Именно с этой мыслью я решила остаться и принять наследство.
Я пошла домой по дороге. Проезжающие машины опять обдавали меня грязной водой. Бабушкины сапоги терли пятки, лодыжка снова разболелась. Я запыхалась и раскраснелась. В этот момент я услышала, как за моей спиной остановилась машина. Я была уже готова отбросить гордость и поблагодарить Пола за то, что все же решил подвезти меня. Но это был Грег.
– Ты в порядке, Бетани? – Он выбрался из машины, поспешно обошел ее и взял меня под локоть.
– В порядке.
– Что-то ты сильно хромаешь. Ты, случайно, не падала?
– Нет, это все сапоги, они не мои и… Пожалуйста, не смейся, Грег.
– И не думаю смеяться. Я даже не собираюсь спрашивать, почему ты ковыляешь по проселочной дороге в чужих сапогах и в плаще, который тоже вряд ли твой, во всяком случае я на это надеюсь. Просто лезь в машину, отвезу тебя домой.
Сначала мы ехали молча, потом, не сводя глаз с дороги, он спросил:
– Была на трейлерной стоянке?
– Ты же сказал, никаких вопросов.
– Ну… простое любопытство…
– А ты где был?
Он проигнорировал мою воинственную интонацию и вполне дружелюбно ответил.
В Озерном районе.
– Где?
– Это вовсе не так далеко, как ты думаешь, всего полтора часа езды. – Он правильно истолковал мое изумление. – Разыскивал художника, которого собираюсь пригласить в свою передачу… Я выяснил, что она живет в Кесуике. Я не стал звонить, решил прямо поехать. А потом проехал немного дальше и переночевал дома.
– Дома? Разве ты живешь в Озерном районе?
– Я там редко бываю, хотя не мешало бы почаще. – Мне очень хотелось узнать побольше о его доме, о том, кого он там должен был бы навещать почаще. Но Грег сменил тему: – Трейлерная стоянка выглядит сейчас намного лучше, чем раньше.
– Раньше? Это когда же?
– Много лет назад там просто стояло несколько трейлеров, кругом грязь, правда был душевой павильон и сырой дом, где располагалось кафе.
– Такое впечатление, что ты там жил?
– Да, одно лето, вместе с матерью… Ну вот, приехали.
Машина остановилась, а в голове у меня продолжали сновать разные мысли. До последнего момента я считала, что к Ситонклиффу Грега привязывает лишь его интерес к истории христианства и развалинам монастыря. Оказывается, много лет назад он жил здесь с матерью летом. Он тогда был мальчиком… высоким и темноволосым…
Грег вылез из машины, обошел ее и открыл мне дверцу. Он держал в руке кейс.
– Я тебе кое-что принес, переводы, помнишь? У меня их довольно много дома.
Из машины я выбралась с опаской. Но даже короткий отдых помог, я почти не хромала, поднимаясь по ступенькам.
– Зайдешь? Выпьем кофе.
– Да, с удовольствием. Я ведь к тебе и ехат.
Я сняла сапоги, прежде чем войти в дом, а внутри первым делом начала стягивать плащ. Грег поставил кейс на пол, чтобы помочь мне.
– Дай-ка плащ сюда. Ты уверена, что не хочешь и его оставить снаружи?
– Нет, он не так уж плох, мне даже нравится. Повешу куда-нибудь просохнуть.
Грег прошел за мной на кухню и, пока я вешала плащ на вешалку, снял кожаную куртку и повесил ее на спинку стула. Потом налил воды в чайник и достал пару кружек из буфета.
– Слушай, скажи мне, что где, и я сварю кофе. Тебе, наверно, стоит подняться наверх и обсушиться.
Да, он прав. Бабушкин плащ местами пропускал воду, так что моя одежда была вся во влажных пятнах. А вот капюшон оказался надежным, и волосы на этот раз не облепили лицо. Я подняла голову и увидела, что он смотрит на меня.
– В чем дело?
– Твои волосы…
– Что с ними?
– Очень красивые. Что ты с ними сделала?
– Ничего. Просто воздух влажный, вот они и вьются слегка. Но это ненадолго…
Я видела, что он поднял руку, но не: смогла шевельнуться. Он слегка коснулся моей щеки, потом поднял волосы и позволил им пробежать между пальцами. Затем положил мне руку на шею, ласково поглаживая ее. Я почувствовала, что дрожу. Он не сводил с меня взгляда. Я подняла руки, обняла его и притянула к себе. Он крепко прижал меня и коснулся губами моих губ.
