Осенью 1984 года на пересечении рю Бобур и рю Рамбуто меня окликнули: «Эдвард Лимонов?» Я сразу понял, что он американец, этот мужик с сумкой, с футляром, скрывающим не то трубу, не то тромбон (оказалось, саксофон), в скромном старомодном костюмчике. «Я Стив Лейси, саксофонист, я читал о тебе в «Херальд Трибюн». Хотелось бы встретиться. Я живу на рю Вьелль дю Тампль, приходи». Он дал мне свою визитную карточку. Он ехал в этот момент на выступление, у него был концерт в Голландии. Мы договорились встретиться через неделю. Дело в том, что 2 августа 1984 года «Интернэйшнл Херальд Трибюн» напечатала на последней странице статью обо мне. Под названием: «Это я, Лимонов. Невыдуманное воспоминание». Так как газету эту, самое крупное англоязычное издание в Европе, читали все «экс-патриоты», как они себя называют, живущие во Франции американцы, то я немедленно стал знаменит среди них. О степени известности самого Стива Лейси я не догадывался. Мир музыки никогда не был моим миром, если я туда и заглядывал (как в 1975–1978 годах, когда я наблюдал и пассивно участвовал как фанат и зритель в нью-йоркском панк-музыкальном движении), то обычно ненадолго. Уже много позднее я понял, что остановивший меня тогда на парижской улице бледный мужчина — легендарный саксофонист. Тогда же осенью я позвонил ему и пришел в обширную его квартиру на рю Вьелль дю Тампль, 57. (В средние века там находилась сторожевая башня Тамплиеров. Вообще, весь «наш третий аррондисмант», где я и он жили, в средние века был гнездом рыцарей-монахов Тамплиеров. Сам Храм, он же Тампль, находился на том месте, где расположена мэрия III аррондисманта. В этой мэрии я регистрировал брак с Натальей Медведевой, над костями Тамплиеров. Вот как!) Квартира Лейси была на втором этаже, старая французская обширная квартира, хорошо обжитая. Стив жил там с женой, певицей. Как-то я слышал её выступление в сопровождении саксофона Стива и ещё пары музыкантов. Это была довольно истеричная, авангардная, вздымающаяся и падающая эмоциональная ария, состоящая скорее из звуков, чем из слов. Возможно, это была импровизация. У Стива, как я потом понял, собирались музыканты, американцы, многие из них джазовые, сбежавшие из Соединённых Штатов, где трудно было тогда прокормиться джазисту, джаз был немоден. Собирались часто, чуть ли не каждый вечер. У Стива, помимо алкоголя, потребляли гашиш и кокаин. Может быть, и другие стимуляторы жизни. Джазовые музыканты в Гарлеме потребляли кокаин ещё в 20-е годы. Это как бы их историческая традиция, и обыватель, раскрывший глаза и рот от ужаса, тут может сразу их и закрыть. Люди эти тяжело работали, многие — в ночных клубах, им надо было оттянуться и расслабиться. Я стал захаживать к Стиву. Они там мирно, привычно оттягивались, скандалов я не наблюдал. В конце концов Стив тихо пьянел, жена его начинала громко разговаривать, и гости уходили в ночной Париж или засыпали в углах квартиры, и сам собой наступал час отбоя. В тот период я обильно ссорился с Наташей Медведевой, кончилось это территориальным разрывом, мы поселились в разных квартирах в июле 1985-го и соединились у меня на рю де Тюренн только в январе 1987-го. Так что Наталья к Стиву не пришла ни разу, хотя и Стив, и его жена просили меня привести её, на предмет того, чтобы она пела с женой Стива. Однажды со мною к Стиву Лэйси напросился мой друг Тьерри Мариньяк с девушкой. Фабиенн Иссартель была журналисткой, худенькой, черноволосой, насмешливой модной девицей. Им повезло, так как в тот вечер к Стиву пришёл легендарный старик Брайан Гузен (точнее, Гузн). Этот Брайан Гузн был изобретателем знаменитых «cut ups» — срезов текста, которые отлично использовал в «Голом завтраке» Уильям Берроуз. Брайан Гузн оказался очень старым стариком и похож был на переваренную рыбу, весь белёсый и мокрый. Оказывается, он жил в Париже с каких-то доисторических ещё времен и ничего не писал. В тот вечер у Стива присутствовал и его поставщик drugs, блатной, сильный чёрный человек с обязательными перстнями на пальцах. Неплохой, в сущности, парень, он по случаю таких важных гостей, как я (живая и растущая как на дрожжах знаменитость) и Старик Брайан (дряхлая легенда, подумать только, учитель самого Берроуза), высыпал слоновую порцию кокаина в хрустальную вазу. Free! Без оплаты! Щедрый драг-дилер понимал, что людей искусства нужно баловать подарками. Старик Брайан тоже не обошёл подарок своим вниманием. Довольно аккуратно вынюхивал жирные линии кокаина, сделанные чёрным меценатом. На меня Брайан смотрел с большим вниманием. Сказал, что ему говорили обо мне друзья. Что он возьмёт у Стива «It's me, Eddie» на английском и обязательно прочтёт. Что нет, литературой он не занимается, что у него иные интересы. Да и времени мало, а смерть близка. Что он счастлив, что его похоронят не в Америке.
