Так как познакомился он со мной во время моего личного несчастья, то я помню Сергея Курёхина в трагичных позах-поворотах: лицо, однобоко освещенное снизу огнём ресторанной свечи в бокале, тени под глазами, мазки теней по лицу, некая таинственность всего лица. Исключительное дружелюбие голоса. Как-то, возвращаясь из «Маяка» или шагая в «Маяк» (по-моему, шагая в «Маяк») среди ночи: Анечка, Ольга, я, Курёхин и Тарас, национал-большевик с членским билетом № 3, встретились на мгновение с чужой трагедией и разошлись. Проезжавший автомобиль остановился, из него вылез фотограф Феликс Соловьёв, друг когда-то моей жены Елены Щаповой. Я его не узнал, разумеется, спустя 20 с лишним лет. С Ольгой они оказалось знакомы, она у него снималась. «Посмотри на меня, ты ничего не видишь?» — сказал он мне и стал к фонарю лицом. Я ничего не увидел особенного. Очки в чёрной оправе, зачёсанный назад такой себе кок или банан. «Мы с тобой очень похожи! — вот что сказал он. — В октябре 1993-го меня пытались побить, когда я стал снимать гайдаровскую баррикаду у мэрии, на Тверской. Бей его, это Лимонов! — кричали люди. Пришлось предъявлять удостоверение. Ты что, действительно не видишь большого сходства?»
Я вгляделся. По общему силуэту сходство было. Он был прав. Чуть старше меня, он хорошо выглядел, худой, подтянутый, пиджак, стрижка, и волосы назад, как у меня, одного роста. Такие же очки в чёрной оправе. Но были различия в деталях, некоторое различие носа, губ. Я признал, что мы похожи. Он распрощался, оставив телефон. Позвонить ему мне не пришлось (он сказал, что у него есть фотографии тех лет, и я захотел получить какие-то). Вскоре мне позвонила некто Марианна, женщина средних лет, и сообщила, что Феликса Соловьёва убили. Ночью, на улице, у его дома, тремя пулями. Врагов у него не было. «Может быть, его приняли за меня? Ведь он был похож на меня, ведь мы были похожи!» — высказал я предположение. У Марианны были свои виды на Соловьёва, она с ним встречалась, потому она оплакивала крушение своих видов и на моё предположение не отреагировала. Убийство Соловьёва осталось нераскрытым. Смерть, как видим, гуляла тогда где-то рядом. Я верю, что смерть может промахиваться и попадать в другого. Я решил, что она целила в меня, попала в Соловьёва, обозналась. Поразила двойника.
В конце сентября я поехал в Питер. Курёхин пригласил меня участвовать в шоу «Поп-Механики» 23 сентября. Шоу состоялось в ДК Ленсовета при истеричном участии ФСБ. Директору ДК Ленсовета предложили надавить на Курёхина, дабы он не выпускал Лимонова на сцену, в противном случае шоу будет остановлено. Сошлись на том, что Лимонов будет участвовать в шоу, но не станет произносить политических призывов. Вот как писал о шоу «Поп-Механики» в «Лимонке» № 24 А.Фронтов:
«В ДК Ленсовета в Питере с аншлагом прошёл концерт легендарной «Поп-Механики» Сергея Курёхина. Он был посвящен Алистеру Кроули и проходил под лозунгом «Курёхин для Дугина». /…/ При этом с политикой тоже не перегнули, опрокинув ядовитое шипение аутсайдеров питерской либеральной беспонтовой тусовки, резко оказавшихся за бортом после блистательного виража своего кумира — Сергея Курёхина, к остолбенению всех заявившего о своих консервативно-революционных симпатиях. Лимонов и Дугин, конечно, сами по себе — чистая политика. Но при этом их роль в концерте была, скорее, близка к функции «мистомагов». Председатель Лимонов зачитал поимённый перечень ангелов, оставшихся на небесах и сошедших оттуда, к ужасу зрительного зала намекнув на принадлежность национал-большевиков к одному из этих двух ангелических семейств. Дугин же, под аккомпанемент Бугаева (Африки), игравшего на подлинных ритуальных тибетских инструментах, произнёс на французском и русском некоторые таинственные заклинания, связанные с числом 418. /…/
Курёхин, как индуистский бог, выступил в данном случае с четырьмя руками, в костюме Ихтиандра и синем кожаном пиджаке. Музыканты были в тевтонских шлемах, использовавшихся при съемках «Александра Невского». Кукольный театр разыграл эпизод из сексуальной магии «Golden Down», в огромном колесе вместо белки бегал одетый в куклуксклановский костюм палач, привязанные к горящим крестам люди вращались, описывая огненные свастики. Хор старух подпевал патриотические куплеты… Лимонов и Курёхин вместе спели о том, что Победа нам нужна одна на всех. Песня «Есть только миг между прошлым и будущим» в устах Курёхина оказалась советской версией трактата «О Вечном Настоящем».
