Бежал и Авессалом — в Сирию, к гессурскому царю Фалмаю, своему деду со стороны матери.

Так я лишился вождя для задуманного мною союза против Давида, который сделал посмешище из великих перемен и дела, к коему был избран.

Амнона оплакали, как положено: «царь разодрал одежды свои, повергая на землю, и все слуги его, предстоящие ему, разодрали одежды, и подняли вопль, и плакали». Но мало кто скорбел по-настоящему, ибо Амнон слыл глупцом и негодяем.

— Ахитофел, — сказал мне Давид, — сердце мое печально. Я уже молился, писал стихи, замышлял новые войны, ничего не помогает.

— Время врачует все боли, — сказал я. — Сегодня из Вавилона прибыли танцоры, их весьма хвалят. Пускай выступят во дворце; ведь и ваш предшественник, царь Саул, приглашал вас к себе, чтобы вы развлекали его игрой и пением.

— Дело не только в Амноне, — проговорил он задумчиво. — Когда умер первенец Вирсавии, я сказал: «Разве я могу возвратить его?» Ах, Авессалом! Какие надежды я возлагал на него.

Он ждал, как я на это откликнусь. Но я промолчал; не хотелось, чтобы позднее мне припомнили, что именно я предложил вернуть Авессалома.

— Я уж было решил, чтоб Авиафар или Садок вопросили Бога через урим и тумим, — сказал Давид, — или чтоб Нафан попророчествовал, только знаю я этих людей Божьих: им бы мои желания угадать, а не волю Господа.

Тогда я отправился к Иоаву и напомнил ему:

— Сам знаешь, царь весьма гневается на тебя за убийство Авенира, сына Нира.

— Так ведь когда это было, — воскликнул Иоав, — я потом и Иерусалим ему взял, и множество иных побед принес, и Урию убрал, чтоб Давид мог спать с Вирсавией; кроме того, он сам назначил меня главным военачальником.

— Все верно, — сказал я. — Но недавно царь вспоминал тебя и был сердит. Впрочем, я знаю, чем снискать его благорасположение.

Иоав принялся умолять меня, чтобы я подсказал, как это сделать,

— Очень просто, — объяснил я наконец. — В Фекое живет одна умная женщина. Поди к ней, передай то, чему я тебя научу, приведи ее сюда, и, уверен, царь вновь одарит тебя своею милостью, более того — ты совершишь еще один подвиг ради Израиля и дела Господа.

Выслушав мои наставления, Иоав отправился в путь и привел к царю женщину из Фекои.

Моя притча, которой Иоав научил фекоитянку, чтобы та пересказала ее царю, была вполне прозрачна. Женщине надлежало рассказать, будто у нее, вдовы, было два сына, которые однажды поссорились в поле, и некому было разнять их, и поразил один другого, и умертвил его. И вот восстала на эту женщину вся родня и говорит: «Отдай убийцу брата своего; мы убьем его за душу брата его, которую он погубил». «Так родня, — закончила женщина, — погасила бы последнюю искру мою, чтобы не оставить мужу моему имени и потомства на земле».

Спор серьезный; древний закон кровной мести против нового права собственности на землю. Я заранее знал, чью сторону возьмет Давид.

Недаром фекоитянка слыла умной женщиной. Когда Давид объявил, что не позволит кровникам причинить еще больше бед и ни один волос не упадет с головы ее сына, дабы остался наследник имущества и продолжатель имени ее мужа, фекоитянка воздела руки и воскликнула:

— Царь, произнесши это слово, обвинил себя самого, потому что не возвращает изгнанника своего.

Давид удивился, а потом, заметив, как рядом довольно щерится Иоав, будто сытый кот, сказал фекоитянке:

— Не скрой от меня, о чем я спрошу тебя. Та молвит:

— Говори, господин мой царь.

— Не рука ли Иоава во всем этом с тобою? Умная женщина и тут не растерялась.

— Да живет душа твоя, господин мой царь, — ответила она, — ни направо, ни налево нельзя уклониться от того, что сказал господин мой царь; точно, раб твой Иоав приказал мне, и он вложил в уста рабы твоей все эти слова. Господин мой мудр, как мудр Ангел Божий, чтобы знать все, что на земле.

