У Виктории уже начала затекать шея от того, что она смотрела вверх на Хантера.
– Я не хочу, чтобы вы уезжали, – прошептала она.
Хантер положил руки ей на плечи и тихонько сжал их. Он хотел встряхнуть ее, чтобы слегка образумить. Ведь она ведет себя так, будто он имеет полное право здесь оставаться.
По щеке Виктории пробежала слезинка. Он остановил ее большим пальцем. Ему хотелось, чтобы она поняла, как все должно быть.
– Моя бабушка была индианкой.
– А моя бабушка – ирландкой.
Он подумал, что ему следует быть более прямолинейным. Виктория все еще не могла понять, что ей следует иметь против него предубеждение.
– Я полукровка, – напомнил он ей тихим шепотом.
– Я тоже, – мгновенно отвечала она.
Хантер вышел из себя:
– Так я и поверил!
Она не испугалась его крика, а просто ткнула его в грудь.
– Я наполовину ирландка, наполовину – француженка, и не надо перечить, факт остается фактом.
У него не было больше сил спорить с ней, потому что она не поддавалась никакой логике.
– Я уезжаю.
Она схватила его за пряжку ремня.
– Я, может, и не влюблена в вас вовсе.
– Господи, надеюсь, что нет.
Она поднялась на цыпочки. А он в то же мгновение наклонился. Губами он припал к ее губам, а руками обхватил за талию. Он долго и крепко ее целовал, а когда опомнился и оторвался от нее, она не могла отдышаться и смотрела на него мечтательными и слегка осоловелыми глазами.
Хантеру захотелось еще раз поцеловать ее, но он не смел. У него опустились руки. Из-за этой женщины он начинал думать, что возможно невозможное.
– Пустите же меня, – приказал он.
– Вы можете уехать, когда родится ребенок, – выпалила вдруг Виктория.
– Ни одна женщина не может приказывать мне, что я должен делать.
Она села на лавку и склонила голову.
– Тогда уезжайте. Мне не нужны ни вы и никто другой. Я и сама прекрасно справлялась.
Он фыркнул;
– А как же ваш муж?
И тут же решил, что не станет дожидаться ее ответа. А то она снова выдаст ему одну из реплик своего мудреного денди, и тогда-то он точно выйдет из себя.
Хантер был уже у дверей, когда до него донесся ее шепот:
– Я никогда не была замужем. Так что, в самом деле, лучше не связываться с такой женщиной, как я.
Он остановился как вкопанный. И спросил, не поворачивая головы:
– Тогда кто такой Уильям?
– Он был знаменитый драматург. Его полное имя Уильям Шекспир. Он давным-давно умер.
Хантер простоял так, наверное, с минуту, не говоря ни слова, потом вышел во двор. Виктория поднялась и побежала в спальню. Рыдания душили ее.
Хантер прошел половину просеки и только потом остановился. Он обдумывал ситуацию не меньше пяти минут.
Лукас как раз готовился рубить дрова. Он снял рубаху и собирался положить ее в фургон, когда Хантер, как ошпаренный, выскочил из дома. Лукас слышал, как приятель бормочет что-то себе под нос, а когда Хантер остановился и стоял несколько минут неподвижно, он совершенно точно понял, что происходит.
Мимо пробежала Джорджи. Лукас поймал и поднял ее.
– Не трогай сейчас Хантера, – прошептал он дочке тихо, чтобы друг случайно не услышал.
Потом мимо торопливо прошел Дэниел. Лукас схватил его и прижал к себе.
– Оставь Хантера в покое, – велел он сыну.
– А что он делает? – поинтересовался Дэниел. Лукас улыбнулся.
– Борется. Того и гляди поймет, что все неизбежно. – Он не спускал глаз с Хантера. – Почему бы вам обоим не сходить и не посмотреть, что там мама делает?
Он поставил Джорджи на землю, Дэниел взял ее за руку и отвел обратно в дом. Наконец Хантер на что-то решился. Он повернулся и подошел к Лукасу.
– Я еще ненадолго останусь, – заявил он.
– Я буду очень благодарен тебе за помощь.
Хантер кивнул. Он обрадовался, что приятель не спрашивает его, почему он вдруг передумал. И быстро заговорил о другом:
– Ты в самом деле считаешь, что Колдер может объявиться здесь на днях?
