Она долго смотрела на эти кипящие серые тучи, подыскивая нужные слова, но в голову ничего не приходило. Ее вдруг охватило какое-то малодушное отчаяние.

— Не могу, — пробормотала она. — Наверное, это должен был бы сделать кто-то другой. Более достойный. Более могущественный. Мы же были просто его друзьями. Мы большую часть своей жизни не знали даже, кто он на самом деле такой.

— Возможно, нашей дружбы было ему вполне достаточно. — Впервые за эти дни Саллакс заговорил, и Гарек удивленно вскинул голову и посмотрел на него.

А Бринн, словно не слыша слов брата и, видимо, взяв себя в руки, с каким-то ожесточением продолжила:

— Его целью было спасение Элдарна. Он хотел вернуть народу мир и надежду.

Она помолчала, думая о том, сколь безнадежно теперь их положение. Они, возможно, и до Ориндейла добраться живыми не сумеют, не говоря уж том, чтобы вернуть в Элдарн ключ Лессека и отправить Стивена и Марка обратно в Колорадо.

— Что же нам теперь делать, Гилмор? — спросила она, понимая бессмысленность этого вопроса, и голос ее дрогнул. Она повернулась к Гареку, кивнула ему и шепнула: — Пора.

Огонь сперва сполохами замелькал у основания огромной пирамиды из ветвей, и Гарек хотел уже поджечь трут, чтобы костер наверняка занялся, как полагается. Он поджег в лагерном костерке вторую ветку и поднес ее к погребальному костру, но тут огромный столб дыма вдруг взвился к небесам, и сразу же с оглушительным ревом вспыхнуло пламя, словно все ветви занялись разом. Тысячи сосновых игл оглушительно трещали в огне; бешеное пламя так и плясало вокруг тела Гилмора, словно исполняя какой-то древний танец в ярких развевающихся одеждах — алых, оранжевых, желтых, ярко-красных...

Тайная надежда Гарека, что старый маг внезапно очнется и спрыгнет со своего смертного ложа, успев спастись, прежде чем загорится его плоть, тоже сгорела в пламени костра. Сенатор Лариона остался недвижим, и вскоре вспыхнул его плащ, затем волосы, и Гарек отвернулся, не в силах больше на это смотреть.

— Пошли, — сказал он, подхватывая с земли свой мешок и мешок Гилмора. — Сегодня нам нужно успеть довольно много пройти, если мы хотим нагнать Марка и Стивена.

Бринн цеплялась за руку Саллакса, и вид у нее был такой, словно она вот-вот рухнет без чувств. Но она вытерла рукавом глаза и послушно подняла с земли свой мешок. Саллакс еще некоторое время смотрел на костер, затем повернулся и пошел следом за сестрой.

Покинув поляну, они снова двинулись на север. Мрачные тучи, которые они видели на северном краю неба, теперь висели почти над головой, и Гарек понимал, что метель разразится гораздо раньше, чем они успеют добраться до леса, где могли бы обрести пусть довольно сомнительное, но все же убежище.

Они отошли уже довольно далеко от поляны и брели по совершенно открытому, заваленному снегом горному лугу, когда поняли, что огонь от погребального костра охватил и окружавшие поляну деревья. Ветви, которые Гареку сперва было так трудно поджечь, теперь мгновенно вспыхивали на пронизывающем ветру. Сильно пахло дымом, и Гарек то и дело оборачивался, пытаясь увидеть, что натворил. Несколько высоченных сосен ярко пылали, освещенные лучами раннего солнца, но это зрелище оставило его равнодушным. Огонь, подобно пролитой ртути, расползался уже по всему склону горы.

Отчего-то Гареку казалось справедливым, что похороны Гилмора не ограничатся обыкновенным погребальным костром, от которого сладко пахнет сосновой смолой и жутко тянет горящей человеческой плотью. Нет, это правильно, что на месте гибели сенатора Лариона сгорит целый лес. Пусть последнее пристанище Гилмора исчезнет с ним вместе.

Бринн с таким трудом подыскивала слова, пытаясь хоть что-то сказать, когда они стояли вокруг мертвого старика, но ведь то, что происходит сейчас, гораздо лучше любых слов. Гарек вытер слезы и крепче стиснул свой лук, глядя, как языки пламени вздымаются в небеса, точно слова молитвы, увы, не достигающие ушей богов Северного леса, которые не желают слушать эту мольбу.

