Джек. При одной мысли о нем в голове все плыло, а сердце начинало счастливо нервно биться, а ноги подкашиваться. Понимаю, что подспудное желание бросить Мадди в беде делало меня худшей в мире подругой. Будь все наоборот, она ради меня мгновенно отказалась бы от любого свидания.

В ночь разрыва с Сойером я пришла к ней (она все еще жила на Манхэттене, но отдельно от меня), с залитым слезами лицом и опустошенной душой. В квартире присутствовал очередной бойфренд (по-моему, Джонатан, но кто может их всех запомнить?!). Она немедленно вышибла его из квартиры и повела меня в ресторанчик, где подавали жареный сыр с соусом чили, после чего проводила меня до дома и помогла уничтожить все снимки Сойера вместе с его же любимой майкой, компакт-диском «Белого Альбома» и электробритвой, которую ему приспичило купить после просмотра фильма с Джеймсом Бондом (я решила, что раз уж он отправляется за океан, все это ему больше не понадобится, поэтому я делала ему одолжение, разбивая дешевую дрянь молотком, позаимствованным у управляющего домом). А Мадди прилепила списки с требованием ни при каких обстоятельствах, не звонить Сойеру к моим телефону, холодильнику, зеркалу в ванной и ночнику.

– Ради Бога, не делай этого, только хуже будет. Звони лучше мне, и я тебя отговорю, – посоветовала она.

Кроме того, с Джеком мы познакомились недавно, и наши отношения вряд ли к чему-то приведут. Я снова напомнила себе, что возвращаюсь в Нью-Йорк, а он остается в Лондоне. И я все еще не была стопроцентно уверена, что он не охотник… даже если назначил мне свидание после того, как мы переспали. Это еще ничего не доказывало. Тем более он знал, что завтра я все равно уезжаю, и, наверное, хотел сохранить лицо и казаться в моих глазах лучше, чем есть на самом деле. Или… о Господи… может, он вообще не собирался звонить мне сегодня. Ведь я-то ему позвонить не могла. Не знала ни фамилии, ни телефона. Единственный способ связаться с ним – позвонить в его юридическую компанию и спросить, работает ли у них некий Джек. Представляю себе:

«О, я не знаю его фамилии… – с нервным смешком признаюсь я, прежде чем выслушать отрывистый ответ секретарши с клацающим британским выговором и требованием дать более подробную информацию, а затем рявкнуть на нее: – Почему бы вам не продиктовать телефоны всех адвокатов по имени Джек в возрасте от тридцати до сорока лет, которые работают у вас, а уж я возьму на себя труд им позвонить!»

Нет, я не смогу опуститься до таких глубин унижения!

Мадди все еще говорила. Я как лучшая подруга покорно слушала… до тех пор, пока кое-что не заставило меня насторожиться:

– А после того как я вчера вечером ушла с работы, пришлось идти на званый ужин в дом босса. Просто кошмар: все парочками, а у меня даже спутника не было! Я собиралась привести Харрисона, и договариваться с кем-то еще было слишком поздно! То есть из тех, с кем не стыдно показаться на людях. А сегодня открытие ресторана, и мне позарез нужно там быть. Никакого покоя, – жаловалась она. – Я бы взяла тебя, но вход по приглашениям.

Тут Мадди тяжко вздохнула, словно ее вынуждали кружиться в этом водовороте гламурных мероприятий, когда она мечтала об одном: остаться дома, в пижаме, и слопать целое ведерко орехового мороженого.

Что?! Кажется, она сказала, что у нее свой планы на вечер? Не увидевшись со мной в прошедшие два дня, она даже не собиралась провести вместе мой последний вечер в Лондоне? Ладно, может, я немного лицемерила, поскольку тоже строила планы на вечер и только что пыталась сообразить, как бы вывернуться из этой ситуации и поскорее убраться отсюда. Но мне по крайней мере хоть стыдно было. А она… собралась в ресторан, даже не подумав обо мне!

– Удивляюсь, как у тебя вообще нашлось время принять меня, – съязвила я.

