– Замолчи! – затряслась Галина.
– Нет уж, сегодня мои поминки, и сегодня я говорю! Кстати, поминки так себе, – скривила лицо Зоя Федоровна. – Когда отброшу копыта по-настоящему, таких посиделок не хочу. Учли? Так вот, когда возникла мысль о существовании наследника профессора, чтобы найти его, мы обратились к тем, с кем он работал. Ведь Наум все свое свободное время отдавал работе. С пациенткой, то есть с материалом поврежденным, по его разумению, он бы спариваться не стал. Значит, оставалось искать среди сотрудников. Причем среди сотрудников, не требующих ничего и не предъявлявших никаких претензий, а смотревших ему в рот. Для этой роли очень подходила медсестра, с которой он проводил свои гениальные опыты, то есть операции. Мы навели справки о тебе, Галина, и о твоем сыне Мише. Родила ты его без мужа, и как раз после того, как я сделала все возможное и невозможное для того, чтобы вылечиться от бесплодия. Все сходилось.
– Все просчитала… – сквозь плотно сжатые зубы прошипела Галина Петровна.
– Да, дорогуша, все. Хотя, как показывает практика, абсолютно все в нашей жизни просчитать невозможно. Ошибся даже Наум Борисович. Передача генетического материала, то есть, извините, рождение твоего ребенка, прошло не так, как он предполагал. Миша родился копией матери – и внешностью, и характером, и умом.
– Да, он мой сын!
– Никто и не сомневался. Но профессору нужен был его собственный клон, ребенок, в котором превалировало бы его начало. И он очень сильно разочаровался! Мальчик был обычным, звезд с неба не хватал. Наум понял, что его дело он продолжить не сможет. И просто отвернулся от вас. Я сочувствую тебе, Галина. Ты плохо его знала! Ты видела Наума только с его лучшей стороны, как гениального человека, и была не в курсе, что он не способен любить. Не было у него того органа, которым любят. Или не функционировали те клетки в его мозге, я не знаю… Доктор Алферов любил только себя!
– А ты не жалей меня, – исподлобья посмотрела на вдову гения Галина Петровна, – я все равно свое возьму!
– Да я и так дала бы наследнику Наума все, что бы ты захотела, надо было просто сказать мне правду. Но ты пошла по криминальному пути. Покушения на меня ведь твоих рук дело? А Миша помогал?
– Его не троньте! Мишенька абсолютно ни при чем! Он даже не знает, кто его отец! – закричала Галина Петровна.
– Ну что ж, пусть будет так… – Зоя Федоровна села за стол и стала накладывать себе в тарелку еду. – Хоть на поминках собственных поесть… Совсем изголодалась в больнице, кормят какими-то комбикормами.
– Да, я хотела, чтобы тебя не было! – со злобой произнесла Галина. – На всех почетных мероприятиях ты оказывалась с ним рядом. В почете, в богатстве – ты с ним. За что? За печать в паспорте? А на всех операциях, сложнейших и длительных, возле него была я. И ребенка родила от него – я! Вот и захотела со страшной силой изничтожить тебя. Сначала ждала, а потом поняла, что не дождусь, и решила помочь тебе. Но какая же ты, стерва, оказалась живучая! – сокрушалась Галина Петровна, опрокидывая рюмку водки в рот и размазывая помаду по толстым щекам.
Настя содрогнулась. Она вспомнила, как они с Петром пили из ее рук коньяк. А ведь женщина с таким потенциалом и с такой запредельной обидой и озлобленностью запросто могла напоить их цианидом.
– В общем, дело ясное, – сказал потрясенный Борис Всеволодович, хоть и никак не проявлявший своих эмоций.
– Показала я вам класс? – прищурила глаза лихая старушка Зоя Федоровна, сплевывая через левое плечо. – Хорошо, что я не суеверная. Ведь я сама напросилась на такой кошмар. А сколько можно было продлевать мои мучения? Ведь всем было понятно, что преступник проявит себя только после моей гибели. Я же еще пожить захотела… Вот и разыграли мою кончину. Конечно, долго пришлось уговаривать Бориса Всеволодовича, но, думаю, что сейчас он не жалеет.
– Нисколько, – подтвердил следователь.
– Что же мы захоронили? – сдулась Галина Петровна, как воздушный шарик.
– Так… пыль дорог, – отмахнулась Зоя Федоровна. – А дороги, как известно, мы выбираем себе сами. Что Петр не способен на преступление, я знала с самого начала, но как было это доказать? И вот, напоив Настеньку снотворным, я ощутила просто-таки прилив храбрости и отчаяния. Специально вышла одна из дома, чтобы спровоцировать убийцу, в душе надеясь, что ничего страшного со мной не произойдет. Но я ошиблась, произошло. И слава богу, что я сейчас сижу здесь, на своих поминках, живая и здоровая. Извините за каламбур. Ну а в больнице, когда я пришла в себя, у меня все события прошедших лет выстроились в одну стройную цепь. Мне удар по голове даже на пользу пошел – мысли на свое место встали. Я только не могу понять…
– Чего? – спросил Борис Всеволодович, словно он, а не Зоя Федоровна объяснял весь состав преступления и мог ответить на любой вопрос.
– Зачем ты, Галина, так поступила с Петром? Ведь именно ты сообщила о нелегальной операции, чтобы его арестовали. Чтобы он не мешал тебе бороться за наследство? А ведь выгораживал тебя… И еще. Наума ты убила? Скажи сейчас, тебе же нечего терять. И опять Петр прикрыл тебя тогда, потому что ему грозило всего лишь отлучение от работы на какое-то время, а тебе бы светила тюрьма.
Вот чего не ожидали присутствующие за столом, так подобного заявления! Все молча уставились на Галину Петровну.
– Ведьма! Как ты могла узнать? Он же обещал никогда и никому не рассказывать! Тряпка! – заорала, брызгая слюной, Галина.
– Петр мне ничего не говорил, – покачала головой Зоя Федоровна. – Просто я уверена, что он никогда бы не сделал того, что ему приписали. А с учетом того факта, что в операционной присутствовала обманутая любовница… Но самое главное, что никто не обратил внимания на один очень интересный факт. За год до этого Мишу оперировал Петр, а не профессор Алферов. Почему? Ведь травма у Миши была серьезная, а как хирург Наум был более опытным. И ты не могла не обратиться к нему с просьбой спасти сына. Вашего сына. Но оперировал Петр. Значит, Наум отказался?
Насте показалось, что в звенящей тишине все перестали не то чтобы жевать и глотать, а даже дышать. Галина Петровна опустила голову, а потом и плечи.
– Да… Я лежала у него в ногах, когда произошло несчастье, умоляла его спасти нашего сына. Пусть он его не любил и уже не ждал от него гениальности, но он же был его крови! А Наум лишь хладнокровно ответил мне, что сейчас не его смена, что Миша для него рядовой пациент, а его травма не представляет для него как для ученого никакого интереса, так как с подобной травмой он уже спасал человека, а повторные случаи он не любит. И все это время за стеной лежал мой мальчик и истекал кровью. Кем же это надо было быть? Даже зверь заступается за своих детенышей! Петр стал случайным свидетелем нашего разговора и был ошеломлен жестокостью своего учителя. Тогда он и узнал, что Миша – ребенок профессора Алферова. Петр взял Мишу на операцию и, хотя было мало шансов, что без профессора он справится с таким трудным случаем, все же спас его. Спасибо ему за это! Но потому мне еще больнее, что именно ему Наум отдал свои деньги и квартиру.
– Ты недалеко ушла от Наума. Вы стоили друг друга, – презрительно посмотрела на женщину Зоя Федоровна.
– Да, я тоже стала зверем. Всю свою последующую жизнь я посвятила вынашиванию мести. И когда Наум сам попал на операционный стол, сразу поняла, что лучшей возможности поквитаться с ним за все мои унижения и страдания и за Мишу у меня не будет. Сама судьба привела его в мои руки! Наум все равно вряд ли бы выкарабкался, а я еще ввела ему два несовместимых лекарства. Это заметил только Петр и понял мою боль. Он взял вину на себя, хотя был ни при чем, потому что знал, из-за чего я так сделала. Довольны?
Но довольных лиц за столом не было.
– Вот тебе и Рождество… – прошептала Настя.
– Самое счастливое Рождество для твоего Петра, – поправил ее Борис Всеволодович. – Понятые, все слышали?
– Да, – в один голос ответили Дмитрий Дегтярев и соседи Зои Федоровны.
