Эми молча слушала. Изумление, недоумённое недоверие, страх, одолевавшие её минуту назад, понемногу уступали место любопытству и... облегчению? Да, кажется, и в самом деле так.

– Что было дальше, думаю, ты знаешь, – поймав её взгляд, усмехнулась Адель. – Прошло сорок четыре года, и вот я здесь. И ты тоже здесь, милая. Ты в конце концов поняла, что получила, верно? И как большинство из нас, перестала просить продукты из супермаркета и стала просить карьеру, успех, богатство. Любовь, может быть.

Тонкая холодная улыбка на мгновение стала горькой, и Эми подумала, что Адель Симмонс, наверное, тоже могла бы рассказать пару-тройку историй о плохих парнях.

Но Эми интересовало сейчас не это.

– Но как вы...

– Как я узнала тебя? Взгляд, моя милая. Некоторые из нас приспосабливаются, но у большинства – у подавляющего большинства – глаза не меняются совсем. Я сегодня увидела тебя и сразу же поняла: ты из наших, потому что кого же я вижу? Запуганную, зажатую серую мышку с пятью миллионами долларов на личном счету, над которой посмеиваются её секретарши и которую поколачивает муженёк. Ты попросила денег, успеха и счастья, и ты получила их, но ты их не заработала. Поэтому ты и не могла измениться, Эми, – нас меняет не то, что мы получаем, а те усилия, что мы прилагаем для этого.

– А вы, стало быть, много усилий приложили для вашей мыльной империи? – резко спросила Эми и удивилась сама. Всё, что говорит ей эта железная женщина, правда, от первого до последнего слова. Так почему же её щёки пылают от гнева, обиды и унижения?

Адель Симмонс, впрочем, никак не отозвалась на её вспышку.

– Немало, – спокойно сказала она. – В какой-то момент я, как и ты, поняла, что все мои подарочки – не бесплатно, просто счёт выписывают не мне. Не скажу, что это заставило меня остановиться, но я стала более осторожна. Я рассудила – как, вероятно, и ты, – что рано или поздно кто-то может заметить связь между моими успехами и смертями людей вокруг меня. Это сломало бы всё, к чему я шла и что собиралась построить. Я не могла так рисковать. Поэтому там, где ты просила десять раз, я просила лишь раз. Девять остальных желаний мне приходилось выполнять самой. Поэтому да, Эми Завацки, я приложила к этому силы.

Эми слушала её, чувствуя нарастающее головокружение. На какой-то дикий, жуткийй миг ей показалось, что она вот-вот перевалится через невысокий парапет террасы и упадёт вниз, пролетит тридцать этажей отеля и врежется в крышу собственного «кадиллака», припаркованного у входа. То, что говорила эта женщина, было правдой, но... Эми никогда не думала об этом так. Она тоже боялась просить слишком много, но не потому, почему этого боялась Адель. Эми просто не хотела лишний раз отнимать у других людей жизнь. Она ни разу за все эти годы даже не подумала, что кто-то посторонний может заметить связь.

– Почему они умирают? – спросила она – это был главный вопрос, самый главный, мучивший её уже много лет, вопрос, который до этой минуты некому было задать. – Почему? Я... мы убиваем их?

– Никогда не смотрела на это так. Или ты считаешь, что старуха с косой – убийца?

– Что? Я не понимаю. О чём вы говорите?

И снова – тень неподвижной улыбки из-под чёрной сетки. Свет из зала бросал мутные блики на пепельно-розоватый атлас шляпки.

– Так ты не догадалась сама. Что ж. Тебя утешит тот факт, что не догадывается почти никто, и все обычно удивляются, когда я говорю...

– Говорите что?

– Что за работу мы выполняем.

Эми моргнула. Услышанное ею слово было, пожалуй, последним, что она ожидала услышать.

– Работу? Какую работу?

– А что, ты думала, возможность выполнить любое желание даётся тебе даром, просто так? Что твоя записная книжка появилась у тебя в сумочке по велению доброй феи? Что ты, ты сама, ты, Эми Завацки, ничем за это не платишь?

Её сердце гулко колотилось в груди, в горле, мешая дышать. Думала ли она так на самом деле? Да, да, пока те, кто уходил по её вине, были где-то далеко, и никто не винил её в их смерти.

