— Да что, черт побери, тебе так важно сказать, когда мы вот-вот оба потонем? — рассердилась она.

Тело Версена содрогнулось от мучительного кашля, потом он несколько раз глубоко вздохнул и, собравшись с силами, заорал:

— Это же тот самый ублюдок, который Бринн изнасиловал! Дерьмо собачье! Это он! Я его узнал!

— Кого изнасиловал? Когда? О чем ты говоришь?

— Он изнасиловал Бринн. Это случилось семьдесят, а может, и все восемьдесят двоелунии назад, в Эстраде. — Версен снова закашлялся и перевернулся на спину, чтобы Брексан смогла перерезать путы у него на руках. — Он ее всю ночь насиловал, а она тогда была совсем молоденькая, можно сказать, еще ребенок. Она потом такие же шрамы на руке каждого пьяницы оставляла, когда они ее лапать пытались в таверне «Зеленое дерево». Она об этом говорить не любила, но я уверен, что это он. И нам надо непременно снова его отыскать.

Они находились в открытом море, не зная точно, куда плыть. Чтобы добраться до ронского побережья, судну, идущему на всех парусах, нужен был по крайней мере авен. Вряд ли в такой ситуации у них есть шанс спастись — а Версен думает только о том, как бы отомстить за кого-то из своих друзей!

Брексан была потрясена; она бы с удовольствием поцеловала его, но сказала лишь:

— Хорошо. Мы непременно его найдем. Непременно!

И тут Версен вдруг посмотрел ей прямо в глаза, повел вокруг себя рукой каким-то странным жестом, словно ощупывая воду, набравшуюся ему под рубаху, побелел как мел и едва слышно прошептал:

— В воде алмор.

Карпелло так и сыпал проклятьями. Что он теперь скажет принцу Малагону? Что они потеряли пленников? Он умолял престарелых богов Северных лесов позволить им добраться до Ориндейла раньше, чем туда прибудет на своем роскошном судне этот великий правитель с черной душой. Тогда он, Карпелло, просто попросит кого-нибудь другого — одного из адмиралов или генералов Малагона — передать принцу, что пленники погибли. Да, погибли, совершили самоубийство, сами прыгнули за борт, когда судно было очень далеко от берега, так что никакой надежды на спасение у них, разумеется, не оставалось. И они наверняка утонули.

— Поди-ка сюда, Ярри, — окликнул Карпелло шкипера. — Поворачивай назад. Необходимо отыскать тела этих мерзавцев.

Не обращая внимания на кровь, обильно текущую из раны у него на бедре, Карн проворчал что-то неодобрительное.

Зато шкипер изумленно переспросил:

— Как повернуть назад? Следуя таким галсом? И при таком ветре? Да мы только через пол-авена доберемся до того места, где они под воду ушли. — Ярри оглянулся, ища поддержки у команды, и все матросы дружно закивали. — Они же давно потонули! До берега им не доплыть — слишком далеко. Да и тот проклятый демон наверняка уже до них добрался, если их раньше море не проглотило. Никого мы там не найдем, точно вам говорю!

— Разворачивайся, шкипер, или я прикажу и тебя прикончить — за неповиновение и попытку мятежа! — Карпелло злобно оскалился, прижимая кусок парусины к кровоточащей ране на животе. — Ты, может, и капитан, да только судно-то мое, и я тебе приказываю: сию же минуту разворачивайся!

Ярри одной рукой почесал кудлатую башку, а другой махнул команде и громко велел разворачивать судно. «Фалканская танцовщица» медленно повернулась и, разрезая носом волны, помчалась назад, в сторону Стрэндсона.

Через три авена, когда солнце уже почти спустилось за линию горизонта, Карпелло был вынужден смириться с тем, что он — нет, они! — потерпел неудачу. Сероны особенно внимательно вглядывались в воду, стараясь отыскать тела пленников. Они прекрасно понимали, что их ждет, если они вернутся в Ориндейл и без пленных, и без ключа. Считалось, что сероны лишены души и не способны мыслить самостоятельно, но эти трое, похоже, отлично понимали, что им грозит неминуемая смерть, и продолжали всматриваться в пустынные волны, даже когда сумерки совсем сгустились.