Тьерри и Фабиенн глядели на Брайана с немым восторгом. Фабиенн спросила его о «cut ups». Он сказал, что это пустяк, что он подарил изобретённый им метод произвольно нарезанных кусков Берроузу. Что он изобрёл cut ups исключительно из желания оживить литературу, где обычный narrative (наговаривание) существует много веков, и он хотел уничтожить narrative. В тот вечер Брайан Гузн позволил себе вольность, своей холодной рукой погладил меня по лицу. И улыбнулся. Ну что ты скажешь старику, живой легенде?! Ему и тогда, в 1984-м, было не менее 80 лет, я предполагаю, если не больше. Чтобы быть учителем Берроуза, родившегося в 1914-м, он должен был родиться хотя бы на десять лет раньше. Хотя это не обязательно, учиться можно и у человека своего возраста, и младше. Но в книгах о битниках написано, что Брайан Гузн старше Берроуза.
Джек Керуак, родившийся в 1923 году и отдавший Богу душу в 1969-м, стал романистом, хотя был футболистом и мог стать футбольной звездой. Я прочёл «На дороге», его самую знаменитую книгу. Вначале нормально, но потом перечисление передвижений и пьянства героев надоедает. В конце концов понимаешь, что Керуак — это смесь (но худшего качества!) Генри Миллера с Берроузом периода «Джанки». Керуак — самый разрекламированный из битников. Этому способствовала его ранняя смерть и известная ординарность его таланта. Но на темы нищей жизни, пьянства и бродяжничества есть куда лучшие книги. Помимо «Тропика Рака» Миллера, есть отличная и мало известная книга Джорджа Оруэлла «На дне в Париже и Лондоне» (английский титул «Down and out in Paris and London»). Оруэлл жил среди бродяг в ночлежных домах — он честно и досконально изучил жизнь бомжа. Есть «Last Exit to Brooklin» («Последний выезд на Бруклин») — страшноватая книга. Есть Селин, в конце концов. Ну и «Джанки» Берроуза остаётся классикой. Керуак умер, когда я обитал в Москве. Но вот Берроуза я не встретил только случайно. Однажды я специально ради него пришёл в английский книжный магазин «Village Voice» в Париже, где Берроуз должен был выступать, вместе с Алленом Гинзбергом, но обнаружил там только ещё более заспанного и скучного, чем обычно, Гинзберга и его морщинистого вечного Орловского. Мы обменялись колкостями. Берроуз тогда не приехал в Париж. Жалею. Магазин же «Виллидж Войс» вовсю развивал англоязычную культурную жизнь Парижа, устраивал встречи с писателями и с легендами. Я, помню, присутствовал на встрече с издателем Морисом Жиродиа, незадолго до его смерти. Под крышей своей «Олимпия Пресс» он опубликовал и «Джанки» Берроуза, и Генри Миллера, и «Лолиту» Набокова. Я спросил его о Набокове. Жиродиа изменился в лице, он назвал Набокова трусом, поскольку тот не явился на суд над Жиродиа по обвинению в публикации порнографии. «Он боялся, что это повредит его профессорской карьере, — с горечью сказал Жиродиа. — А ведь без меня его книгу никто бы тогда не опубликовал, нравы были чрезвычайно строгие. Возможно, он никогда бы не опубликовал «Лолиту», отказался бы от идеи публикации. И не стал бы известным». Жиродиа выглядел измождённым жизнью, несчастливым человеком. Он сказал, что еле сводит концы с концами. Даже одной из тех легендарных книг, которые он издал, достаточно было бы, чтобы считать его легендарным издателем, даже одного писателя из тех, что он «открыл». А он открыл Берроуза, Генри Миллера, Набокова. Его отец по фамилии Каханэ в издательстве «Обелиск Пресс» также совершил немало литературных подвигов. «Олимпия Пресс» печатала и дешёвые книжонки — порнографию для англоязычных моряков. «Если бы не печатали таких книг, нам не на что было бы печатать Набокова», — грустно сказал Жиродиа.
