Феликс тем временем спешил встретиться с князем.

Он не остался на бирже до вечера, когда без лишних церемоний мог повидать князя с глазу на глаз на паркете, а сам нанес ему визит.

Вальдемар не заставил его долго ждать в приемной; финансовые магнаты имеют обыкновение уважать себе равных, по крайней мере, внешне.

Банкир принял его в своем кабинете.

— О! Князь работает? — с подчеркнутой любезностью заговорил Каульман, весьма удивленный тем, что столь сановный муж способен собственноручно разрезать страницы книги и красным и синим карандашом подчеркивать заинтересовавшие его строки.

Князь отложил брошюру, которую держал в руке, и предложил Феликсу сесть.

— Я только что узнал, господин князь, о вашем прибытии в Париж и поспешил первым нанести вам визит.

И я как раз был занят вами.

Феликс отлично понял загадочную улыбку, которой князь сопроводил эту фразу.

— В таком случае я появился в штаб-квартире противника с белым флагом парламентера.

Князь подумал: «Знаю я этот флаг — вышитый носовой платок с меткой «Э» на уголке».

— Враждующие державы, стоящие выше нас, и те приходили к примирению, — начал Феликс, — и становились союзниками, когда у них возникали общие интересы.

— А какие у нас с вами общие интересы?

Задуманная мной операция с займом.

Князь ничего не ответил, лишь улыбнулся, но улыбка его была столь оскорбительна, что совершенно лишила банкира самообладания.

— Сударь! — проговорил Феликс, поднявшись с кресла, чтобы с большим пафосом выразить свои мысли. — Речь идет о займе на благо священного престола! А мне хорошо известно, что вы ревностный католик!

Откуда вам, собственно, это известно?

— Помимо того, вы родовитый аристократ. Вы не потерпите, чтобы в Венгрии министр-бюрократ просто-напросто положил себе в карман церковные владения, да еще в то время, когда всякий масонский сброд готов отдать империю Святого Петра в руки каналий-санкюлотов. А меж тем мы одним ударом можем воспрепятствовать и тому и другому. Вы благородный человек!

— А кто я еще?

— Ну, и, наконец, вы финансист. Вы не можете не считаться с тем, что наша компания является одним из самых грандиозных, самых рентабельных предприятий. Вы умный человек, способный заглядывать в будущее.

— Нет ли у меня еще каких-либо добродетелей? Феликс не дал холодному сарказму Вальдемара сбить себя с толку; смело повернув тему, с выражением приторной любезности, он протянул руку князю.

— И еще вы — лучший друг фирмы «Феликс Каульман». Он рисковал: в ответ ему могли протянуть руку и принять его дружбу либо дать пощечину.

Но случилось нечто худшее.

Князь взял со стола ту самую брошюру, где он ранее подчеркивал отдельные строки синим и красным карандашом.

— Так вот, любезный мой собрат-католик, приятель по аристократическим салонам, финансовый компаньон и лучший друг: загляните сюда, в эту брошюру, и в ней вы найдете мой ответ. Прошу вас, усаживайтесь поудобнее.

Пока Феликс пробегал глазами предупредительно переданную ему брошюру, у Вальдемара хватило времени занятся маникюром.

Феликс отложил брошюру.

— Стало быть, это мое жизнеописание?

— О чем и свидетельствует заглавие.

— Вы сами написали это, князь?

— Во всяком случае, я сообщил факты.

— Здесь перечислены разнообразные деловые операции, посредством которых я будто бы втер публике очки, вплоть до бондаварского дела, когда я собрал у акционеров поддутый баланс и вымышленные дивиденды десять миллионов, которые неизбежно пойдут прахом из-за случившейся катастрофы. Это жестокий памфлет.

— Быть может, это не правда?

— Правда. В вас, князь, я нашел беспристрастного историографа. Но позвольте мне продолжить свое жизнеописание. Нанесенный мне вчера убыток я могу компенсировать завтра; невыгодную сделку уравняет удачная. Небольшой проигрыш перекроет крупная победа. Чего вы хотите добиться этой брошюрой?

— Как только заем выбросят на биржу, я распространю эту брошюру повсюду — на паркете и среди кулисы — и начну контригру с того, что ваши акции будут вычеркнуты из списка.

— Я предвидел это заранее и пришел сюда именно затем, чтобы предотвратить подобный шаг.

Часто моргая, Феликс Каульман пытался изобразить всю глубину своих страданий, одну руку он заложил за жилет, в голосе появились глухие нотки.

— Сударь! Если вы хотели, чтобы я погиб у вас на глазах, вы достигли цели.

Князь Вальдемар громко расхохотался и хлопнул Каульмана по плечу.

— Полно разыгрывать фарс! Ведь вы пришли сюда не затем, чтобы застрелиться у меня на глазах, а чтобы сделать какое-то предложение. Вы — обанкротившийся мошенник, у которого осталось одно-единственное сокровище: чудесный черный карбункул, который вы отыскали в куче угля, отшлифовали, много раз перезакладывали, немало заработали на нем, а теперь он снова попал в ваши руки; вам хорошо известно, что я без ума от этого сокровища, что я готов биться за него на аукционе хотя бы против целого мира; вот затем вы и пришли сюда! Ну, так давайте столкуемся. Я буду торговаться. Назовите свою цену!

Князь опустился в кресло и на этот раз даже не предложил Каульману сесть.

Каульман тоже отбросил пафос, лицо его приняло обычное выражение, если здесь вообще уместно говорить о человеческих выражениях.

— Прежде всего эта тетрадь! — сказал он, кладя руку на брошюру.

— Хорошо, вы получите ее, всю тысячу экземпляров вместе с черновой рукописью. Можете протопить ею камин, если не пожелаете сохранить на память.

— Во-вторых, — продолжал Феликс, — вы откажетесь от контригры и в течение трех дней распространения займа не предпримете никаких маневров ни против меня, ни против моих компаньонов. Более того, вы сами подпишетесь одним из первых, и притом на значительную сумму.

— Хорошо! — сказал князь. — Договорились! Но теперь выслушайте мои поправки. В первый день распространения займа я ничего не сделаю против вас, но и не подпишусь. Во второй день я тоже вас не трону, но и не поддержу. Затем, на третий день, я подпишусь на миллион и в дальнейшем стану поддерживать ваши предприятия, словно ваш ближайший друг.

— Но почему не в первый день?

— Я скажу вам, что должно произойти в первые два дня. Сегодня же вы известите мадам, что князь Тибальд взят под арест и что она не может долее оставаться в его апартаментах. Мадам однажды уже проявила бескорыстие, возвратив Тибальду дворец со всей обстановкой; она сделает это и во второй раз и вернется к своему супругу. Супруг отметит примирение званым вечером. На вечер он пригласит и лучшего друга дома. (Тут князь красноречивым жестом приложил к груди указательный палец.) Друг дома, пользуясь случаем, предложит мадам полюбоваться красотами озера Комо, где роскошный летний дворец ожидает свою хозяйку, а мадам крайне необходим целительный итальянский воздух и перемена обстановки.

— Вы очень деликатный человек.

— Прошу вас, не хвалите меня раньше времени. В течение второго дня господин Феликс Каульман разъяснит мадам, что во Франции, дабы брак был действительным, обязательна и гражданская процедура. После чего вы отведете ее к нотариусу и заключите гражданский брак.

— Но, сударь! — вскричал Каульман с неподдельным испугом и отшатнулся. — Зачем вы добиваетесь этого?

— Зачем? — воскликнул князь и поднялся с места, чтобы еще более унизить свою жертву. — Да затем, прожженный мошенник, чтобы не дать вам проделать то, что вы собираетесь: в одной стране вы похищаете красотку, а в другой, где вы можете от нее избавиться, бросаете ее. Я раз и навсегда лишу вас возможности отнять у мадам свое имя. Не так ли? Иначе на четвертый день вы рассмеетесь мне в лицо и скажете: «Ведь то, что я тебе отдал, никогда и не было моим!» А мне нужна и оправа к алмазу. Я не позволю вам, сударь, выломать камень из вашего обручального кольца, я хочу видеть их вместе!

Каульман не скрывал растерянности.