Указательный палец Назир Шаха коснулся шершавого покрытия рождественской открытки. Зеленая красавица елка покрыта белым веществом, похожим на выпуклые комья снега, на верхушке горела алая звезда. Эта открытка обозначала двух русских, арестованных за организацию взрыва у мечети.
«Там русские и здесь русский, это не может быть простым совпадением». – Следователь был уверен, но вот проверить эту версию он не мог. Чтобы дать возможность наемнику расслабиться, по возможности потерять бдительность и тем самым проявить себя, Шах приказал Али отделить этого русского от остального экипажа яхты. А вот с арестованными русскими было сложнее. После того, как МИД России признал, что оба задержанных – офицеры одной из спецслужб, их перевели из камеры полицейского участка в тюрьму. Теперь, чтобы добраться до них, ливийцам предстояло сильно, очень сильно постараться.
«Здесь необходимо глубокое внедрение», – подумал следователь, отбросив эти две открытки и взяв следующую, с пустынным пейзажем и караваном верблюдов. Здесь был зашифрован комиссар полиции Абуала Малик, человек умный, опытный, приближенный к особе султана. Но главное заключалось в том, что дело о взрыве вел лично комиссар полиции, а значит, он знал больше, чем кто-либо другой. Последней в его коллекции оказалась открытка с репродукцией картины «Гибель Помпеи»…
Назир Шах был материалистом и не верил в совпадения, небезосновательно считая, что в девяноста девяти процентах совпадения – дело рук человеческих. Поэтому пожар на лайнере «Варшава» на следующий день после взрыва весьма и весьма насторожил следователя ливийской контрразведки.
«Нужно разобраться, – еще одна открытка легла на стол. Выходило, что следует одновременно разрабатывать четыре объекта: наемника, двух арестованных русских агентов, комиссара полиции и выяснять причину пожара на лайнере. – Много работы, – Назир Шах начал мысленно раскладывать пасьянс предстоящего расследования. – А у меня всего два оперативника и четверо боевиков из группы силовой поддержки». Для раскручивания такого клубка людей катастрофически не хватало, желательно бы иметь хотя бы парочку следователей, вдвое больше оперативников и специалистов по электронной слежке. Желательно, но ливиец прекрасно понимал, что это невозможно. Ливия по-прежнему находилась в международной изоляции, и каждый покидающий страну человек был под особым присмотром, а так недолго и своих людей провалить.
«В конце концов, на финальном этапе можно использовать людей Али и русского наемника, если он окажется ни при чем».
Впрочем, насчет последнего кандидата у следователя были большие сомнения…
Опасения заместителя директора ЦРУ относительно русских арестантов в Буктаре не были напрасными. Действительно, в Москве на самом высоком внешнеполитическом уровне велись переговоры. Но не только в МИДе пытались вытащить из далекой тюрьмы двух россиян.
Федеральная служба безопасности также не сидела сложа руки. По личному приказу директора ФСБ готовились меры по вызволению двух офицеров.
Окажись Христофоров и Лялькин замешаны в шпионском скандале, все бы оказалось намного проще. Их бы выдворили из страны, а госбезопасность России таким же макаром оформила парочку буктарских дипломатов.
Но ситуация осложнялась тем, что полковник и капитан не были объявлены шпионами, их обвиняли в убийстве. И кой-какие западные газеты даже называли их террористами. Поэтому для освобождения офицеров обычные методы не годились, тут нужны были самые крупные (убойные) козыри, которых на данный момент у ФСБ не было.
Аналитическое и оперативное управления работали, не покладая рук, но результатов все еще не было. Сотрудники посольства султаната Буктар носа не казали за территорию дипломатической миссии.
Внешняя торговля России с этим маленьким островным государством практически отсутствовала, поэтому и арабских бизнесменов не было на территории России. Оставалась лишь группа спортсменов, прибывших в Россию на соревнования по тяжелой атлетике. И пока они не покинули страну, было решено этих обрабатывать с филигранной осторожностью.
