От капитана Хвостова и его людей узнали, какие трудности им пришлось пережить и какие тяжелые потери понес их отряд.

…Отряд "Новатор" выехал из Москвы вместе с нами. В его составе тогда было тридцать семь человек. А к середине июля 1942 года в отряде осталось всего тринадцать человек. Однако, несмотря на большие потери, омсбоновцы продолжали активную деятельность.

В этой местности было много окруженцев и парней призывного возраста, которые прижились по деревням. Командование омсбоновских отрядов решило вопрос об этих людях просто: построили специальный лагерь, в который собирали всех мужчин призывного возраста. Из них формально создавались взводы, роты. В лагере с ними занимались военной подготовкой бывшие командиры Красной Армии из окруженцев. По мере накопления людей в сборочном лагере их партиями переправляли на Большую землю (вместе с отрядами, возвращающимися через линию фронта после выполнения задания ила с другой оказией).

Осмотревшись на новом месте, мы приступили к боевым делам на "железке". Неприкосновенный запас тола (шестнадцать килограммов) решили использовать только для иницирующих зарядов. А для основных зарядов снаряды и мины, которые всюду собирали.

В ночь на 16 июля боевая группа под командованием Моргунова вышла на "железку" восточнее деревни Бадуны и подорвала воинский эшелон. Было разрушено семь вагонов с живой силой противника. По данным разведки, в этом крушении погиб гитлеровский генерал. В ночь на 18 июля группа Ивана Рогожина пустила под откос вражеский эшелон, следовавший из Смоленска на Оршу. Семнадцать вагонов с военными грузами разлетелись в щепки. После этой операции железная дорога бездействовала в течение двух суток…

Срок нашего пребывания в тылу врага подходил к концу, а люди рвались на боевые задания. Каждому хотелось сделать как можно больше. Однако запасы ВВ у нас фактически кончились. Электрические замыкатели и запалы из-за влаги пришли в такое состояние, что нуждались в основательном ремонте. Мы ремонтировали их своими силами.

Было солнечное утро 18 июля. Свободные от заданий ребята занимались личным хозяйством. Заводили разговоры о выполненных и предстоящих боевых заданиях, о скором возвращении домой. Правда, о переходе на Большую землю говорили пока еще неуверенно. В отряде оставалось несколько человек больных, которых надо было прежде поставить на ноги.

Алексей Моргунов уединился подальше от шалашей. Разложил перед собой несколько противопехотных мин, омметром проверял проводимость их электросетей. Потом решил разобрать несколько испортившихся мин, чтобы из сохранившихся деталей смонтировать одну, пригодную для работы. Дело у него шло успешно и подходило к концу. Он был доволен и даже мурлыкал какой-то веселый мотив.

— Леха, иди завтракать! — позвал кто-то из его отделения.

— Минутку, ребята. Кончаю.

К Моргунову подошел командир отряда. Минер стал показывать ему результаты своей работы. Капитан одобрительно кивал, довольно улыбался.

— Ну-ну, кудесник, давай мозгуй. Посмотрим, как она у тебя на "железке" сработает.

— Не сомневайтесь, товарищ капитан. Сработает как часы!

— Дай бог! Желаю успеха! — сказал Бажанов, присел в сторонке на бревно, закурил.

Алексей Моргунов был прекрасным минером. Но ни один человек, как известно, не гарантирован от ошибок.

Не избежал ее и Алексей Моргунов. Мина взорвалась у него на коленях…

Этим же взрывом тяжело ранило Бажанова. Десятки мелких осколков впились ему в лицо, в грудь, в живот. Когда мы подбежали к командиру, он был весь в крови и ничего не видел.

Лыжника Алексея Александровича Моргунова похоронили близ деревни Ельня. Долго стояли у свежего холмика.

Неожиданная, трагическая смерть Алексея потрясла нас. Мы не находили себе места. Много раз Моргунов бывал на опасных заданиях, неоднократно смерть следовала за ним по пятам, однако все кончалось благополучно. А тут такой нелепый случай оборвал еще одну молодую жизнь!..

