ей не стоит рассчитывать на меня в качестве личного водителя. И повторил для верности:

– Между нами все кончено, Маргаритка. Это значит, что мы больше не встречаемся без официального повода.

Она заткнула уши и крикнула:

– Ничего не слышу!

Тут в дверях возник Майкл Крокус в домашнем халате, и я уехал.

В бабушкиной пристройке читал Найджелу журнал «Частный детектив».

– Моули, ты ведь не врубаешься и в половину того, что читаешь, правда? – заметил Найджел.

Пришлось признаться, что так и есть.

Тогда он предложил:

– Ну так в следующий раз принеси роман, который нравится тебе самому.

За бутылочкой японского пива Найджел спросил, а в курсе ли я, что бабушка Иэна Дункана Смита[47] была японкой.

– Нет, не в курсе, – ответил я, – но мне всегда казалось, что в нем есть что-то восточное.

– Интересно, – задумался Найджел, – унаследовал ли Смит ген, отвечающий за пристрастие к суши или способность к оригами?

Расовые стереотипы – это ловушка, которую следует избегать, предостерег я друга.

– Да заткнись, ты, зажатый английский мудозвон, – отреагировал Найджел.

На следующем собрании читательского клуба мы обсудим «Джейн Эйр» Шарлотты Бронте.

Позвонил Гленн. Он все еще на Кипре, но им запрещено покидать казармы после того, как солдаты подрались с местными парнями. Зато они теперь могут получать посылки из дома.

Спросил Гленна, по чему он больше всего соскучился. Думал, он скажет, по «Мармайту» или шоколадным яйцам «Кэдберри», но, к моему удивлению, Гленн ответил:

– По родным.

Отправил Гленну посылку с «развивающими книгами», «Мармайтом» и шоколадными яйцами «Кэдберри».

До вокзала Сент-Панкрас добирался поездом компании «Мидленд-Мейнлайн». Я считаю ошибкой запрет на курение в вагонах первого класса. Раньше табакозависимые отщепенцы оседали там, а теперь они расползлись по всему поезду.

Черный кеб до Хокстона мне был не по карману, но я все равно в него сел. Здорово, что я оделся во все черное, поскольку на выставке все были в черном, кроме одной чудачки, явившейся в красном платье.

Мне вручили миниатюрную бутылочку шампанского «Моэ э Шандон» вместе с серебряной соломинкой и каталогом. На обложке был изображен одноразовый подгузник, полный какашек. Сначала я подумал, что обознался, но, пробившись в главный зал сквозь толпу одетых в черное ревнителей искусства, обнаружил, что все стены увешаны со вкусом оформленными запачканными подгузниками.

Остановился у произведения, названного «Ночной подгузник».

Женщина рядом со мной сказала:

– Мне нравится его промокшестъ, его земная нутряностъ. Это радикальное напоминание о нашем анимализме.

Мужчина рядом с ней пробормотал:

– Да-да, это безусловно оригинально.

– Нам ведь нужно что-то повесить над камином в гостиной, – продолжала женщина. – Как ты считаешь?

– Коричневая гамма как раз в тон к нашим диванам, – ответил ее спутник.

Тут кто-то обнял меня за талию, и голос Георгины спросил:

– А ты что думаешь о «Ночном подгузнике», Киплинг?

Не поворачивая головы, ответил:

– Я немало знаю об искусстве, но не знаю, что мне нравится.

– Надеюсь, ты не хочешь ничего купить, потому что все на этой выставке уже куплено Саатчи,[48] – сказала она.

Тут я повернулся и посмотрел на Георгину. На ней было черное платье в духе Найджеллы, выгодно подчеркивавшее ее красивые руки, плечи и грудь. Распущенные черные волосы, страстное лицо – она буквально излучала сексуальность, так что я чуть в обморок не грохнулся.

– Хочешь познакомиться с Катериной Лайденстайнер? – спросила Георгина и указала на женщину в красном платье.

– Почему бы и нет?

Георгина ловко провела меня сквозь толпу. Казалось, она знает всех в этом зале.

– У тебя много друзей, – заметил я.

– Я занимаюсь связями с общественностью, милый. Это не друзья, это клиенты, – ответила она.

Женщина, так похожая на Найджеллу назвала меня «милым»!

Катерину Лайденстайнер окружали поклонники, но они не стали помехой для Георгины.

– Катерина, хочу познакомить тебя с моим другом Адрианом Моулом, – сказала она.

Художница протянула мне изящную руку:

– Очень приятно.

С моим языком что-то случилось, он вдруг словно распух и не желал ворочаться во рту. Но Катерина улыбнулась мне и сказала:

– Я тебя понимаю, Георгина. Этот контраст светло-серых глаз и длинных темных ресниц неотразим.

Она снова улыбнулась мне:

– Георгина сказала, что вы поддерживаете в Лестере огонь культуры.

– Просто продаю книги, – уточнил я и поздравил ее с успешной продажей картин.

– Должна признаться, я этому страшно рада, – ответила она. – Вы ведь знаете, сколько в наши дни стоят памперсы!

О, как же мы смеялись.

Георгина жила за углом, на Болдуин-стрит, в квартире-студии, расположенной в бывшей конфетной фабрике. В ее доме пахнет ананасовыми дольками. Не успели мы переступить порог ее жилища, где царил настоящий хаос, как уже лежали в постели. Одежда наша высилась на полу маленьким черным холмиком.

Никогда не видел такого количества обуви, сумочек, поясов и ювелирных изделий, собранных в одном месте, если, конечно, не считать универмагов.

Секс был ляг глаг дкибскли штсуп, как мог бы написать мистер Пипс.[49]

Георгина отвезла меня на вокзал Сент-Панкрас, и я едва-едва успел на последний поезд. Принять душ я не успел, так что запах Георгины оставался со мной, пока я не смыл его уже в Крысиной верфи.

Ужасно хотелось кому-нибудь рассказать о Георгине, но звонить Найджелу было слишком поздно. Я вышел на балкон. Сэр Гилгуд был тут как тут – они с супругой почивали, сунув головы под крыло. Порадовался этому. Ведь глупо же поверять свою приватную жизнь лебедю, тем более что он меня ненавидит.

Утром вышел на балкон. В камышах у противоположного берега сэр Гилгуд терзал предмет, весьма похожий на мертвое тело. Опасаясь худшего, я позвонил в местный полицейский участок. Автоответчик любезно сообщил, что Аарона Вискидрю, нашего участкового полисмена, на месте нет, но он непременно перезвонит мне, если я оставлю для него сообщение.

Через пару минут в дверь забарабанил профессор Луг. По его словам, в канале плавает почтовая сумка, битком набитая письмами.

Вдвоем мы перешли по мосту на другой берег. Сэр Гилгуд с компанией, к счастью, находился на безопасном расстоянии – лебеди сноровисто плыли в направлении городского центра.

Мы вытащили почтовую сумку из воды. И едва ли не первое же извлеченное из сумки письмо оказалось адресовано мне. Из магазина «Маркс и Спенсер», который предлагал мне магазинную карточку.

На пару с профессором Лугом пытались вспомнить, как в наше время называется организация, которая занимается доставкой писем. «Королевская почта», «Консигнация», «Почтовый холдинг», «Доставим с ветерком» или просто почта? Мы понятия не имели, куда обращаться. Наконец я принял волевое решение, набрал 999 и потребовал полицию. После короткой паузы женский голос попросил назвать мое имя и адрес, а затем осведомился, что случилось. Я сообщил о почтовой сумке, найденной в канале.