– Пожалуйста, не сердись, – неожиданно улыбнулась Мадди, хватая меня за руку. – Это же работа. Я правда хотела побыть сегодня с тобой, честное слово, хотела, но мой босс сегодня не смог пойти в ресторан, вот и посылает меня. Я бы не пошла, но ничего не поделаешь…

Она умоляюще смотрела на меня, и я смягчилась, чувствуя, как уходит гнев. Мадди иногда бывала немного бестолковой, но совершенно не способной на подлость, так что злиться на нее было невозможно. Кроме того, я только сейчас заметила, что к холодильнику прикреплен магнитом снимок: мы вдвоем в Мексике, на отдыхе. Тот самый снимок, который я держу в офисе. Стоим, обнявшись, смеющиеся, загорелые, с высоко поднятыми массивными бокалами с «Маргаритой».

Я безуспешно попыталась вспомнить, за что мы тогда пили или кто нас снимал. И вдруг поняла, как глупо и лицемерно раздражаться на Мадди за то, что она сегодня занята!

– Не волнуйся. Я рада, что сумела с тобой повидаться, – кивнула я, сжав ее руку.

– Я тоже. Хотя у меня были личные мотивы просить тебя приехать, – пробормотала она, снова мрачнея. – Сегодня явится Харрисон забрать кое-какие вещи. Мелочи: несколько дисков, которые я у него брала, DVD, свитер. Вряд ли все это ему снова понадобится, но он почему-то хотел их забрать. Не желаю оставаться с ним наедине. Поддержишь меня морально?

– Конечно, – заверила я, гладя ее по плечу и поднимая бокал в шутливом тосте: – За твоего бывшего бойфренда. Скатертью дорожка!

Но Мадди не выпила вместе со мной. Вид у нее был совершенно убитый. Черт возьми, ей было действительно паршиво! Даже не стала шутить на тему о том, зачем нам вообще нужны мужчины.

– Не скатертью, – грустно пробормотала она. – Он самый лучший. Жаль, что он не любит меня так, как я его. Честно говоря… когда позавчера сказал, что хочет поговорить со мной, я решила, что он собирается сделать предложение. Совсем как у тебя с Сойером!

Сморгнув слезы, Мадди положила голову на руки, и шелковистые черные волосы выплеснулись на стол. Я быстро встала, подбежала к ней и погладила по спине, но она продолжала плакать. Как странно было видеть Мадди, обычно искрящуюся энергией и жизнелюбием, такой подавленной и несчастной! Я не видела ее в таком состоянии с самой смерти ее отца, но тогда подруга казалась сдержанной, замкнувшейся в своей скорби.

Прежде чем я смогла придумать, как ее утешить, – зная, что лучше она себя все равно не почувствует, – в дверь громко постучали.

– О Господи, это он! Что-то рановато, – вскинулась Мадди так поспешно, что стукнулась головой о мой подбородок. Ужасно больно. У меня даже защипало от слез глаза.

– Ой! – вскрикнула Мадди, потирая макушку, которая, судя по тому, что творилось с моим подбородком, чертовски ныла.

– Ой, – согласилась я, схватившись за подбородок в надежде, что станет легче. В дверь снова постучали.

– О… Клер, может, откроешь? Выгляжу я ужасно. Иисусе, хоть губы успеть подкрасить, – пробормотала Мадди, выбегая из комнаты. Мне ничего не оставалось, кроме как пройти через ледяную элегантность квартиры к выходу и распахнуть дверь.

– Послушайте, Мадди сейчас придет, – начала я, не успев разглядеть, кто стоит на пороге. А когда разглядела, отпрянула, словно получив удар в живот. Потому что на пороге стоял… не кто иной, как Джек! И, судя по выражению лица, был удивлен не меньше меня.

– Что ты здесь делаешь? – потребовала объяснений я, мысленно перебирая варианты ответа: от лестных (он за мной следил) до кошмарных (он за мной следил!). Откуда Джек узнал, где меня искать? Для этого следовало бы ехать за мной от самого отеля, что… честно говоря, подпадало под категорию кошмара. Но Джек никак не походил на маньяка… поскольку в свою очередь пялился на меня с таким недоумением, словно меньше всего ожидал обнаружить тут.

– Я должен задать тебе тот же вопрос. Это, очевидно, что-то вроде розыгрыша? – сухо осведомился Джек. При этом он выглядел серьезным, почти мрачным, смотрел на меня с подозрением и без всякой радости. Под его взглядом я неловко поежилась, почему-то почувствовав, что сейчас ему не по себе, как пациенту в ожидании рокового диагноза.

– Розыгрыш? Ты разве не знал, что я буду здесь? – пробормотала я, сбитая с толку.