– Откуда взялся экстази?

– Леви Каргилл, – говорю я без колебаний. У меня нет никаких проблем с тем, чтобы сдать этого парня после того, как он завербовал моего несовершеннолетнего брата, чтобы тот продавал ему наркотики. – Он живет на…

– Я знаю, где он живет, – говорит Шульц.

– Если вы уже знаете, кто он такой, то чего вы ждете от меня?

– Приблизься к нему, – говорит Шульц. – Узнай, где он берет свой товар. Найди имена всех его дилеров и поставщиков. И доложи мне об этом.

– Я не инспектор Пуаро! – кричу я. – Я не знаю, как это сделать!

– Ты разберешься, – говорит Шульц без всякого сочувствия. Он протягивает мне визитку. На обороте он написал свой личный номер мобильного телефона.

– Запомни этот номер. Привыкай звонить по нему, – говорит он. – Мы будем часто видеться друг с другом.

Я подавляю стон. Я бы хотела никогда больше не видеть Шульца. И Леви тоже, если уж на то пошло.

– А что, если я не смогу получить больше никакой информации? – спрашиваю я его.

– Тогда ты отправишься в тюрьму, – холодно отвечает Шульц. – И твой брат тоже. Не забывай, у него в кармане был товар. Он достаточно взрослый, чтобы его можно было обвинить как взрослого.

Я сжимаю губы, чтобы не сорваться на Шульца. Мы с Виком для него всего лишь инструменты. Ему все равно, уничтожит он нас или нет, главное, чтобы в его книге арестов была еще одна запись.

– Запомни этот номер, – снова говорит мне Шульц.

– Я запишу его в свой телефон, – говорю я. Чтобы никогда не брать трубку, когда ты будешь звонить.

– Отлично. У вас есть еще та газировка? – говорит Шульц, кивая на полупустую банку на стойке администратора.

– Нет, – лгу я. – Только что закончилась.

Шульц усмехается. Он знает, что я лгу.

– Был рад тебя видеть, Камилла, – говорит он. – Скоро увидимся.

Я стою там, скрестив руки на груди, пока он не уходит.

Когда я возвращаюсь в гараж, папа спрашивает:

– Что он хотел?

– Ничего, – говорю я. – Просил показать ему дорогу.

Мой отец качает головой.

– Туристы.

– Ага.

– По крайней мере, он болеет за Cub.

– Это единственная причина, по которой я с ним разговаривала.

Папа смеется, а затем смех переходит в кашель. Кашель продолжается какое-то время, достаточно долго, что, когда он выпрямляется, его губы выглядят посиневшими.

– Ты в порядке, пап? – спрашиваю я его.

– Конечно, – говорит он. – Я, пожалуй, пойду прилягу ненадолго. Если ты сможешь позаботиться об этих тормозах.

– Конечно, – говорю я. – Я справлюсь.

– Спасибо, дорогуша.

Он шаркающей походкой поднимается по лестнице в нашу квартиру.

Я смотрю ему вслед, и мое сердце наполняется страхом.

4. Неро

Когда я спускаюсь к завтраку, то вижу, что Грета, приготовила порцию свежего бискотти к кофе, а также фриттату с красным перцем в этой древней железной сковороде, которая, вероятно, старше ее самой.

Она предлагает мне еду. Я хочу только выпить кофе.

– Мне больше достанется, – говорит Данте, беря вторую порцию фриттаты.

Отец сидит в конце стола и читает три газеты сразу. Возможно, мы единственные, кому до сих пор доставляют газеты – в одиночку поддерживая бизнес Tribune и Herald.

– Я могу загрузить их на твой айпад, – говорю я папе.

– Мне не нравится айпад, – упрямо говорит он.

– Нравится. Помнишь ту игру, в которую ты продолжал играть, где тебе нужно было стрелять горохом в зомби?

– Это другое, – хмыкает он. – Ты не читаешь новости, если у тебя потом не остаются чернила на руках.

– Как хочешь, – говорю я.

Я делаю глоток кофе. Это настоящий кофе – сильно обжаренный, горьковато-сладкий, приготовленный в трехкамерном алюминиевом чайнике. Грета также делает капучино и маккиато на заказ, потому что она гребаный ангел.

На самом деле она не итальянка, но вы никогда не догадаетесь об этом по тому, как она готовит традиционные блюда, которые любит мой отец. Она работала на него еще до того, как он женился на моей матери. Она помогла вырастить всех нас. Особенно после смерти мамы.

Грета пухленькая женщина, в ее волосах осталось немного рыжины. У нее на удивление много историй из бурной юности, стоит только влить в нее немного спиртного. И она единственный человек, который привносит жизнь в дом теперь, когда Аида съехала.

Данте просто сидит в конце стола, как голодная, молчаливая гора, поглощая еду. Папа не станет говорить, пока не найдет в газете что-нибудь шокирующее. Себастьян живет в кампусе и приезжает домой только по выходным.

Я никогда не думал, что буду скучать по Аиде. Она всегда была надоедливым маленьким щенком, тявкающим мне на пятки. Она любила следовать за нами повсюду, куда бы мы ни пошли, стараясь делать то же, что и мы, но вместо этого обычно попадала в неприятности.

Забавно, что она вышла замуж первой, так как она еще ребенок. Не говоря уже о том, что она последняя девушка, которую вы ожидаете увидеть в белом пышном платье.

Черт, она может быть единственной из нас, кто вообще выйдет замуж. Я чертовски уверен, что не буду этого делать. Данте все еще помешан на той девушке, с которой раньше встречался, хотя никогда бы в этом не признался. А Себастьян... Ну, я даже не могу предположить, что он будет делать.

Он думал, что собирается в НБА(Национальная баскетбольная ассоциация). Потом его колено испортил муж Аиды – Каллум, когда наши семьи не были в хороших отношениях. Теперь Себ вроде как плывет по течению. Все еще занимается физиотерапией, пытаясь вернуться на корт. Иногда он присоединяется ко мне и Данте, когда у нас есть работа. Этой зимой он застрелил польского гангстера. Я думаю, что это свело его с ума. Есть разница между тем, чтобы быть преступником и быть убийцей… ты пересекаешь эту черту, и пути назад нет. Это меняет тебя.

Это, безусловно, изменило меня. Наглядный пример, как человек может покинуть этот мир за долю секунды. Мертв за то время, которое требуется, чтобы щелкнуть выключателем. И это все – бесконечное ничто, подобное бесконечному ничто, которое было раньше. Вся твоя жизнь – всего лишь короткая вспышка в пустоте. Так какая разница, что мы делаем? Добро, зло, доброта, жестокость... Все это искра, которая гаснет без следа. Все существование человечества ничего не будет значить, как только солнце расширится и сожжет планету дотла.

Я усвоил этот урок в юном возрасте.

Потому что я впервые убил кого-то, когда мне было всего десять лет.

Вот о чем я думаю, пока пью свой кофе.

Папа заканчивает читать первую газету и переходит к следующей. Он делает паузу, прежде чем начать просматривать первую страницу, глядя на Данте.

– Каков наш следующий проект теперь, когда небоскреб Оук-Стрит закончен? – говорит он.

Данте вонзает вилку в последний кусочек фриттаты.

– Мост на Кларк-стрит нуждается в ремонте, – говорит он. – Мы могли бы предложить свои услуги.

В последнее время компания Галло Констракшн берется за все более масштабные проекты. Забавно – итальянская мафия заключает контракты, чтобы контролировать профсоюзы. Все началось в Нью-Йорке. На протяжении десятилетий в Нью-Йорке не было ни одного строительного проекта, который так или иначе не контролировался бы мафией. Мы подкупали профсоюзных лидеров и угрожали им, а иногда и сами избирались. Когда вы контролируете профсоюз, вы контролируете всю отрасль. Вы можете заставить рабочих замедлить или остановить строительство, если застройщики не сделают надлежащих «пожертвований». Кроме того, у вас есть доступ к огромным пенсионным фондам профсоюзов, которые почти не регулируются и пригодны для безналогового отмывания денег или прямого грабежа.

Но вот в чем ирония – когда вы занимаетесь бизнесом по гнусным причинам, вы иногда начинаете получать законную прибыль. Именно это произошло с главарями мафии, перебравшимися в Лас-Вегас: они открыли казино, чтобы отмывать свои незаконные деньги, и внезапно казино стали приносить больше денег, чем незаконный рэкет. Упс, теперь вы законный бизнесмен.