Некрореалисты (Юфит, Безруков, Циркуль) показали трюк с превращением человека в козла и стриптиз военно-морского офицера, также дичайшие слайды. Потом одетые в костюмы лунатиков художники группы Костромы вынесли на платформе Вавилонскую Блудницу, в нейлоновом ядовитом прикиде 60-х, которая сплясала великолепный танец конца света. Два древнегреческих воина в шлемах и туниках с пятнистым псом (Маслов и Гиперпупер) танцевали танго вместе с балеринами, а старухи сели на качели и, закурив дымовыми шашками, стремительно рванулись в зрительный зал. Потом в аудиторию был пущен ядовитый газ, но слабонервными оказались только первые ряды. Остальные кашляли, но аплодировали. Наконец, у Курёхина на голове образовался гигантский белый шар, и он стал похож на психоделического марсианина. В таком состоянии он пел глоссолалию на полуитальянском-полудетском языке».
Вот таким был ранний национал-большевизм. Но, в отличие от Дугина и Курёхина, я не верил в то, что подобные акции сгребут нам избирателя. Я даже не верил в то, что зрители с этого концерта «Поп-Механики» придут вступить в партию. Я считал, что это необходимая пропаганда и агитация. Бросание камней в океан — и только. Выборы закончились неудачно для Дугина. Он набрал мизерные какие-то тыщи полторы голосов. Он был подавлен. Для сравнения, всего лишь две листовки, формата А-3, расклеенные общим тиражом, не превышающим десяти тысяч экземпляров, в 1999 году в Мытищинском округе, принесли нашему кандидату Анатолию Тишину 7069 голосов избирателей. Он не выиграл, но занял достойное 5-е место, а участвовали 18 кандидатов! Среди них такие, как бывший вице-спикер Госдумы Александр Венгеровский, его наш Тишин оставил далеко позади. Перед избирателями Тишин появиться не мог, он сидел в это время в севастопольской тюрьме. На избирателей подействовали только листовки. На них была фотография Че Гевары, поверху большими буквами: «ТИШИН, работник морга», внизу: «Подумай о будущем!» В листовке также чувствуется национал-большевистский чёрный юмор (Толя Тишин действительно патологоанатом), есть и эстетизм. Однако обращается листовка к массам.
Ещё несколько поездок в Питер убедили меня, что Курёхин пришел в НБП навсегда. В те годы именно у меня родилось мнение, что мы крайние, последние, что после НБП идти некуда. «Круче нас только АД» — так афористически я обозначил нашу позицию. Сверхсовременный радикализм в искусстве и политике — вот что такое Национал-Большевизм, хотя он и многое другое. Мне казалось естественным, что всякий крупный талант придёт к нам. На самом деле так и случилось. Достаточно назвать только нас четырёх: Курёхин, Летов, Дугин, Лимонов — чтобы понять, что да, всякий крупный пришёл. И множество менее крупных. А кто остался за пределами, какой «артист» первой величины? Никого нет за пределами.
В одну из поездок состоялась знаменитая пресс-конференция. В помещении бара или клуба мы сели вчетвером за стол: я, Курёхин, Дугин и Тимур Новиков. И журналисты набросились на нас. Новиков испугался, дистанцировался сразу, и его щадили, Дугина мало знали, на меня и Курёхина они навалились всем скопом. Сергей не ожидал, он как-то сник вначале, но выправился к концу пресс-конференции. Он привык к восторгу и полному одобрению питерского общества и СМИ. Он был их любимчик, их «коклюш», как метко говорят французы, имея в виду любимую болезнь. Он не допускал возможности, что будет такое противодействие, такой бунт против него. Надо сказать, что тут было ещё и недоразумение, некоторая истеричность и с той, и с другой стороны. К 1995 году фашистами нас сделали СМИ только на основании прочтения рискованной «Лимонки», а в газете мы да, активно переваривали опыт национальных движений первой половины 20 века, фашизма и нацизма в том числе. Там было чему поучиться, но фашистами или нацистами образца 20-х, и 30-х, и 40-х годов мы становиться не собирались. Только использовать опыт и пойти дальше, далеко, сливая этот опыт в общую бочку с красным левым ленинистским опытом! Но журналисты, как правило, люди поверхностные, люди лёгкого веса. Они читали в «Лимонке»: «Ночь длинных ножей», «Пивной Путч», «Девочки Гитлера» и радостно орали: вот фашизм! А мы просвещали наши массы, чтоб знали, объективно: вот как делали, вот как можно делать. Полемика меня заряжает энергией, я отхлестал их тогда на пресс-конференции, как собак палкой, я высмеивал их безграмотность и тупость, их привычки жёлтой прессы, вдвоем с Сергеем мы их отхлестали. Защита Дугина была слишком академичной, они его не поняли… Но уходил оттуда Курёхин оторопелый. Он не ожидал, он думал, ему всё можно, и такой поворот, он ожидал, ему тоже простят.
