Я фыркаю.

Не знаю, кто первым назвал их Пчелиными матками, но я определенно могу представить, как эти три сучки сидели и коллективно обсуждали это. Вероятно, на это у них ушел весь день.

Белла сужает глаза, пока они не превращаются в две ярко-синие вертикальные щелочки.

– Знаете, что еще не изменилось со времен старшей школы? – говорит она. – Вы двое все еще уродливы, бедны и полностью завидуете мне.

– Ну, ты угадала одно из трех, – говорю я ей. – Я совсем разорена.

– Оно и видно, – говорит Белла, полностью окидывая меня взглядом. Затем она поворачивается и уходит, чтобы присоединиться к парню, который, похоже, не заметил ее отсутствия.

Патриция смеется, совершенно не обеспокоенная этой маленькой встречей.

– Боже, я думала, она уже живет где-то в другом месте, – говорит она. – Пытает других невинных граждан.

– Невинных – это преувеличенно…

Несколько машин уже выстроились в очередь – крепкие, эффектные японские модели и ревущие американские мускулы. Я вижу белую Супру с длинной царапиной на боку, ожидающую рядом с фиолетовой Импрезой.

Патриция, похоже, очень заинтересована этой гонкой. Она внимательно наблюдает, покусывая кончик ногтя.

Машины с визгом срываются с места. Импреза вырывается вперед, быстрее съезжая с трассы, но Супра начинает догонять ее на прямом участке. Перед финишной чертой есть поворот – Супра вынуждена выехать на внешнюю сторону, но снова вырывается вперед, когда машины выравниваются. Они стремительно пересекают финишную черту. Супра побеждает, опередив соперника на дюйм.

Здесь всего четверть мили. Их заезд в общей сложности длился четырнадцать секунд.

Тем не менее, я не могла дышать все это время. Мое сердце подскакивало к горлу, и меня пронзала яркая вспышка радости.

Патриция, кажется, тоже взволнована – она издает радостный возглас, как будто все это время болела за Супру.

– Кто там за рулем? – спрашиваю я.

Она краснеет, выглядя слегка смущенной.

– Этот парень, Мейсон, – говорит она. – Мы вроде как встречаемся.

Обе машины отъезжают назад. Патриция спешит им навстречу, перебегая в лучах их фар. Я следую за ней, мне любопытно посмотреть на этого парня Мейсона.

Он вылезает из Супры: высокий, худощавый, с выбритыми на висках молниями, в рваных джинсах-скинни.

Он смеется над водителем Импрезы.

– Я же говорил, что у тебя не хватит скорости…

Мейсон замолкает, когда видит Патрицию.

– Патриция! Детка! Почему ты не берешь трубку? – ноет он. – Я звонил тебе восемьсот раз. Слушай, говорю тебе, детка, я никогда тебе не изменял...

– Я это знаю, – спокойно говорит Патриция.

– Ты знаешь... – он пристально смотрит на нее. – Если ты это знаешь... тогда... нахуя... ты поцарапала мою МАШИНУ ключом!? – кричит он.

– ПОТОМУ ЧТО ТЫ ОСТАВИЛ МОЮ БАБУШКУ В АЭРОПОРТУ! – Патриция орет ему в ответ. – Ты сказал, что заедешь за ней, пока я буду на работе! Она ждала ТРИ ЧАСА, МЕЙСОН! Этой женщине восемьдесят семь лет! Она видела, как взорвался «Гинденбург». На самом деле, она это слышала – ПОТОМУ ЧТО ТОГДА НЕ БЫЛО НИКАКОГО ГРЕБАНОГО ТЕЛЕВИЗОРА!

Мейсон стоит замерев, с виноватой гримасой на лице. Он определенно забыл о бабушке Патриции до этого самого момента.

– Ладно, ладно, – говорит он, поднимая руки. – Должно быть, я уснул…

– УСНУЛ?

– Но тебе не нужно было царапать мою машину, детка! Это классика!

– Бабуля – это классика, Мейсон! БАБУЛЯ!

Это намного лучше, чем гонки. Вокруг нас образовался большой круг людей, и, клянусь богом, кто-то делает ставки на то, собирается ли Патриция ударить Мейсона или снова бросится за его машиной.

– Ей пришлось есть в «Вендис» в аэропорту, Мейсон! Это намного хуже, чем в обычной «Вендис»!