Карпелло холодел при мысли о предстоящей встрече с принцем Малагоном. Все это время он молился в душе, чтобы Лахп и остальные сероны сумели все же найти Гилмора и отобрать у него этот чертов камень. Рана его уже почти не кровоточила, но живот жгло как огнем. Купец злобно сплюнул в море и вслух пожелал Брексан умереть самой медленной и мучительной смертью на свете, сознавая при этом свое поражение.

— Ярри, — негромко окликнул он шкипера, — поворачивай к Ориндейлу,

Сероны переглянулись. Казалось, они были не в силах поверить, что Карпелло решил прекратить поиски. Затем они проверили свое оружие, скинули башмаки, и все трое головой вперед нырнули в морские волны.

— Проклятье! — вскричал купец, но сероны были уже далеко за кормой.

Сперва они просто качались на волнах, а потом дружно повернули в сторону ронского побережья.

— Ну что ж, они либо своего добьются, либо утонут, — пробормотал Карпелло. — Иного не дано, все очень просто. — Некоторое время он смотрел вслед серонам, пока те не растворились во мраке, а потом крякнул: — Эй, шкипер! В Ориндейл. На всех парусах!

Очнувшись от тяжкого забытья, Марк и Бринн стали бредить, и Гарек встревожился. Вторжение призраков в их тела могло нанести им невосполнимый ущерб — ведь на Саллакса это подействовало очень плохо, хотя дух О'Рейли и был настроен вполне дружески. На телах обоих не было заметно ни малейших повреждений — ни от стрел Гарека, ни от нападения духов. Однако оба казались измученными до предела и без звука подчинялись любым приказаниям Гарека. Он уложил их и велел отдыхать, а когда в полдень пошел проверить, как они там, то оба уже спокойно спали, и никакие кошмары их явно не мучили.

На следующий день на заре Гарек и Стивен, отдавая Лахпу последние почести, сожгли его тело на погребальном костре. Глядя на вздымавшиеся языки пламени, Гарек думал о том, как несправедлив был Гилмор к серонам, считая их чуть ли не дикими зверями. Нет, они не были ни животными, ни бездушными убийцами, хотя Малагон и предпринял попытку создать из них целую армию, рассчитывая на то, что они, лишенные души и способности самостоятельно мыслить, будут подчиняться только его приказам. Но истребить человеческую сущность в серонах ему все же до конца не удалось. И Лахп был тому доказательством. Его доброта, его желание помочь, его готовность пожертвовать ради других даже собственной жизнью — все это, безусловно, доказывало, что сероны куда больше способны на сострадание и прочие вполне человеческие чувства, чем об этом было известно даже их создателю.

Во время того страшного ночного сражения с призраками Гарек черпал силы только в неколебимой решимости Стивена сражаться до победы. Порой их битва с духами напоминала некий изысканный, весьма прихотливый и сложный танец, и Гарек сам удивлялся тому, с каким неизменным изяществом и милосердием он дарит смерть этим, уже мертвым, существам. Он понимал, что все это происходит благодаря подаренной ему Стивеном магической силе, и сильно сомневался, что когда-либо снова проявит в сражении подобное совершенство.

Гарек и прежде часто думал о том, в чем, собственно, коренное отличие волшебников от обычных людей. Теперь он знал это, ибо самообладание, которое он обрел, сражаясь с целой армией призраков, было даровано ему именно колдовством, и благодаря этому колдовству стены, половицы и даже сам воздух готовы были, казалось, подчиняться любой его команде. Да, в эти мгновения он и сам творил волшебство!

Гарек стер грязь с башмаков — это были горные ботинки Стивена — и недоуменно покачал головой. Нет, никакой он, конечно, не волшебник; просто его руками действовала магия посоха.

Магия посоха. Гарек уставился на ореховую дубинку, которую Стивен держал в руках. С виду самая обыкновенная палка, однако она уже несколько раз спасала им жизнь. И никто до сих пор так и не понял, откуда берется эта немыслимая сила; даже Гилмор не сумел этого объяснить, А хватит ли этой силы, чтобы спасти Элдарн?