– Если он думает, что его золото у меня, то да.
– Может, его поймают, когда он доедет до Су-Сити.
– Вполне может быть, – согласился Лукас.
– Виктории нельзя отправляться в путь, пока не родится ребенок. Она с трудом перенесла наше путешествие сюда. Ей надо передохнуть.
– Ты предлагаешь, чтобы мы остались здесь на какое-то время?
– Просто не вижу другого выхода, – отвечал Хантер.
Конечно, Лукас думал о Виктории, но его больше волновали его жена и дети. Эти места не для них. Он бы с ходу мог назвать по крайней мере десять причин, почему здесь небезопасно. Кто-нибудь из них может в любую минуту наступить на змею, утонуть в ручье или попасть в лапы медведя. И этот список можно продолжать бесконечно.
Но все же Хантер прав. Им надо остаться до рождения ребенка.
Хантер отправился в город, чтобы подкупить материала для ремонта лестницы.
За ужином Лукас сообщил Тэйлор, что Хантер согласился остаться до рождения ребенка. Когда Виктория услышала эту новость, она разрыдалась. Вскочила, извинилась и убежала к себе в спальню.
– Что это с ней? – спросил Дэниел Дэвид.
– Это она от счастья, – объяснила Тэйлор.
Лукас покачал головой. Реакция Виктории показалась ему чертовски странной. Он снова переключился на жену. Она сегодня была необыкновенно хороша со своими струящимися по спине волосами и порозовевшим от хлопот у плиты лицом. Ему подумалось, что он готов с радостью любоваться ею всю ночь.
Но она не обращала на него никакого внимания. Джорджи нарочно положила печенье в тарелку Элли прямо на кусок соленой свинины, что вызвало мгновенный и бурный скандал, и Тэйлор пыталась одновременно утешать одну дочку и совестить другую.
Когда Элли сделала маленькую паузу, чтобы набрать воздуха, Лукас преподнес вторую новость:
– Мы побудем здесь, пока Виктория не родит. А тогда уедем.
Тзйлор подарил ему лучезарную улыбку. Но он сразу напомнил ей, что это всего-навсего их временное жилище:
– Пожалуйста, не считай, что я передумал. Здесь мы детей воспитывать не будем.
– Нет, конечно, нет, – ответила она.
Он вел себя так, словно не слышал, что она согласилась с ним.
– Здесь совсем небезопасно для них и для тебя. Ты для таких примитивных условий слишком хрупкая. Осенью мы переезжаем в город.
– Но ведь ты не выносишь города.
– Ничего, привыкну.
Она сдерживалась, но с большим трудом.
– У тебя уже есть какой-нибудь город на примете?
– Мы вернемся на восток.
Она ждала разъяснений. Но через минуту-другую поняла, что муж не скажет больше ни слова о своих дальнейших планах относительно семьи.
– Я вовсе не хрупкая, Лукас. Но он не хотел ее слушать.
– Осенью мы уедем отсюда. Даже не думай устраиваться здесь навсегда.
Она заверила его, что не станет этого делать.
И на следующее утро повесила на окна занавески, белые, в желтую клеточку. Она сказала Лукасу, что это лишь для того, чтобы не заглядывали с улицы, но это было смешно, если учесть, что живут они в глуши. Да, она понимает, что они уедут. Конечно, понимает. Он сам сказал ей об этом не меньше сотни раз. Но ведь это не значит, что все это время они должны прожить на тюках.
Вечером он заметил на столе скатерть. И посуду, выставленную на полках аккуратными рядами. Их кровать была застлана новым покрывалом, а на камине стояла ваза с полевыми цветами. И жилище все больше и больше начинало походить на дом.
Ролли позволил им купить у Фрэнка кресло-качалку с тем условием, что сможет брать его взаймы в воскресенье вечером для чтения газеты. Тэйлор с радостью согласилась. Но Фрэнку казалось, что у Ролли нет никаких оснований ставить Тэйлор какие-нибудь условия. То, что он своими руками сделал это кресло, не значит, что он может брать его, когда ему захочется. Он, в конце концов, сам и продал его Фрэнку, если помнит.
Громиле не нравилось, когда ему говорили, что можно, а что нельзя делать. Он схватил Фрэнка за ворот, собираясь встряхнуть его как следует, но тут вмешалась Тэйлор: