Узкие мышеловки улиц, обычно пустынные по ночам, сейчас были забиты беженцами, провожавшими всадников пустыми взглядами. Никто не пытался остановить их.

Оливия была вне себя от восторга. Порванный подол позволял скакать верхом по-мужски, что оказалось на удивление удобным, особенно после первых нескольких минут езды. Глядя на темный силуэт Льюиса, скакавшего впереди, она ощущала такую полноту бытия, такое спокойствие, что была готова вновь и вновь выносить приступы его гнева. Лишь бы всегда быть рядом с ним.

Они галопом пролетели сквозь ворота, ведущие из многолюдного Татарского города во внешний Китайский город.

– Как, по-вашему, войска императрицы помогут нам или остановят? – крикнула Оливия.

– Ни то ни другое, – ответил Льюис, подгоняя лошадку. – Публично она осуждает «боксеров», но ничего не делает, чтобы им помешать. По требованию дипломатического корпуса императрица послала небольшой отряд солдат, чтобы защитить миссионеров, живущих к западу от города. Мы прибыли туда вовремя: миссию осаждали «боксеры», и солдаты разбежались без единого выстрела. Когда фанатики окажутся под стенами города, она сбросит маску, и ее армия будет сражаться на их стороне.

До этого же момента она побоится открыто выразить свои симпатии. Сомневаюсь, что сегодня ее солдаты будут для нас каким-то препятствием.

– В отличие от «боксеров»?

Их лошади шли голова в голову. Слуги держались позади. Зубы Льюиса блеснули в улыбке. Той самой улыбке, которую она впервые увидела на вилле Хоггет-Смайтов.

– Верно, – кивнул он, когда они выехали из города через Южные ворота. – Но думаю, они боятся нас не меньше, чем мы их.

Оливия от души расхохоталась. Сердце было так преисполнено счастьем, что казалось, вот-вот разорвется. Пусть у них нет совместного будущего, но она в нем и не нуждается! Существует только настоящее, и этого достаточно. Она живет! Живет, а не влачит существование!

Оливия закрыла глаза, страстно желая остановить мгновение. Пусть длится целую вечность! Пусть никогда не кончается! И она больше не вернется в безмятежность и удушливую скуку дома тетки и дяди. Не вернется к жизни без Льюиса.

Девушка нервно стиснула поводья. Тетка объявила о своем намерении при первой же возможности покинуть Китай и поселиться в Бате.

Сердце полоснуло такой болью, что Оливия едва не вскрикнула. После Китая и его огромных, открытых солнцу и ветрам равнин она просто не сможет дышать в клетке, именуемой Англией.

– Вам плохо? – спросил Льюис, перестав улыбаться и тревожно глядя на нее.

– Вовсе нет, – заверила она и, выбросив из головы мысли о будущем, стала подгонять пони. В бледном свете луны виднелась длинная нескончаемая процессия измученных беженцев, бредущих к городу. Осунувшиеся лица, пыльная одежда, корзины и узлы на спинах…

Они свернули с дороги и помчались по бездорожью. Сначала Оливия испугалась, но быстро успокоилась. Она была хорошей наездницей, а пони казался сильным и уверенно бежал по неровной земле. Решив помочь бельгийцам, она прекрасно сознавала, какие опасности ждут их впереди. И готова была встретить эти опасности лицом к лицу, так же храбро, как неукротимая мадам Шамо.

Она не представляла, каким образом Льюис находит дорогу на местности, где не было ни вех, ни дорожных табличек. Вдалеке, там, где к небу поднимались черные громады холмов, она видела огни. И ощущала слабый, но отчетливый запах дыма.

– Виллы! – пояснил Льюис.

Оливия кивнула, гадая, не горит ли на этот раз вилла Хоггет-Смайтов.

Земля становилась все более каменистой и твердой, и вскоре они уже спускались в овраг. Из-под ног ее пони летела галька, и Льюис старался держаться рядом на случай, если придется подхватить Оливию. Когда, наконец, пони благополучно выбрался на берег пересохшей речки, Оливия подняла голову и при виде встревоженного лица Льюиса испытала невероятное наслаждение, почти лишившее ее способности мыслить связно. Если бы Оливия в этот момент упала и он схватил бы ее в объятия, она отдалась бы ему беззаветно и безудержно. Ее не остановили бы ни существование жены, ни брачные обеты, ни моральные принципы.

Она трепетала, потрясенная собственным бесстыдством. Глубиной своей потребности в этом человеке.

– Чуть подальше будет лес, – неожиданно предупредил он. – Нужно быть настороже.

Оливия кивнула, боясь вымолвить слово. Потревоженные вороны шумно хлопали крыльями и громко каркали. Пришлось придержать лошадей. Теперь они шли шагом. Оливия и Льюис ехали рядом. Ей достаточно было протянуть руку, чтобы коснуться его. Под белым полотном сорочки напрягались могучие мускулы, особенно это было заметно, когда он отводил очередную низко нависшую ветку. Даже в темноте она видела завитки волос на его затылке. Ей хотелось с любовью произнести его имя. Всего один раз.

Китайцы держались позади, ведя запасных пони. Когда они доберутся до Чансынтеня, у Оливии и Льюиса не будет возможности побыть наедине.

Лес заметно поредел. Льюис повернул голову и снова улыбнулся. И все тревоги и опасения мигом куда-то подевались. Оливия больше не могла противостоять силе нахлынувшей на нее любви.

– Льюис! – со стоном вырвалось у нее словно из самых глубин сердца.

Он рывком остановил лошадь, так что каждая мышца, каждое сухожилие снова напряглись. Оливия не смогла разглядеть выражение его глаз: луна зашла за тучи, и в темноте был виден только силуэт. Волосы, падавшие на лоб. Руки, крепко сжимавшие поводья.

– Льюис, я…

Она сама не знала, что собиралась сказать. В ушах стучала кровь, сердце так болезненно колотилось в груди, что она почти не могла дышать. Но тут со всех сторон раздались крики, и Льюис шлепнул по крупу ее пони и вонзил каблуки в бока лошади.

– «Боксеры»! – громко бросил он, когда они вырвались из леса.

Позади слышались вопли перепуганных слуг.

Оглянувшись, Оливия увидела летевших за ними всадников с горящими факелами в руках. Воздух снова наполнился визгом, который она уже слышала, когда тетка и дядя оказались запертыми в горящей вилле.

– Sha! Sha! Убей! Убей!

Оливия, охнув, пришпорила пони.

– Скорее! Скорее!

Она не знала, что способна скакать в темноте во весь опор! В любую минуту животное могло споткнуться и упасть!

Но пони уверенно мчался вперед, словно наслаждался обычной скачкой по холмам юго-восточной Англии.

– Стрелки из них никудышные! – заорал Льюис. – Когда я натяну поводья, скачите дальше. И не останавливайтесь, что бы ни услышали! Только не останавливайтесь!

Времени спорить не было. Не может же она сказать, что не собирается бросать его в беде!

Комья земли фонтаном разлетались из-под копыт, когда Льюис круто развернул животное и соскользнул на землю. Слуги во весь опор помчались прочь, уводя пони, бока которых уже покрылись пеной.

Первый выстрел прогремел еще до того, как она попыталась сдержать пони. Дрожа от страха, Оливия, подражая Льюису, повернула животное. Если «боксеры» не отстреливаются, это еще не значит, что у них нет оружия! Может, они хотят подобраться ближе? Может, они ранили или убили Льюиса?

Последовал второй выстрел. Третий. Факелы беспорядочно заметались. В руках одного из нападавших блеснула сталь. «Боксер», высоко подняв неуклюжий старинный меч, вращал им над головой, готовясь напасть на врага.

Револьвер! Нужен револьвер!

Оливия скатилась с седла и, спотыкаясь в темноте, побежала к растянувшемуся на земле Льюису. Тот уже снова целился, готовясь стрелять. Почему он не отдал ей револьвер?

Страшный меч уже навис у него над головой. Но Льюис успел вовремя откатиться, прицелиться и спустить курок.

Все это время она не слышала даже собственного дыхания. Вопли, визг и топот поистине оглушали. Оливия упала рядом с Льюисом и потянулась к кобуре.

– Я велел тебе уезжать, черт возьми! – заорал он. Она еще успела увидеть острый меч, разрезавший воздух над ней, и ощутила тяжесть тела Льюиса, прижавшего ее к земле. Окружающий мир исчез. Остался один шум. Выстрелы, конский топот, вопли атакующих «боксеров». А потом… потом струйка липкой горячей жидкости, впитавшейся в ткань платья и полившейся поруке.