Можно себе представить, до чего это польстило Давиду, ибо деспоты живут лестью. Он велел Иоаву:

— Вот, я сделал по слову твоему; пойди же, возврати отрока Авессалома.

Иоав пал лицом на землю, поклонился и сказал:

— Теперь знает раб твой, что обрел благоволение пред очами твоими, господин мой царь.

Иоав отправился в Гессур и привел Авессалома в Иерусалим.

ОДИНОЧЕСТВО ЦАРЯ ДАВИДА

К этому времени Давид перестал доверять кому бы то ни было; бессильный побороть неприязнь, которую открыто высказывали ему, где бы он ни появлялся, Давид отныне чувствовал себя в безопасности только среди наемников — хелефеев и фелефеев, ибо те не были сынами Израиля, а потому не заражались настроениями народа. Давид оказался одинок в начинаниях, которые он считал делом Божьим; он замкнулся, ожесточился. Когда Авессалом, вернувшись из Гессура, хотел припасть к ногам отца, Давид не принял его, сказав: «Он убил своего брата Амнона. Что удержит его от того, чтобы поднять руку и на меня?»

Авессалом остерегался любых шагов, пока не был полностью прощен.

— Слыхал о новом военачальнике, которого отец поставил над хелефеями и фелефеями? — спросил он меня однажды. — Говорят, этот Ванея, сын Иодая, хитер и бессовестен.

— Пускай Иоав замолвит за вас словечко царю, — предложил я. — Ведь ему уже доводилось это делать.

— Иоав меня избегает, потому что я в опале, — сказал Авессалом. — Я и сам уже дважды посылал за ним.

— Кажется, ваша земля в Ваал-Гацоре соседствует с землей Иоава? — спросил я. — Сейчас как раз жнут ячмень. Пусть ваши слуги выжгут одно поле Иоава.

Авессалом так и сделал, Иоав тут же пришел к нему в дом.

— Зачем твои слуги выжгли мое поле? — спросил он.

Авессалом ответил:

— Я заплачу за твой ячмень. Но почему ты не шел ко мне, когда я посылал за тобой? Прошу тебя, сходи к царю и передай от моего имени: «Зачем я пришел из Гессура? Лучше было бы мне оставаться там. Разве сердце царя ожесточилось против его сына Авессалома? Я хочу видеть царя. Если же я виноват, то убей меня».

Иоав побывал у царя, передал ему слова сына; видимо, он сумел переубедить Давида, так как тот вскоре позвал Авессалома.

Авессалом явился к царю и пал ниц; Давид был так растроган, что не мог говорить. Наконец он поднял Авессалома, расцеловал его и сказал со слезами:

— О сын мой Авессалом, о сын мой, сын мой…

Навестив Авессалома, я сообщил ему, как обострилось положение в стране; самое время, сказал я, позаботиться о доброй молве, ибо кое-кто считает вас легкомысленным и непутевым.

— Станьте для народа вождем, — говорил я, который ратует за справедливость, защищает простого труженика, а кроме того, осмотрителен и рассудителен. Учитесь пожимать руки и целовать щеки, даже если они в язвах, выслушивайте любые жалобы, какими пустяковыми они бы ни казались, не скупитесь на обещания, лишь бы обнадежить человека. Говорите языком простонародья, но не забывайте расположить к себе и людей состоятельных. Не жалейте улыбок и посулов тем, кто пойдет за вами.

Авессалом хоть и не был особенно хитер, но старался изо всех сил. Он поднимался спозаранок, становился при дороге у городских ворот, и когда кто-нибудь, имея тяжбу, шел к царю на суд, то Авессалом подзывал его к себе и спрашивал: «Из какого ты города?» И когда тот отвечал: «Из такого-то колена Израилева раб твой, пришел по такому-то и такому делу», Авессалом сочувственно кивал или обращал очи к Господу и говорил: «Вот, дело твое доброе и справедливое, но у царя некому выслушать тебя». И еще говорил Авессалом: «О, если бы меня поставили судьею в этой земле! Ко мне приходил бы всякий, кто имеет спор и тяжбу, и я судил бы его по правде». И когда кто-нибудь хотел поклониться ему, он простирал руку свою, обнимал и целовал его. Время от времени Авессалом прятался в комнату над воротами, где освежал рот ароматной водой, полоскал горло и сплевывал.