Он, Приносящий Смерть, невольно разрушил последнее пристанище Гилмора, дотла сжег его стены, хотя сам прежде надеялся, что именно это место душа Гилмора отныне будет считать своим домом. Гарек, словно в ознобе, плотнее запахнул плащ, втайне надеясь, что у него хватит сил, чтобы в урочный час отчитаться за содеянное.

Огромные клубы черного и серого дыма вздымались вокруг. Гарек, Бринн и Саллакс даже на таком расстоянии чувствовали жар, исходивший от пламени, которое, словно обезумевший демон, безжалостно пожирало лес.

— Пожалуй, это даже красиво, — промолвила Бринн.

— Да, красиво, — поддержал ее Гарек. — И возможно, огонь укажет Марку и Стивену, где мы сейчас находимся.

Он поправил висевший на поясе охотничий нож, передвинул скрещенные ремни двух своих колчанов и решительно повел свой маленький отряд по заснеженному полю на север.

— Вот уж действительно — целая эпоха завершилась, — тихо сказал Саллакс, но ни Бринн, ни Гарек не расслышали его слов, заглушённых ревом пожара и воем северного ветра. — Или наоборот, новая эпоха началась, кто знает.

Саллакс откашлялся, сплюнул в сторону горящего леса и побрел следом за Бринн к перевалу.

Рядовой Кайло Партифан из личной гвардии принца Малагона пытался незаметно почесаться: все тело так и зудело под шерстяной рубахой. Он уже давно стоял на часах у дверей, ведущих в личные покои правителя, и, хотя его дежурство подходило к концу, от тяжести кольчуги ныли плечи, а проклятая шерстяная рубаха, надетая под кольчугу, просто сводила с ума. Часовому не разрешалось даже шевелиться, и Кайло изо всех сил прикусил язык, чтобы хоть немного отвлечься от мучительного зуда, но и это не помогло.

Глянув в оба конца коридора, он быстро сунул два пальца под кольчугу и принялся яростно чесать плечо.

Стоявший напротив лейтенант Девар Вентра, его командир и друг, понимающе улыбнулся. Сам Кайло никогда бы не осмелился заговорить на посту, но Девар тихонько шепнул младшему товарищу:

— Ладно уж, будем надеяться, что он этого не заметит.

Кайло улыбнулся в ответ и тоже хотел что-то сказать, но тут из покоев Малагона донесся оглушительный рев. И Девар упавшим голосом отчетливо произнес:

— Великие боги! Ну, теперь жди беды, Кайло! Рядовой замер и вытянулся по струнке, совершенно позабыв о своих прежних мучениях и даже сквозь стену чувствуя приближение грозного правителя.

Едва не сорвав с петель дверь, Малагон вылетел в коридор, и сердце у несчастного Кайло ушло в пятки. Он не сомневался, что принцу известно о нем все.

Голос правителя Малакасии таким гулким эхом отдавался в ушах часовых, что оба едва не лишились чувств.

— Лейтенант Вентра! Ты чувствуешь этот запах?

Девар не мог припомнить случая, чтобы Малагон хоть глянул на кого-то из своих гвардейцев, не говоря уж о том, чтобы прямо обращаться к кому-то из них, да еще и по имени.

— Какой запах, мой государь? — упав на одно колено, жалобно спросил он.

Малагон взвизгнул, и в этом вопле смешались восторг и отчаяние. А лейтенант неловко ткнулся лицом в пол и остался недвижим. Рядовой Партифан по-прежнему смотрел прямо перед собой, не сводя глаз с кривоватого шва между двумя каменными плитами. Он готов был хоть до конца дней своих смотреть на эту полоску строительного раствора.

— Эй, Кайло Партифан! — Малагон поманил его к себе белой, как у покойника, рукой, вынырнувшей откуда-то из-под черных одежд.

Кайло рухнул на колени так поспешно, словно его ударили сзади по ногам тяжелым палашом.

— Я здесь, мой государь!

— Ты чувствуешь этот запах?

— Прошу прощения, но я ничего не чувствую, мой государь. — Кайло очень надеялся, что ответил правильно.

— Пахнет древесным дымом! — проревел Малагон так, что Кайло подпрыгнул от неожиданности. — Ну да, это древесный дым, и дерево горит не более чем в одном двоелунии пути отсюда. Это древесный дым, рядовой Партифан.