Литмир - Электронная Библиотека

"Попугать?!" — кричит Эли, хватает меня за ремни бронежилета и трясет. — "Тогда лучше расскажи ему какую-нибудь сказку про привидения. Почему ты прицеливаешься в него заряженным оружием, да еще не поставленным на предохранитель?" — Он дает мне пощечину.

Я слышу как кричит араб:

"Как видно, рыжий не будет тебя сегодня ебать в зад. Молодец, рыжий, дай ему еще разок за меня."

"Ты должен научиться игнорировать их" — говорит Эли, запыхавшись, тяжело дыша и становится надо мной — "Ты слышишь, Крамер?" — Он переходит на враждебный шопот. — "Ты должен научиться быть невозмутимым. Потому что если я еще раз увижу, что ты делаешь что-нибудь подобное, я лично отдам тебя под суд."

Ночью позвонил кто-то из госпиталя "Тель аШомер" и сообщил, что операция прошла неудачно, и что Джеки по-видимому так и не придет в сознание.

"Самое главное, что мы учимся игнорировать их." — сказал я Эли. — "Давайте продолжать так и дальше, в конце концов мы перестанем обращать на них внимание совсем. Как Джеки сейчас."

"О чем ты, Крамер?" — Эли выпрямился — "Ты думаешь, что мне безразлична судьба Джеки Абутабула. Он был мне таким же товарищем, как и тебе. Думаешь, мне не хочется сейчас сесть в джип, ехать от дома к дому, вытаскивать их наружу и стрелять в каждого? Но если я сделаю так, я буду точь-в-точь, как они. Ты не понимаешь это? Ты не понимаешь ничего.»

И вдруг я точно понимаю, понимаю гораздо лучше, чем он.

Он стоит посередине переулка, приблизительно в двадцати метрах от меня, лицо обмотано куфией.

"Доброе утро, бидор!" — кричит он мне.

"Утро доброе!" — шепчу я ему в ответ.

"Как себя чувствует Абутабул, бидор?" — кричит он мне — "Ты передал ему привет от Хамаса?"

Я расстегиваю бронежилет и он падает на землю. А потом я снимаю каску.

"Как дела, бидор?" — кричит он мне. — "Ты не сошел с ума, когда рыжий ебал тебя в зад?" — Я разрываю индивидуальный пакет и обматываю бинтом лицо, так чтобы только глаза смотрели. Потом беру ружье. Передергиваю затвор. Убеждаюсь, что ружье поставлено на предохранитель. Обхватываю его двумя руками за ствол, раскручиваю его над головой и вдруг отпускаю. Ружье летит и падает на землю приблизительно посередине между нами. Сейчас я точь-в-точь, как он. Сейчас и у меня есть шанс победить.

"Это тебе, гадина!" — кричу я ему. — Он смотрит на меня растерянно какую-то секунду, и бежит к ружью. Он бежит к ружью, а я — к нему. Он бежит быстрее меня, и добегает до ружья быстрее. Но я одолею его, потому что я сейчас — точь-в-точь как он, а он, с ружьем в руках станет точь-в-точь как я. Его мать и его сестру будут насиловать евреи, и его друзья будут лежать в госпитале без сознания всю оставшуюся жизнь, как растения, а он будет стоять против меня с ружьем в руках, как пидор, и не сможет сделать ничего. Могу ли я его не победить?

Он поднимает «Галиль», когда я всего в пяти метрах от него, отпускает предохранитель, целится и нажимает на спуск. И сейчас он понимает то, что я понял за прошедший месяц в этом аду: что это — дерьмовое ружье. Три с половиной килограмма лишнего железа. С ним нельзя ничего сделать. Просто-напросто запрещено. Я подбегаю к нему прежде, чем он успевает выпрямиться, и с размаху бью его в лицо. Когда он падает на землю, я поднимаю его за волосы и сдергиваю с лица куфию. Я вижу перед собой его морду, и я хватаю эту морду, и, озверев, бью его этой мордой об электрический столб. Раз, два, три. Посмотрим теперь, какой рыжий сержант выебет его в зад.

ДЯДЯ ЛУКАЧ

Ночью Лукачу снова приснился сон, будто он в джунглях. Прыгает с дерева на дерево, ест бананы и имеет всех самок. "Эй вы, трусы! Подходите!" — кричит Лукач другим самцам, и его густая шерсть блестит на солнце. — "Подходите! И дядя Лукач покажет вам, где раки зимуют!" Но другие самцы боялись и попрятались, потому что знали, что с Лукачем связываться не стоит.

Лукач проснулся с сильной головной болью. Язвы на теле жгли его адским пламенем. Некоторые сочились вязким гноем, как видно, он снова расчесывал их во сне. Он вышел из своей клетки, открыл заднюю дверь и поспешил в исследовательскую лабораторию номер три (исследования рака кожи). Лукач гордился местом своей работы. В то время, как другие животные использовались не для важных экспериментов в лаборатории номер два (косметика) или в лаборатории номер четыре (глазные болезни), Лукач принимал участие в очень важном эксперименте. Он пришел как раз к моменту девятой инъекции. Прививку делала Ирена.

— Перестань расчесывать язвы, Лукач — сказала Ирена. — Тебе от этого делается только хуже.

Лукач перестал. Из всех ассистенток он больше всего любил Ирену.

— Скажи мне — спросил ее Лукач, пока она делала ему инъекцию. — После того, как эксперимент закончится и это лекарство от рака будет найдено, как ты думаешь, дадут мне отпуск? Я ужасно скучаю по джунглям.

Ирена вытащила иглу из его плеча и Лукач увидел, что она грустная. — Не беспокойся, Ирена — попытался он ее успокоить. — Я не уеду надолго. Ты же знаешь меня, я люблю работу, после месяца отдыха я уже лезу на стенку. Когда я вернусь, я приму участие в экспериментах по болезни Альцхаймера и мы снова будем работать вместе. Ирена обняла его и заплакала, и Лукач не знал, что делать.

— Эй, у меня идея — прошептал он, ласково гладя ее затылок. — Ты ведь тоже можешь взять отпуск и мы поедем в джунгли вместе. Я покажу тебе, где я вырос. Свою семью, природу. Тебе ужасно понравится. Там все такое зеленое. Ирена не ответила и продолжала плакать, но постепенно она успокоилась. Перестав плакать, она разжала объятия, отступила от Лукача на шаг и улыбнулась.

— Конечно, я поеду с тобой. — Сказала она Лукачу. — В этом году они, конечно, должны будут разрешить мне отпуск.

— Прекрасно! — обрадовался Лукач и посмотрел в ее глаза, все еще влажные. — Там будет прекрасно. — Пообещал он. — Ты еще увидишь, как нам будет прекрасно.

ХОРОШИЕ ЦЕЛИ

В почтовом ящике меня ждал толстый конверт. Я открыл его и пересчитал деньги. Там было все. Еще в конверте лежал листок с именнем заказанного, фото из паспорта и место, где его можно найти. Я выругался. Не знаю почему, я ведь профессионал, а профессионалу так себя вести не подобает, но ругательство просто сорвалось у меня с языка. Нет, я не должен был даже читать имя, я сразу же узнал человека на фотографии. Грейс. Патрик Грейс. Лауреат Нобелевской премии мира. Хороший человек. Самый лучший человек из всех, кого я когда-нибудь знал. Очень вероятно, самый лучший человек в мире.

Я встретился с Патриком Грейсом только один раз. Это было в сиротском приюте в Атланте. С нами там обращались по-скотски. Весь год мы жили в грязи, нас едва-едва кормили, а если кто открывал рот, его пороли ремнем. Ремень часто пускали в ход, даже если рот был закрыт. Когда приехал Грейс, они помыли нас, нас и тот нужник, который они называли сиротским приютом. Перед приходом Грейса начальник сказал нам: кто пожалуется, потом получит. Мы уже достаточно успели получить, чтобы понять, что он не блефует. Когда Грейс вошел в наши комнаты, мы были немы, как рыбы. Грейс попытался поговорить с нами, но мы отвечали неохотно. Каждый, кто получал от него подарок, говорил: "Большое спасибо" и возвращался к своей кровати. Я получил в подарок набор для стрельбы в цель. Когда я говорил: "Большое спасибо", Грейс протянул руку к моему лицу. Я съежился. Я подумал, что он хочет ударить меня. Грейс ласково взъерошил мои волосы и, ничего не говоря, поднял мою рубашку. В то время я часто раззевал рот. Грейс смог увидеть это по моей спине. Сперва он молчал, а потом сказал несколько раз "О, Иисус!" Потом он опустил мою рубашку и обнял меня. И когда он обнял меня, то пообещал, что никогда никто больше не будет меня бить. Я, конечно, не поверил. Люди не полюбят тебя вдруг, просто так. Все казалось мне тогда обманом. Я боялся, что еще секунда — и он возьмет ремень, чтобы выпороть меня. Все то время, пока он обнимал меня, я хотел одного — чтобы Грейс ушел. Он ушел, и в тот же вечер у нас сменили и начальника, и всех воспитателей. С тех пор никто меня больше не бил, кроме того негритоса в Джексонвилле, которого я избил в ответ до потери сознания. С тех пор никто не поднимал на меня руку.

7
{"b":"99571","o":1}