– За Бога и короля!

– Да здравствует Людовик XVII!

– Долой рекрутские наборы!

Последний крик звучал с не меньшим воодушевлением, чем первые два. Мы вошли в Шоле через пролом в стене, образованный взрывом, и зашагали по улице к главной площади. Я сознавала, что нахожусь среди своих, но увереннее себя от этого не чувствовала. Воздух все еще звенел от стрельбы – многие повстанцы стреляли в небо, празднуя свою победу. Многие уже начали пьянствовать.

– Сударь, сударь, подождите!

Я отчаянно вцепилась в стремя одного всадника, что проезжал мимо. Он выглядел прилично и показался мне дворянином. Ему было лет тридцать. Из-под низко надвинутой на лоб шляпы сверкнули черные озорные глаза.

– Женщина, черт возьми!

Он остановился, уже не пытаясь отстранить меня, и заинтересованно наклонился в седле.

– Ведь ты женщина, не так ли?

– Да.

– Надо же! И совсем не похожа на крестьянку. Послушай, милочка, ты остановила меня как раз вовремя. У меня прекрасное настроение. Если хочешь, я могу предложить тебе добрый ужин со стаканчиком пива, ночлег и мою любовь. Конечно, если ты согласишься для начала умыться – уж очень ты чумазая.

Его болтовня и намек на то, что я лежала лицом в земле, задели меня. Я нетерпеливо топнула ногой.

– Как много предложений за такое короткое время!

– А разве они тебе не подходят? Интересно, кто откажется от предложений Гектора де Вабекура!

– Я аристократка.

Это заявление, похоже, не произвело на него никакого впечатления.

– Вот как? Ну что ж! – произнес он, не моргнув глазом. – Я тоже аристократ. Не думаю, чтобы для вас было унизительным пойти поужинать с графом де Вабекуром. У меня громкое имя, не считая того, что у меня есть деньги и чин.

– Уважаемый Гектор де Вабекур, – сказала я, теряя терпение, – ваши предки были, безусловно, знатные люди, но ведь не от самого же Юпитера они происходили! Я прошу у вас самую малость. Укажите мне, где находятся вожди повстанцев, и я буду вам очень благодарна.

– Вы недурно изъясняетесь, милочка, – заметил он с гримасой. – Ну, так и быть. Садитесь-ка! Я довезу вас.

Воспользовавшись предложенной мне рукой, я вскочила на лошадь позади Гектора де Вабекура, сожалея о том, сколько времени мне пришлось потратить на болтовню для решения такого пустячного дела.

Вабекур провез меня горящими улицами Шоле. Пылали дома и кричали женщины, видимо, принадлежавшие к республиканской партии и теперь подвергающиеся надругательствам. В канавах валялись трупы, повсюду стояли виселицы, а кое-где я видела уже и повешенных. Шел неприкрытый грабеж и мародерство. Лошадь поскальзывалась в крови. Но самое ужасное было то, что я не способна была ужасаться. Великая сила – привычка.

– Кому вы служите? – поинтересовалась я.

Мой спутник качнул головой.

– Я адъютант генерала Сушю.

– Кто это такой?

– Бывший сборщик податей, а нынче командир повстанцев.

– О-о-о! – протянула я. – И что же?

– Два часа назад он выступил к Машкулю, так что вам к нему не пробиться. Я остался здесь, чтобы присутствовать при решении некоторых вопросов. А вы, милочка? Кого вы ищете?

– Графа де Шаретта.

Вабекур фыркнул так изумленно, что я насторожилась.

– Что такое?

– Да так. Если вы ищете встречи с дьяволом, то вам указали точный адрес.

– Вы шутите?

– Вовсе нет. Шаретт и вправду сам дьявол, и я бы предпочел попасть в ад, чем иметь с ним дело.

– Что вы знаете о нем?

– О, ровно ничего! Достаточно на него взглянуть раз-другой, и все становится ясным. Кажется, он был военным, эмигрировал в Кобленц, потом вернулся. Но разве это имеет значение? Главное – это перемолвиться с ним двумя-тремя словами.

– Вы рисуете мне какое-то чудовище. Я не верю вам.

Вабекур ничего не ответил, останавливая лошадь. Мы уже были на городской площади перед ратушей. Повстанцы срубили дерево Свободы, подожгли его и теперь весело отплясывали вокруг костра, распевая роялистский гимн «Да здравствует Генрих IV!».

– Ну, вот мы и приехали, красотка! Бегите! Да не забудьте взять с собой ладанку, когда пойдете к самому дьяволу!

Последние слова Вабекура заглушили звуки выстрелов. Где-то во внутреннем дворике, за глухой стеной, непрерывно шел расстрел.

– Пятьсот человек согнали, – сказал на вандейском диалекте какой-то повстанец. – Уж можно быть уверенным, что каждый из них получит пулю. Кателино поклялся, и Кателино сделает…

– Они заседают в ратуше? – спросила я.

– Да. Там и Кателино, и Стоффле, и Шаретт. Был даже Сушю. Что-то решают. Видно, думают, куда нам идти после Шоле.

Из глухого переулка выскочила группа пьяниц, выкрикивающих какие-то слова на непонятном мне диалекте. Я не уловила в них ничего оскорбительного, но для повстанцев, расположившихся на площади, они явно не подходили. Вскочил один, потом другой, и через несколько секунд началась потасовка. Люди катались по земле, тузя друг друга, дрались, кричали, даже выхватывали медные тесаки.

– Вот это драка! Ну, я полагаю, маренцы намнут бока этим горцам!

Я пока еще не понимала, кто маренцы, а кто горцы, но вся эта потасовка казалась мне отвратительной.

– Долой разбойников с болотных мест!

– Боже, когда же кончится это безумие! – произнесла я в сердцах. – Брике, ты здесь?

– Да, мадам!

– Иди за мной и не отставай.

Мы просидели на земле возле ратуши до самого вечера. Хорошо еще, что день выдался теплый… Я заметила, что вокруг много людей, подобных мне: ищущих вандейских начальников, просящих о чем-то, надеющихся на помощь – впрочем, чаще всего напрасно. Было много совсем юных девушек, открыто желающих стать «походными женами» и подцепить себе какого-нибудь генерала или, на худой конец, адъютанта. Ради достижения такой заманчивой цели они дефилировали под окнами ратуши, зазывно смеясь и приподнимая юбки. Солдаты звали этих юных искательниц приключений к себе, обещая рюмку водки в награду, но те только фыркали и презрительно переглядывались: солдатня – это не для нас.

– Не знают они еще, что такое таскаться с ватагой разбойников по лесам и пескам, – проворчала старуха, сидевшая возле меня на земле. – А что ты сидишь, голубушка? Ты ведь красива. Могла бы тоже попробовать счастья…

– Я неудачлива, – ответила я коротко.

Старухе мы почему-то понравились. Она принялась расспрашивать меня, кто я и куда иду, почему так долго сижу перед ратушей. Мне пришлось выдумать жалостливую историю о том, что я – вдова, еще не оправившаяся от смерти мужа. Я ищу Шаретта, потому что он должен помочь мне вернуть назад маленькую ферму, секвестрированную Революцией.

– Да разве Шаретт поможет? Это скверный человек, душенька.

– Он был знаком с моим мужем, – солгала я. – Он знает меня.

Когда наступил вечер, старуха порылась в своей котомке и угостила нас добрыми кусками овечьего сыра. Нашлось у нее и вино – жидкое, трижды разбавленное, кислое, но я поняла это только тогда, когда выпила, и не почувствовала от этого большого огорчения.

– Шаретт! Шаретт! – раздались возгласы.

Я живо вскочила на ноги. На крыльцо выскочил высокий худой человек в гасконских кожаных штанах, безрукавке и высоких сапогах. Голова его была повязана черным платком, надвинутом на глаза, узел находился прямо на переносице. Так делают пираты, мелькнула у меня мысль.

– Маренцы! – заорал он громким голосом. – Мы уходим! К черту всю эту свору и Кателино в первую очередь!

Я бросилась к нему, пытаясь пробраться через неожиданно возникшую толпу, но Шаретт, разумеется, и не думал меня ждать. Я видела, как адъютанты подвели ему лошадь, как он вскочил в седло и с группой приверженцев стремительно удалился с площади – весь в черном, в темном плаще, развевающемся на ветру, поразительно похожий на дьявола.

– Он уехал! О-о! Что же мне теперь делать, обращаться к крестьянским генералам?

Растерянная, оглушенная, я стояла, опустив руки. Меня толкали со всех сторон. Суматоха была невообразимая. Маренцы, верные призыву Шаретта, лихорадочно собирались в путь. Судя по их обилию на площади, я подумала, что в Шоле их не меньше трех тысяч.