– Те, кто умирал, – мягко сказала Адель, – они ведь все были тебе не близки, так? Никто из твоих друзей и родных, просто близких тебе не погиб. Разве не так?

Так, но... старый Стэнли... «Бездомный, портивший тебе вид из окна», – холодно напомнила Эмили Роуз в её голове. Велосипедист, посетитель в кафе, люди в машине, ехавшей мимо тебя – те, кого ты не видела никогда и даже не слышала их имён.

Да, но ведь у меня нет близких! Попросту нет. Мамы и Джейка нету давно, некому умирать, так что...

Твой отец. Ты ненавидишь его, но он твой отец, и его смерть стала бы для тебя ударом, окажись ты рядом. И Грейс – Грейс ведь была твоей подругой. Лиз Нелкинз была твоей подругой. Глен Шеппард – он тоже твой друг, и они живы, здоровы, они в безопасности, пока...

Нет. Нет. Это совпадение, всё это с самого начала было цепью безумных совпадений, только и всего.

– Вы хотите сказать, что я сама выбираю, кому умирать? – хрипло спросила Эми, и снисходительное выражение на лице Адель Симмонс стало почти материнским:

– Насколько это возможно, милая. Ты ведь не можешь предотвратить их гибель, даже если бы и хотела. Ты можешь, впрочем, не умерщвлять их так часто, но если не сделаешь ты, сделает кто-то другой. Просто их время пришло.

– Кто-то другой... это... кто-то из... вас?

– Из нас. Ты тоже в клубе, детка. Не бойся, платить членских взносов не надо. Ты даже можешь никогда ни с кем из нас не видеться, если захочешь. Я выполню свою миссию здесь, оставлю тебе свою визитку и уйду, и если не захочешь звонить – не звони. Но практика показывает, что время от времени всем нам надо выговориться и даже, может, немножко поплакать...

– Объясните мне, – взмолилась Эми и вдруг, неожиданно для самой себя, схватила сухие морщинистые руки мисс Симмонс. – Прошу, объясните, что происходит, что... кто я?

Адель Симмонс смотрела на неё с минуту, не отталкивая от себя. Потом мягко вытянула правую руку из судорожно стиснутых пальцев Эми и ласково накрыла ладонью её щеку.

– Ты – смерть, деточка.

Эми молча смотрела на неё. Адель вздохнула, слегка покачав головой.

– Ты ведь не могла об этом не думать, правда? Что было бы, если бы ты не загадала вон то или вот это желание. Умерли бы те люди или нет? Я тебе отвечаю: нет. Не в тот день и не так, не рядом с тобой. Представь, что не было бы никаких записных книжек. И люди не умирали бы, нигде, совсем. В мире уже тысячу лет назад стало бы слишком тесно, не находишь?

– Вы сумасшедшая, – сказала Эми, отступая от неё на шаг. – О боже, теперь я поняла, вы просто безумны, вы...

– Возможно. Но не больше, чем ты, дорогая. Эми, мы – санитары леса. Кто-то там, наверху, выбрал нас, чтобы мы делали эту работу – отправляли к нему других. Испокон веков такие, как мы, служат человечеству, выбирая момент, когда пора очистить место от одних и предоставить его другим. Это тяжёлая ноша, и там, наверху, это знают. Потому за эту работу и плата соответственная – самая лучшая, какую ты только могла просить. Научись с умом распоряжаться ею и будешь счастлива.

– А вы, – прошептала Эми Завацки, – вы счастливы?

Губы раздвинулись, показав ряд крепких, алебастрово-белых зубов.

– Вполне.

Эми отвернулась, шатко взявшись руками за перила. Всё это было... всё это было так... она не могла подобрать слова и не была уверена, что хотела бы подобрать.

Костлявая ладонь легла ей на спину и успокаивающе погладила между лопаток.

– Ничего. Вдохни поглубже, милая. Я понимаю, слишком много всего и сразу. Но если ты подумаешь хорошенько, то поймёшь, что сама это знала. И знала давно.

– Почему я? – не глядя на женщину, чьё холодное присутствие рядом обжигало ей кожу, спросила Эми. – Почему это выпало мне, почему я не могла отказаться?

– Ты могла. Ты согласилась, взяв записную книжку и начав её заполнять. В любой миг ты могла остановиться, но не сделала этого. Ты ведь давно с нами, верно?