Я не хотел рассказывать эту историю. Но я стар, мне недолго тянуть, и, — кроме меня, никто не расскажет людям, как от них ушел год. Вернее, не пришел к ним — сгорел, подобно метеориту, не коснувшемуся земли.

Никто этого не заметил, кроме атомных часов — эталона. Они отметили после тысяча девятьсот девяносто пятого года тысяча девятьсот девяносто седьмой. Но комиссия, следившая по часам за ходом времени, посчитала, что механизм испортился, и заменила часы новыми. Факт этот не был даже опубликован…

Ничего не случилось особенного. В суете новогодних празднеств и карнавалов, в комнатах, полуосвещенных телеэкранами, у мартенов и на пограничных постах миг, когда старый год сменился новым, прошел почти незамеченным: кто-то затяжнее зевнул, у кого-то слишком долго опускались ресницы — и пусть себе. Правда, в этот миг скончался президент АБИ — Ассоциации биологических исследований.

Но ведь каждую секунду на планете умирает несколько человек…

Никто ничего не заметил, и очень трудно убедить теперь — да и тогда убедить было бы нелегко, что произошло событие фантастическое.

Я работал на метеоспутнике, следил за «Стеллой» — тайфуном дают милые женские имена. «Стелла» зародилась к югу от Алеутов, двигалась на Курилы. Какое-то время я шел над ней, передавал данные о направлении, скорости. Поглядывал на часы-тоже готовился встретить праздник. «Алло!» — проверил каналы связи: меня должны были поздравить. За работой — и за часами — проглядел неисправность: вышла из строя система подогрева кабины и спутника в целом. Температуру почувствовал кожей, и когда взглянул на термометры — столбики показывали пятьдесят градусов. Пока возился — безуспешно, — пытаясь устранить неисправность, температура поднялась до шестидесяти. «Как в Каракумах!» — сообщил на базу. Оттуда последовали советы, что и как делать. Сделал — не помогло. Ртутные столбики браво росли, и тогда мне дали команду: «Катапультируйся!»

Меня вышвырнуло в тот момент, когда спутник взорвался. Обломком повредило на скафандре спусковые ракеты — включило искру. Ракеты рванули свечой, и, когда горючее выгорело, я пошел вниз как камень. «Конец. Вот и конец…» Две-три минуты, и из меня будет — чирк! — светлая полоса. Кто-то среди ротозеев внизу воскликнет: «Метеорит! Как красиво!» Это я… метеорит.

Но кончилось по-другому — иначе я не излагал бы этот рассказ.

Внизу появилось крыло-треугольник — из тех, что в конце века заменили фюзеляжные самолеты. Появилось внезапно, из ничего, — любой спутник, лабораторию я заметил бы издали. Крыло меня озадачило не только внезапным появлением. Я мог врезаться в него по пути, и эта возможность обрадовала меня не больше первой: сгореть или расплющиться. Однако скорость падения замедлилась, траектория изменилась, и спустя считанные секунды, когда я был над крылом, на его плоскости открылась воронка и, словно вихрем, скрутив по рукам и ногам, меня втянуло в нее.

Удивиться я не успел. Удивление придет позже. Меня всосало в воронку, бросило в темноту.

Но свет вспыхнул. Я стоял в тесной металлической коробке, как в лифте. Створки двери раздвинулись, открыв коридор.

— Пройдите! — сказали мне.

Я сделал по коридору несколько шагов.

— Снимите скафандр.

Кто говорил, я не видел: в коридоре никого не было. Динамика тоже не было, но я мог его просто не заметить.

Справа открылась ниша, как в наших шлюзовых камерах, куда вешаем скафандры. Я снял скорлупу, повесил на крюк.

— Две минуты стерилизации.

Все было обычным, даже рутинным — процедуры одинаково соблюдались на всех космических кораблях. Время стерилизации — тоже. Стою жду.