– Ну и как тебе эти арабы? – потягивая черный кофе из маленькой фарфоровой чашечки, спросил капитан Артемов у молодой пышногрудой девицы. В определенных кругах, а именно дорогих жриц любви, девушку знали под именем Зизи, хотя согласно паспорту она носила более прозаическое имя – Светлана Петровна Коваленко, уроженка города Конотопа. С капитаном Артемовым она была хорошо знакома, тот курировал «стадо ночных бабочек», вьющихся у огней гостиницы «Москва Златоглавая». Со сменой политического строя в стране для проституток, работающих за валюту с иностранцами, ничего не изменилось, потому что государственная безопасность не имеет ни границ, ни ограничений.
– Да как вам сказать, господин капитан, – Зизи широко улыбнулась, демонстрируя чекисту два ряда белоснежных зубов. – Они штангисты. А вы знаете шутку о трехстворчатом шкафе с маленьким ключиком? Так эти парни не исключение.
– Ну, знаешь, физиология, – капитан отвел в сторону глаза от плотоядного лица путаны, – меня не касается. Разговор, душа моя, пойдет совсем о другом, так сказать, о вещах более меркантильных.
– Я вся во внимании, начальник. – Зизи, высунув язык, провела коралловым кончиком по губам и призывным грудным шепотом спросила: – Вам нужны деньги?
– Фи, как пошло, предлагать российскому офицеру взятку, – Артемов наигранно поморщился, отодвигая от себя пустую чашку. – Как известно, гусары денег не берут. Поэтому вопрос поставлю по-другому. Ты сегодня опять навестишь арабского друга? Кстати, как его зовут?
– А для меня они все Мамеды, как азербайджанцы все как один – Алики. Буду, буду сегодня, – со смехом подтвердила проститутка и, будто спохватившись, добавила: – Они ведь завтра уже улетают в свой Чуркистан.
– Ты молодец, деваха, умеешь схватить самую суть проблемы, – похвалил девушку капитан. Он запустил руку во внутренний карман пальто, вытащил оттуда плоскую коробочку портсигара и протянул собеседнице.
Едва взяв портсигар в руки, Светлана сообразила, что держит вещь несомненно дорогую, но даже представить не могла насколько. На ее ладони уместился платиновый портсигар с алмазной монограммой императора Николая Первого.
– Эта вещь должна оказаться в чемодане твоего Мамеда. А потом мы сможем решить вопрос о твоей прописке в столице нашей Родины. Ферштейн?
– Яволь, герр официр, – в тон ему ответила Зизи, и портсигар исчез в ее сумочке.
Расстались они довольные друг другом, путана первой покинула уютный зал небольшого кафе, а капитан, немного задержавшись, заказал еще одну чашечку кофе и рюмку коньяка.
Ощущая приятную тяжесть в сумочке, Зизи влетела в небольшую уютную квартирку, которую снимала недалеко от станции метро «Маяковская», где проживала вместе со своим любовником и сутенером Санчесом.
Пятидесятилетний рецидивист Санчес, отмотавший два срока, один за кражу икон из церквей Севера и России, а второй за отправку за рубеж лжешедевров, последние три года перебивался тем, что держал телушник, обеспечивая «клубничкой» богатых клиентов. О том, что Зизи работает на органы, Санчес знал и даже в какой-то мере поощрял, надеясь, что в случае чего подруга замолвит за него словечко.
Так начинающий стареть рецидивист и рассчитывал дожить свой век при «ночных бабочках», но судьба вновь совершила крутой поворот.
В отличие от дурехи Зизи, Санчес мгновенно вычислил ценность портсигара.
– До вечера время еще есть, – спокойно заявил он и, сунув в карман куртки раритет, вышел из квартиры…
Вечером того же дня Артемов лично наблюдал, как Зизи ушла в сопровождении невысокого широкоплечего араба. Через два часа проститутка покинула номер спортсмена и, сделав своему куратору ручкой, вышла из гостиницы.
Капитан, наблюдая, как желтая «Волга»-такси увозит путану в ночь, уже размечтался, чем его наградят, внеочередным званием или начальство отделается медалью. «Тогда уж лучше «За отвагу». В таком благодушном настроении Артемов пребывал почти трое суток…