Вечером 19 июля на "железку" готовилась идти группа Голохматова в составе Келишева, Широкова, Иванова, Секачева, Сосульникова, Мокропуло, Домашнева, Ерофеева и Горошко. Противопехотную мину, которую использовал в качестве взрывателя и иницирующего заряда, Николай брать не захотел.

— К черту эти старые коробки! Будем рвать активным способом петардой! — решительно заявил он.

— А не заметят охранники? Ведь петарду придется монтировать на головке рельса, совсем открыто? — спросил Иванов.

Голохматов нахмурился, помолчал.

— Не лучше ли зажигательной трубкой, Коля? — предложил Иван Келишев.

— Ладно. Решим на месте.

Когда группа выстроилась для получения обычного инструктажа перед уходом на боевое задание, я внимательно посмотрел на каждого и сказал:

— Товарищи, на "железку" вы идете, наверное, последний раз. Скоро домой. Не забывайте об этом и будьте предельно осторожными. Помните о тяжело раненном командире отряда и о больных товарищах. Им потребуется ваша помощь, и особенно когда будем переходить линию фронта. Я не приказываю. Я прошу вас быть осторожными… Возвращайтесь все целыми и невредимыми. Желаю успеха.

Они молчали. Лица их были суровы и строги.

В полночь до лагеря долетел грохот мощного взрыва.

Вернувшись с задания, Голохматов доложил, что в километре от деревни Шаховцы, где густой кустарник подходил к самой насыпи железной дороги, они скрытно подползли к "железке". Перебили охрану из карабинов с насадками. Заложили три 152-миллиметровых артиллерийских снаряда и килограммовый иницирующий заряд тола. Когда увидели приближающийся поезд, подожгли запальную трубку, предварительно рассчитав длину бикфордова шнура. Взрыв произошел немного раньше — метрах в пяти-шести от паровоза. Локомотив влетел в огромную воронку. Вагоны нажали на тендер, паровоз развернуло, он замер поперек полотна, загородив обе колеи. Налезая друг на друга, вагоны образовали огромный завал.

Вечером в лес пришли наши друзья из деревни Шаховцы. Они рассказали, что во время крушения разбились двенадцать классных вагонов, в которых ехали немецкие солдаты и офицеры. Это был шестнадцатый по счету воинский эшелон противника, подорванный нами в треугольнике железных дорог Смоленск — Витебск — Орша.

Последний день в лесном лагере, близ деревни Ельня, прошел в хлопотах и сборах: проверяли и чистили оружие, подгоняли снаряжение, стирали и латали одежду, чинили обувь, которая так износилась, что держалась, как говорят, на честном слове. Мылись, стриглись. Кое-кто сбрил бороды, но не все: решили в Москве появиться "настоящими" партизанами. Особенно солидными бородачами выглядели Николай Ананьев и Георгий Иванов.

Разговоры велись чаще о том: какой стала Москва? Кто нас там встретит? К кому в гости пойдем прежде всего? Москвичей больше волновали их семьи: все ли живы? Как они живут? Ведь Москву не раз бомбили за это время. Стараясь успокоиться и скрыть тоску по дому, переходили на шутки, веселые разговоры.

Для раненого командира отряда достали верховую лошадь. Бажанов хотя и мог немного ходить самостоятельно, но ничего не видел, на глазах у него постоянно была темная повязка.

Покидая Смоленщину, мы хорошо знали, что в глубокий тыл противника пробирались и еще будут пробираться многие отряды и оперативные группы омсбоновцев, как бы сменяя нас. Боевая эстафета. Знали мы и о том, что, кроме омсбоновцев, в тылу врага действуют отряды, разведывательно-оперативные группы и другие подразделения частей и соединений Красной Армии, а также партийное и комсомольское подполье. Да и мы не собирались долго задерживаться в Москве. Нам бы только подлечиться, отдохнуть немного, перевооружиться и снова в бой…

20 марта отряд "Особые" выехал из Москвы в составе тридцати семи человек. Теперь нас было двадцать четыре, кроме принятых на месте.

Поздним вечером 28 июля 1942 года мы покинули свой последний лесной лагерь и двинулись в сторону линии фронта.