Поцелуй не был страстным, скорее медленным и нежным, но он потряс нас обоих до глубины души… Я оставила его варить кофе, радуясь, что он, так же как и я, потерял дар речи, и бросилась в свою спальню. На лестнице всегда было темно, так что я щелкнула выключателем. Безрезультатно: очевидно, перегорела лампочка. Мой фен все еще лежал на полу, включенным в розетку. Я споткнулась о него в темноте, но, похоже, не повредила. Отодвинув его ближе к стене, я вошла в спальню, чтобы переодеться.
Пока я сбрасывала платье и натягивала джинсы и хлопчатобумажную рубашку, Грег приготовил кофе и отнес поднос в гостиную. Я нашла его у балконной двери.
– Прелестный сад, но довольно запущенный, – заметил он, не оборачиваясь.
– Знаю, надо будет что-то сделать, но я ничего в садоводстве не понимаю. Тут я совершенно беспомощна. Моя подруга Джози даже называет меня «Смерть комнатным растениям». Видно, в этом я пошла в отца.
– Но твой отец наверняка любил этот сад. Уверен, что именно он и сделал его таким.
– Откуда тебе это известно?
– Бетани, насколько хорошо ты знаешь своего отца?
– По-видимому, не слишком, – с горечью призналась я.
Сев в кресло у камина, я обеими руками взяла кружку с кофе с журнального столика. Грег сел напротив. Я вспомнила свои грезы в первый вечер. Они закончились тем, что я в своих мечтах заметила его настороженный взгляд. Именно так он смотрел на меня сейчас.
– Мне хотелось бы, чтобы ты ответил на мой вопрос, – сказала я.
Он опять не дал мне прямого ответа.
– Я знаю, что твой отец – художник…
– Что же, я и этого не знала.
– Мне довелось видеть некоторые из его работ…
– Которых я никогда не видела.
– Я это понял тогда, в монастыре. Ты так… бурно прореагировала, когда увидела его рисунок. Ну, а что касается этого сада, то я видел наброски, эскизы сада, пояснительные записки.
– Где?
– В галерее.
– Работы моего отца есть в галерее? Почему же я их никогда не видела?
– Потому что он, похоже, бросил писать, когда увез тебя отсюда. Все его работы, которые можно увидеть, относятся к давним годам, и их очень немного.
– Грег, когда ты решил делать передачу о монастыре, ты знал, что я буду здесь?
– Конечно нет. Я и понятия не имел, кто сейчас живет в Дюн-Хаусе.
– Сейчас?
Он улыбнулся моей подозрительности.
– Я же уже говорил, что жил одно лето в Ситонклиффе, когда был мальчишкой. Твой отец был талантливым и начинающим преуспевать художником, к тому же в таком маленьком городке всегда сплетничают о жильцах большого дома.
– Ты знал, что я только что приехала?
– Ну, я догадался, вспомнив твою реакцию на мой вопрос об отпуске. Знаешь, я ведь приехал сюда за пару дней до тебя, – продолжил он, – и сомневаюсь, что вернулся бы сюда, не найди я ту старую рукопись.
– И на этот раз ты не живешь на трейлерной стоянке. – Грег улыбнулся. Нет, он не дождется от меня вопроса о том, где же он остановился на этот раз. Пусть играет в свои глупые игры, если ему так хочется. – Я приехала, потому что бабушка оставила мне этот дом… то есть он будет моим, если я соглашусь.
– А что ты решила?
– Думаю, я соглашусь.
– Замечательно, мне не придется обсуждать мои планы с кем-нибудь еще! Теперь насчет обещанных переводов… – Он допил кофе и сходил в холл за кейсом. – Вот, я их тебе оставляю. Мне неловко присутствовать, когда ты их будешь читать. – Он положил папку на кофейный столик.
Стоя в дверях, я глядела на отъезжающую машину. Мне хотелось спросить его о многом, но, хотя Грег и отвечал охотно, он установил некоторые границы. А еще я не была уверена, что он всегда отвечал мне правдиво. Он не лгал насчет причины своего возвращения в Ситонклифф. Однако я ощущала: он знает значительно больше о моей семье, чем может знать человек, проживший здесь неподалеку вместе с матерью всего одно лето. Откуда, например, ему известно, что отец «увез меня отсюда»? Наиболее приемлемым объяснением было то, что лето, проведенное им тут, было тем самым, когда умерла моя мама.