В этот момент я вижу Леви Каргилла, стоящего на противоположной стороне круга. На нем ярко-розовый спортивный костюм, а в правом ухе бриллиант размером с мой мизинец. Я не могу понять, почему офицеру Шульцу нужна моя помощь в отслеживании Леви, когда его, вероятно, можно увидеть из космоса.

Я подхожу к нему боком, желая поговорить с ним наедине.

Он разговаривает с парой парней бандитского вида. Когда я смотрю ему в глаза, он отделяется от стаи и неторопливо подходит ко мне.

– Хочешь что-нибудь купить? – спрашивает он меня.

– Нет, – говорю я.

Он позволяет своим глазам блуждать по моему телу, многозначительно ухмыляясь.

– Значит, ты хочешь что-нибудь бесплатно? Он большой и толстый, и я мог бы…

– Вообще-то, это касается моего брата.

– Кого?

– Виктора.

– Ох, – он перестает улыбаться. – Ты выволокла его с моей вечеринки прошлой ночью.

– Верно. Он больше туда не придет. И не будет работать на тебя.

Губы Леви вытягиваются в длинную прямую линию. Он втягивает воздух через ноздри.

– Это не тебе решать, – говорит он. – Это касается только меня и Вика.

– Виктору семнадцать, – тихо говорю я. – Он несовершеннолетний и не будет продавать наркотики для тебя.

Леви хватает меня за плечо пальцами, похожими на стальные клещи. Он утаскивает меня из круга фар за цементный столб.

– Вот в чем проблема, – шипит он. – Твой брат должен мне за сто пятьдесят таблеток. И он также должен мне нового дилера, если собирается уйти.

– Было сто десять, – говорю я.

– Он платит мне за сто пятьдесят таблеток, или столько же ударов я буду практиковать своей клюшкой по его затылку, – плюется мне в лицо Леви, впиваясь пальцами в мою руку.

– Сколько это стоит? – бормочу я, стараясь не показывать, как мне больно.

– Десять баксов за таблетку, – говорит Леви.

Не может быть, чтобы они стоили так дорого. Но он явно настроен на то, чтобы вымогать у меня деньги.

– Ладно, – рычу я. – Я достану тебе деньги.

– Да? А что насчет дилера?

Я колеблюсь. Я не хочу уступать этому парню. Я вообще не хочу его видеть после сегодняшнего дня.

Но есть кое-кто, кто не позволит мне пойти домой и спрятать голову под подушку. Офицер Шульц ожидает, что я получу информацию. Он будет ожидать гораздо большего, чем новость о том, что Вик «уволился».

– Я буду дилером, – говорю я.

–Ты? – усмехается Леви.

Я выдергиваю руку из его хватки.

– Да, я знаю намного больше людей, чем Виктор. Люди входят и выходят из моей мастерской в течение всего дня. Вероятно, у меня даже получиться удвоить продажи Вика.

– Мне казалось, ты хорошая девочка, – подозрительно говорит Леви. – Слышал, ты даже не сосешь член при включенном свете.

– Мне плевать, включен свет или выключен, – говорю я ему. – В любом случае, я бы не прикоснулась к твоему ни за какую гребаную цену.

Леви фыркает.

– Ты тоже не в моем вкусе, сучка в костюме Джастина Бибера.

Я хочу сказать Леви, что он выглядит как крутая мамаша, но держу это при себе. Единственный способ раздобыть компромат на этого парня – это работать на него. И если это то, что я должна сделать, чтобы избавиться от Шульца, что ж... у меня нет другого выбора.

– Это лучшее, что я могу сделать, – говорю я ему. – Мой брат пойдет учиться в колледж. Он не будет торчать здесь, как все мы.

Леви усмехается.

– Я учился в колледже. В кампусе больше наркотиков, чем во всем остальном городе.

– Ага, ну и дипломы там тоже есть.

Леви оглядывает меня в последний раз.

– Хорошо, – говорит он. – Приходи завтра ко мне домой.

– Отлично. Я буду там.

Я отворачиваюсь от него, стараясь не задыхаться.

Замечательно. Теперь я торгую наркотиками.

Мне не особо хочется праздновать, но, по крайней мере, мне будет что сказать Шульцу, когда он позвонит в следующий раз. Если только его за это время не собьет автобус.

6. Неро

Я не планировал ехать на Уокер Драйв. Гонки – это глупо, я это знаю. Но меня тянет сюда снова и снова. Этот запах высокооктанового топлива и рычащие, как звери, двигатели под капотом. Машины хотят участвовать в гонках так же, как и лошади.