Две минуты немного, но достаточно, чтобы понять, как вовремя подвернулся корабль и каким неожиданным было спасение. Притом — воронка. Не знаю кораблей с открывающимися воронками на крыле. Так вообще — много ли чего я знаю или не знаю! Честно сказать, не опустился бы на крыло, если бы что-то не притянуло меня, не подправило траекторию. Непонятно, но, по существу, здорово.

В конце коридора над дверью возникла надпись:

«Войдите». Я отвел дверь, вошел.

То, что открылось, поразило меня несказанно.

Это был отсек управления; пульт, смотровое окно, приборы. Но люди!.. Их было трое: мощный старик, с бородой, с усами под самые уши, с насупленными бровями. Девочка — как я на первый взгляд посчитал — в белом светящемся платье, с голыми до плеч руками, с ясными нестерпимо-голубыми глазами и с синими, под цвет глаз, сережками. Третьим был карапуз-мальчишка, сидел на полу с игрушками; на красном его свитере, на груди, было написано: 1997. Все трое глядели на меня в упор, а я, еще не оторвавшись от ручки двери, бестолково моргал глазами: это же Дед Мороз, Снегурочка и Новый год, который они везут на Землю!

— Откуда? — тряхнул бородой старик, видимо, спрашивая, откуда я к ним свалился.

Машинально я ткнул рукой в потолок.

Старик кашлянул — показалось мне, не совсем удовлетворенно. Но тут запели приборы, Снегурочка обернулась к пульту, сказала:

— Подходим.

— Садитесь! — кивнул мне старик на свободное кресло и тоже обернулся к приборам.

Я сел.

Мальчишечка поднялся с пола, подошел ко мне с игрушкой, сказал:

— На.

Новогодний подарок, подумал я, принимая игрушку — расйнсного конька. Конек заливисто заржал у меня в руке, я вздрогнул. Мальчишечка засмеялся, полез ко мне на колени.

Дед Мороз и Снегурочка работали на пульте. Маленькие тонкие руки девчонки одновременно, кажется, умели нажимать десятки кнопок и клавишей. Пульт пестрел россыпью цветных огоньков, которые вспыхивали, переливались.

— Полночь, полночь… — бормотал Дед Мороз.

— Полминуты до полночи, — Снегурочка продолжала работать на пульте.

— Полночь…

— Десять секунд. Две… — отозвалась Снегурочка.

— Искра! — Дед Мороз нажал на рычаг в центре пульта.

Корабль вздрогнул. В боковых окнах вспыхнуло ослепительно желтое пламя, осветило кабину, лица мертвенным светом. Взорвалась сверхновая, веки невольно сощурились. Однако тут же на окна надвинулись светофильтры, хотя и сквозь затемненные стекла виднелось море огня.

Мороз и Снегурочка сосредоточенно работали над приборами.

Мальчишка, после того как световые эффекты кончились, поерзал у меня на коленях, сказал:

— Расскажи сказку.

— Какую сказку? — спросил я.

— Какую хочешь.

Видно было, что мальчишка не уймется без сказки — так прочно он устроился на коленях, — я подумал и начал:

— Знаю, — сказал мальчишка.

Тогда я начал другую. Начало забыл — с середины:

— В царство славного Салтана. Знаю, — сказал мальчишка.

Я опять подумал и начал импровизацию:

— Космический корабль подходил к неизвестной планете. Это была черная планета, с черным солнцем и с черными океанами.

— Там будут чудовища разные — тахорги, — перебил мальчик. — Их будут убивать из бластеров. Знаю.

— Да-а… — сказал я. Мальчишка был силен и в фантастике.

— Ну?.. — Мальчишка поднял ко мне круглое, курносое лицо.

Тут Снегурочка обернулась от пульта и сказала:

— Отстань! Прилипала…

Мальчишка, видимо, не обидевшись, но и без всякого интереса ко мне, соскользнул с колен и опять присел на ковер, к своим игрушкам.

Мороз, не отрывая глаз от индикаторов и стрелок на пульте, сказал Снегурочке:

— Накорми гостя. Сама поешь. Впереди еще, — взглянул на часы, — полсуток.

— Уровень… — кивнула она на один из приборов.