– И все же…

– Да, и все же на этом мальчике печать смерти. Мы оба это видим. Слишком красивый. Слишком светлый.

– Хочется плакать.

Их охватывает печаль, их обоих, печаль и дремотное состояние. Он поднимается.

– В холодильнике есть последние каннелони, приготовленные Марияной, с ризотто и шпинатом, – говорит он. – Хотите? Не знаю, каковы ваши дальнейшие планы. Если вы хотите заночевать – добро пожаловать, но это все, утром вы должны уйти.

Медленно, с решительным видом Элизабет Костелло качает головой.

– Боюсь, это невозможно, Пол. Нравится вам это или нет, я еще побуду у вас. Я буду образцовым гостем, обещаю вам. Я не буду развешивать свое нижнее белье в ванной. Не буду путаться у вас под ногами. Я почти ничего не ем. Вы даже не будете замечать, что я здесь. Лишь время от времени дотронусь до плеча, левого или правого, чтобы направить вас.

– А с какой стати я должен с этим мириться? Что, если я откажусь?

– Вам придется с этим мириться. Не вам решать.

Это действительно так: Элизабет Костелло – образцовый гость. Склонившись над кофейным столиком в захваченном ею углу гостиной, она проводит уик-энд, углубившись в объемистую рукопись, которую, по-видимому, рецензирует. Он не предлагает ей поесть, а она не просит. Время от времени, не произнося ни слова, она исчезает из квартиры. Он может лишь догадываться, чем она там занимается: возможно, бродит по улицам Северной Аделаиды или сидит в кафе, отщипывая кусочки от круассана, и наблюдает за уличным движением.

Во время одного из ее исчезновений он пытается найти рукопись, просто чтобы взглянуть, что это такое, но не может ее отыскать.

– Должен ли я сделать вывод, – говорит он ей в воскресенье вечером, – что вы постучались в мою дверь с целью изучить меня, с тем чтобы использовать в своей книге?

Она улыбается.

– Хотела бы я, чтобы все было так просто, мистер Реймент.

– Почему же не просто? По-моему, все достаточно просто. Вы пишете книгу и выводите в ней меня? Этим вы и занимаетесь? Если так, то какого рода эта книга и не думаете ли вы, что сначала вам нужно мое согласие?

Она вздыхает.

– Если бы я собиралась вывести вас в книге, как вы это формулируете, то я бы сделала это очень просто. Изменила бы ваше имя и одно-два обстоятельства вашей жизни, дабы обойти закон о клевете, – вот и все; разумеется, не было бы необходимости вселяться к вам. Нет, как я уже говорила, вы пришли ко мне – мужчина с больной ногой.

Ему начинает надоедать, что ему твердят, будто он пришел к этой женщине.

– Не считаете ли вы, что проще использовать того, кто пришел к вам более охотно? – замечает он как можно более сухим тоном. – Отступитесь от меня. Я несговорчив, как вы очень скоро обнаружите. Уходите. Я не стану вас задерживать. Вы почувствуете облегчение, когда избавитесь от меня. И я тоже.

– А ваша неподобающая страсть? Где я найду другую такую?

– Моя страсть, как вы это называете, вас не касается, миссис Костелло.

Она холодно улыбается и качает головой.

– Не вам судить, что именно меня касается, – тихо произносит она.

Его рука сжимает костыль. Если бы это был настоящий, полновесный костыль из ясеня или эвкалипта, а не из алюминия, он обрушил бы его на голову этой старой карги и бил бы снова и снова, пока она не свалилась бы к его ногам мертвая, а ковер пропитался бы кровью. И пусть бы потом с ним делали что угодно. Звонит телефон.

– Мистер Реймент? Это Марияна. Как вы? Простите, что пропустила свои дни. Меня скрючило. Я приду завтра, о’кей?

Значит, вот какова ее версия: ее скрючило.

– Да, конечно, о’кей, Марияна. Надеюсь, вы себя лучше чувствуете. Увидимся завтра, как всегда.

– Марияна возвращается на службу завтра, – сообщает он своей гостье как бы между прочим. «Пора вам уматывать». Он надеется, что она уловила скрытый намек.

– Все в порядке. Я не буду путаться у нее под ногами. – А когда он отвечает ей злобным взглядом, она продолжает: – Вас беспокоит, как бы она не подумала, что я одна из дам, с которыми вы дружили в давние времена? – Она весело улыбается. – Не воспринимайте все так серьезно, Пол.

Почему Марияна решила вернуться, выясняется, как только она переступает порог парадного входа. Даже не успев снять плащ – идет дождь, теплый дождь, отдающий эвкалиптом, – она хлопает на стол глянцевую брошюру. На обложке – здания в псевдоготическом стиле посреди зеленых лужаек. На снимке хорошо отмытый юноша без пиджака, в галстуке сидит перед компьютером, а второй парень, столь же тщательно отмытый, заглядывает ему через плечо. «Колледж Уэллингтон: пять десятилетий высочайших достижений». Он никогда не слышал о колледже Уэллингтон.

– Драго говорит, он туда едет, – говорит Марияна. – Похоже на хорошую школу, вы не думаете?

Он листает брошюру.

– «Учебное заведение, связанное с колледжем Уэллингтон в Пемброкшире, – читает он вслух. – Готовит молодых людей в соответствии с требованиями нового столетия… Карьера в сфере бизнеса, науки и техники, вооруженных сил». Где это находится? Как вы узнали об этом колледже?

– В Канберре. В Канберре он находит новых друзей. Его друзья в Аделаиде нехорошие, только сбивают с толку. – Она произносит «Аделаида» на итальянский манер – «Адела́йда». Из Дубровника – в двух шагах от Венеции.

– А где вы услышали о колледже Уэллингтон?

– Драго знает все об этом. Этот колледж готовит кадры для Военной академии. Им отдается предпочтение.

Он возвращается к брошюре. Форма заявления. Плата за обучение. Он знал, что обучение в закрытых заведениях очень дорогое, и тем не менее, увидев цифры на бумаге, просто потрясен.

– Сколько лет он будет там учиться?

– Если он начнет в январе, то два года. Потом он сможет получить стипендию. Нужно заплатить всего за два года.

– А Драго горит желанием поступить в эту школу? Он согласен туда уехать?

– Да, горит желанием. Он хочет поехать.

– Знаете, обычно родители сначала знакомятся со школой, прежде чем брать на себя обязательства. Осмотритесь там, побеседуйте с директором, взгляните на помещения. Вы уверены, что вы, ваш муж и Драго не хотели бы сначала нанести визит в колледж Уэллингтон?

Марияна снимает свой плащ – он сделан из какого-то прозрачного материала и чисто функционален – и вешает на стул.

Кожа у нее теплого, розового оттенка. Нет и следа того напряжения, которое возникло при их последней встрече.

– Колледж Уэллингтон, – говорит она. – Вы думаете, колледж Уэллингтон хочет, чтобы мистер и миссис Йокич из Мунно-Пара приехали посмотреть, подходит ли колледж Уэллингтон для их мальчика?

Тон у нее вполне добродушный. Если кто и смущен, так это он.

– Вы знаете, мистер Реймент, в Хорватии мой муж был своего рода знаменитостью. Вы мне не верите? Во всех газетах – его фотографии. Мирослав Йокич и механическая утка. По телевизору, – она делает движения двумя пальцами в воздухе, показывая, как кто-то ходит, – демонстрировали механическую утку. Единственный человек, который смог заставить механическую утку ходить, издавать звуки – «кряк»; есть, – она поглаживает себя по груди, – и делать другие вещи. Старая, старая утка. Пришла из Швеции. Пришла в Дубровник в тысяча шестьсот восьмидесятом году, из Швеции. Никто не знал, как ее чинить. Потом Мирослав Йокич превосходно чинит ее. Одну неделю, две недели – и он знаменитый человек в Хорватии. Но здесь? – Она возносит взор к небесам. – Кому до этого дело? В Австралии никто не слышал о механической утке. Не знают, что это такое. Мирослав Йокич – никто не слышал о нем. Просто рабочий с автомобильного завода. Ничто – просто рабочий.

– Я не уверен, что согласен с этим, – возражает он. – Рабочий с автомобильного завода – это не ничто. И никто не бываем ничем. В любом случае, посетите ли вы колледж или нет, из Мунно-Пара вы или из Тимбукту, я полагаю, что колледж Уэллингтон с большой охотой примет ваши деньги. Действуйте, подавайте заявление. Я заплачу. Я прямо сейчас дам вам чек на вступительный взнос.